Воткните в мое сердце
Электропровода —
Да, да, да-а-а!
(«Синеглазый демон», группа «Браво»)
Начало советского рока. Долгие поиски убедили меня в том, что первая настоящая рок-группа появилась в Риге. На платформе «Иманта» около электрички меня встретил человек и, усадив в белую спортивную машину «Ханса» 1937 года, привез в свой деревенского типа коттедж. Там, под навесом, стоял еще гигантский «Бьюик—8» 1940 года. «Моя голубая мечта — раздобыть настоящий рок-н-ролльный автомобиль, американский хромированный «крейсер» конца 50-х…». Человек этот— Пит Андерсон (настоящее имя — Петерис Андерсонс), год рождения — 1945, очень скромный, «вечный парень» в больших очках и с прической «ежик». Он никогда не был профессиональным музыкантом, хотя уже более двадцати лет играет на гитаре и поет рок-н-ролл.
Самой первой группой были «Ревенджерс» от английского «revenge» («месть»), хотя они сами не очень понимали, кому и за что мстили. Лидер и вокалист — Валерий по кличке Сэйнтски, наполовину татарин, наполовину еврей. Он всегда ходил с акустической гитарой, пел в парках и подворотнях, и его коронным номером была песня — мелодия «Уэн зе сэйнтс гоу маршин ин» («Когда святые маршируют») — отсюда и прозвище. «Ревенджерс» начали играть в конце 1961 года, в продаже уже были чешские электрогитары, а бас-гитары сделали сами экспериментальным путем, используя струны от рояля. Струны были очень жестки, и, чтобы играть на них, пальцы обматывали изоляционной лентой * …Выступали в школах на танцах. Репертуар состоял из рок-н-ролльных стандартов и черного ритм-энд-блюза. Информацию мы получали в основном из передач радио. Я не был членом «Ревенджерс», но мы дружили и сотрудничали: Сэйнтски не знал английского языка, и моей задачей было «расшифровывать» записи и писать для него — хотя бы приблизительно оригинальные тексты песен. Когда Валерия призвали в армию, я ушел из дома, за месяц научился играть на гитаре и начал петь вместо него. Эта моя первая группа называлась «Мелоди Мейкерз». Влияний было очень много, но все-таки мы склонялись к негритянской музыке».
Примерно в это же время, в 1963-м, зазвучал первый эстонский рок-н-ролл — группа «Юниоры», состоявшая из трех братьев Кырвитс. Затем она трансформировалась в «Оптимистов», с которыми иногда — в качестве приглашенного гитариста — играл и Пит Андерсон. Балтийская рок-машина завелась раньше и начала работать на ритм-энд-блюзовом топливе. В России все было немного иначе.
Записи американского рок-н-ролла были большой сокровенной модой, но еще не руководством к действию. Они, скорее, заканчивали «пассивную» эпопею стиляг, чем начинали новое движение. Слово Коле Васину (р. 1945), большому бородатому добряку, патриарху ленинградских рок-фанов, создателю и содержателю единственного в стране музея рок-реликвий **. «Романтика, неведомая поэзия из космоса обрушилась на нашу серую жизнь. Что у нас тогда было? Стерильные слащавые песенки типа «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» пли «Полюбила я такого и не надо мне другого» в исполнении пошлого оркестра Эдди Рознера… Но у меня был обитый синим бархатом проигрыватель «Юбилейный», и приятель приносил в коробке из-под обуви пластинки «на костях». Они стоили 5—10 рублей на старые деньги, я не мог покупать их, но слушал запоем. Часто мы не знали ни исполнителей, ни названий песен — ведь «кости» шли без аннотаций,— но все равно с кайфом их распевали на свой манер. Моей любимой была «Тури-фури, ов-рури»***… Я балдел, я стал бездельником».
Александр Градский (р. 1949 г.), голосистый папа московского рока, живет недалеко от Ленинского проспекта с молодой женой и двумя малышами и тоже ездит на огромном «Бьюике», разваливающейся, цвета изумруда, колымаге середины 70-х. Сейчас он признан, вполне респектабелен, хотя и не лишен замашек задиры-эгоцентрика. «Я находился в привилегированном положении: мой дядя танцор в фольклорном ансамбле Моисеева, часто ездил на Запад (тогда это была редчайшая возможность) и привозил оттуда настоящие пластинки. Я начал их имитировать лет в двенадцать: ставил диски и пел вместе с Пресли и прочими. Когда мне было тринадцать, я пошел в студию «звуковых писем» на улице Горького и записал там «Тутти-Фрутти» Литл Ричарда. До сих пор эта штука где-то у меня валяется. Но рок-н-ролл не был для меня всем. Я учился в музыкальной школе, и там мы слушали Шаляпина и Карузо, пели Шуберта и Баха. Дома я «попугайничал» не только с американскими хитами, но и подпевал Леониду Утесову и даже Клавдии Шульженко… Короче, я хотел петь, но в голове творился полный сумбур. И так было до 1963 года, когда я впервые услышал «Битлз». Со мной был шок, истерика. Пришли эти ребята и сразу же поставили все на место. До них была только прелюдия».
Коля Васин тоже понял, зачем живет, только услышав «Битлз»: «Ко мне пришел приятель и спросил: «Слышал про новую сенсацию, «жуков-ударников»?» **** — и поставил ленту, записанную с радио Би-би-си. Это было божественно. Я почувствовал себя абсолютно счастливым и всемогущим. Исчезли подавленность и страх, воспитываемые годами. Я понял, что все, кроме «Битлз», было насилием надо мной».
Градский (кажется, он незнаком с Васиным): «Мне тут же все обрыдло — кроме «Битлз»****.
Алексей Козлов (более спокойным тоном): «Наша рок-музыка началась с «Битлз».
К этим голосам может присоединиться хор миллионов. Роль «Битлз» в зарождении советского рока невозможно переоценить: она была главной и решающей. Я давно задавал себе вопрос — почему? — и могу поделиться некоторыми соображениями. Мне кажется, Элвис и рок-н-ролл были хороши, но слишком экзотичны для нас. Жесткий «черный» ритм, быстрый темп, гиперсексуальный голос — колоссально, неслыханно, идеально для новых танцев,— но можно ли рок-н-ролльных «крикунов» представить «своими ребятами»? Нет, до них далеко, как до Америки…А «Битлз» были рядом, и не географически, а душевно. Известная фраза «Они, должно быть, русские» прекрасно подходила бы им — и это доказала феноменальная отзывчивость всей нашей молодой публики. Счастливые и совершенно натуральные голоса «Бптлз», сливавшиеся в гармоничном хоре, оказались именно тем «своим» голосом, которого так ждало наше мечущееся новое поколение, но не могло само придумать… Ответ пришел из Ливерпуля.
Затем, у «Битлз» были мелодии. Для русского уха это необходимо. Хороший ритм и сочный звук всегда приветствуются, но без красивых, напевных мелодических линий шансы на настоящий успех сводятся к минимуму. Именно поэтому «Роллинг Стоунз» никогда не были у пас реальными соперниками «Битлз», а посредственные малоприметные группки вроде «Смоки» возводились в ранг суперзвезд (и поэтому я сижу сейчас по уши в письмах от радиослушателей, возмущенных моими критическими высказываниями в передаче о жалких «Модерн Токинг»…) Часто и от разных людей я слышал одну и ту же фразу: «Битлз» попали в «десятку». Да, у них было все, и если вы хотите почувствовать, в чем страшно нуждались миллионы молодых сердец в России, то достаточно послушать «Ши лавз ю, е-е-е!». Радость, ритм, красота, спонтанность. Идеалист Васин называет это одним словом: «любовь». То, что, как известно, нельзя ни купить за деньги, ни получить в качестве премии за отличную работу или учебу.
Трещина между поколениями («проблема отцов и детей»), которую наметили стиляги и стимулировал молодежный фестиваль, стала стремительно разрастаться. Взлелеянная патриархальная «общность» культурных устремлений вдруг стала разваливаться. Уже не единичные фанатики, а массы «детей» поставили жирный крест на ариях из оперетт, спортивных маршах, слезливых романсах и прочей казенной эстраде и отдались во власть нездешних «электрических» ритмов. Теперь это не было данью моде и снобизму: за искренность «Битлз» фаны платили своей искренностью. Новый язык так манил и был так доступен, что мало было слушать, хотелось попробовать сказать самим. Наверное, хотелось просто радоваться, «попугайничать» и «балдеть»… Но за этим стояло большее, «всенародный подъем рока» по словам Коли Васина. Они впервые почувствовали свое право на независимое самовыражение. Русский рок пошел!
Продолжим монолог Градского. Итак, «… все обрыдло, кроме «Бптлз». Я жил недалеко от Московского университета и часто ходил на вечера интерклуба. Там было много студенческих ансамблей — эстрадных и джазовых. Однажды в одной из комнат я обнаружил настоящую бит-группу польских студентов — они назывались «Тараканы». Я нагло заявил им, что хочу с ними спеть. Сначала эти ребята посмеялись, потом согласились. Первый концерт я пел вообще без микрофона, и так громко, что одна дама из зала попросила — «нельзя ли потише»… С «Тараканами» я выступил еще несколько раз, а потом познакомился с Михаилом Турковым, он тоже играл на электрогитаре и пел. Мы нашли ритм-секцию, Вячеслава Донцова и Виктора Дегтярева, и так возникла моя первая группа — «Славяне».
Это произошло в начало 1965 года, и «Славяне» были, по-видимому, третьей по счету «русской» рок-группой в Москве. Первые — «Братья», но они существовали очень недолго, вторые — «Соколы». «Славяне» и «Соколы» конкурировали между собой. Группа Градского ориентировалась на репертуар «Битлз», «Соколы» — на «Роллинг Стоунз» и впоследствии «Манкиз». В Ленинграде первыми были «Странники» (начало 1964-го), затем «Лесные братья», «Авангард», и «Аргонавты». Все группы играли только на танцах — в фойе институтов, школах, студенческих кафе и общежитиях (5) — и получали за выступление по 50—100 рублей но договоренности с организаторами.
Вся аппаратура была самодельной. Например, оборудование «Славян», сконструированное неким Сашей Королевым, состояло из трех 25-ваттных гитарных комбо и 100-ваттной голосовой системы. Стоил весь комплект тысячу рублей.
Постепенно создавалась рок-община (хотя слово «рок» вообще не имело хождения — вся новая музыка называлась «биг-бит» или просто «бит»). Внешне новая прослойка еще мало отличалась от окружающих и никак специально себя не называла — разве что «битломанами» иногда. Ребята старались быть похожими на «Битлз»: прически и пиджаки — «битловки» с круглым воротником и без лацканов (кажется, сами ливерпульцы называли это «китель Неру»), а также белые рубашки и галстуки.
Поклонники биг-бита мигрировали с танцплощадки на танцплощадку, разумеется, никакой рекламы не было и вся информация о выступлениях групп передавалась из уст в уста. Там же происходил и популярнейший в то время обмен фотографиями: Джона па Пола, концертных снимков на репортажи с пресс-конференций… Фотографии даже давали «в аренду» — полюбоваться несколько дней. Незаметно возникла подпольная индустрия и «черный рынок»: перезапись пластинки стоила три рубля, сама пластинка — двадцать-тридцать.
Самыми преданными фанатами англо-американского рока были сами музыканты. Их священной миссией и главной заботой было снять и сыграть как можно ближе к оригиналу, скопировать в точности каждый звук, тембр каждого голоса. И это вовсе не считалось недостойным имитированием — напротив, было очень почетным и целиком соответствовало ожиданиям публики. Записи оставались вещью не очень доступной, дискотек не было, и живые «меломаны» в форме местных бит-групп отчасти компенсировали музыкальный голод.
К 1966 году в больших городах были уже десятки любительских «биг-битов», и состоялись первые фестивали. В Риге во Дворце спорта «Динамо» сыграли «Мелоди Мейкерз», «Атлантик» и «Эолика». Последняя группа славилась своей вокальной секцией. В Ленинграде первый фестиваль произошел в двухсотместном кафе «Ровесник»: играло пять групп и присутствовало жюри из комсомольских активистов. Здесь царила битломания; несколько отличался «Авангард» с певцом Вячеславом Мастиевым, прозванным «ленинградским Элвисом» за богатый блюзовый голос.
Фактически все концерты и даже фестивали базировались исключительно на энтузиазме, частной инициативе и финансово обеспечивались продажей билетов на «черном рынке». К счастью, конфликтов с законом не возникало — равно как не проводилось кампаний по подстриганию бит-фанов. Общество стало более плюралистичным по сравнению с временами гонений на стиляг. Тотальный контроль отошел в прошлое, на смену пришло тотальное игнорирование.
Трудно себе представить, но это так: вся бит-сцена существовала абсолютно вне всяких связей с официальной культурной и общественной жизнью. Это был даже не оппозиционный и критикуемый «андерграунд», а просто нечто совершенно отдельное и независимое. О новорожденном советском роке не писали в газетах и не говорили на совещаниях, им не интересовались концертные организации и Министерство культуры (6), даже милиция держалась в стороне.
Пит Андерсон вспоминает, как в апреле 1965 года у его группы был отменен концерт в зале планетария, и огромная толпа фанов стояла у здания в самом центре города, под транспарантами «Свободу гитаре!» целых шесть часов. Некоторые прохожие присоединялись к демонстрации, а милиция в недоумении стояла поодаль, пока с наступлением ночи все не разошлись. Возможно, что Пит с горя (или на радостях) тут же отправился за триста километров в Таллинн, куда он непременно ездил каждую неделю только затем, чтобы посмотреть поп-программу по финскому телевидению.
Обо всех приключениях наших рок-аутсайдеров первого поколения я узнал много позже. А тогда мне было десять лет; я жил с родителями в Чехословакии и только часть летних каникул проводил дома. Тогда я и получал свои первые впечатления о «надземном» советском «попсе». Кстати, он был не так уж плох… во всяком случае, звучало много веселой музыки. В начале 60-х советская культура адсорбировала твист. Этот облегченный, «мягкий» вариант рок-н-ролла не только породил массовую молодежную танцманию, но и настроил на относительно миролюбивый лад некогда идеологически непримиримое руководство. Отношение чиновников к твисту было презрительно-снисходительным: «то есть, конечно, это ерунда и музыка для молодых дураков, но пусть побалуются, ничего страшного». Помню карикатуру в журнале «Крокодил»: модно одетая парочка стоит перед афишей, где написано, что сегодня в клубе демонстрируется фильм «Оливер Твист», и подпись: «Давай сходим — покажем им, как надо танцевать твист!». Или сцена танцевального урока в кинокомедии «Кавказская пленница»: толстый комик, учитель твиста бросает на пол два окурка и начинает синхронно растирать их ботинками; затем берет в руки за два конца длинное полотенце и в том же ритме делает движения, как бы вытирая мокрую спину… Это твист!
Чабби Чеккер дал первый импульс, а затем появилась масса твистов собственного производства: «Лучший город Земли» (имелась в виду Москва), «Черный кот», «Последняя электричка», «Эй, моряк, ты слишком долго плавал» и сотня других. Поп-кумиры тех лет — Муслим Магомаев, азербайджанский красавец с пылким взором и оперным голосом, и Эдита Пьеха, томно певшая по-русски с нарочитым нездешним акцентом… Бурные события последующих лет заставили всех напрочь позабыть веселую эру советского твиста, но в середине 80-х произошло настоящее возрождение духа «черных котов»: «Браво», «Стандарт», «Мистер Твистер», «Ва-Банк» и некоторые другие молодые и чуждые тяжеловесной «серьезности» нашего рока ансамбли неожиданно вытащили на свет остроносые ботинки, платья в горошек, манеры стиляг и мелодии твиста. Смешно, но это насторожило публику: издевка? подвох? пародия? «Нет, просто мы поем песни наших отцов»,— заявил в телеинтервью лидер «Браво», и этот ответ всех успокоил.
Сейчас, слушая старые твистовые пластинки, мне кажется, что эти песенки были намного живее и забавнее, чем большая часть советского «подпольного» рока шестидесятых — семидесятых годов. Но я могу понять, почему рок-публика тогда отвергала эту продукцию. Здесь дело не только в глупых текстах и кукольных исполнителях: главное, чего не хватало,— это настоящего электрического звука. Все эти записи были сделаны в традиционной фокстротной аранжировке, с медными секциями, аккордеоном и без намека на электрогитары.
Тем временем, несмотря на обструкцию со стороны прессы (7), ливерпульские «жучки-ударники» настойчиво стучались в дверь, а местная «электрическая» самодеятельность, даже находясь в вакууме, набирала очки и развращала публику на танцплощадках. Шаг к официальной адаптации рока был неизбежен, и в конце 1966 года на профессиональную сцену была выпущена первая официальная бит-группа (8).
Этими первыми были «Поющие гитары» в Ленинграде, затем появились «Веселые ребята» в Москве. Слова «рок» и «бит» не приветствовались, так что эти коллективы и десятки других, хлынувших вскоре в филармонии, получили официальное наименование ВИА — «вокально-инструментальные ансамбли». Это была дисциплинированная или, точнее, кастрированная версия биг-бита. В ВИА обычно было порядка десяти человек (ритм-секция, пара гитар, орган, пара медных и несколько солистов, иногда с тамбуринами). Репертуар состоял из бодрых инструментальных пьес, вялых русскоязычных версий английских хитов и в основном обычных рутинных поп-песенок в умеренно электронной «обработке». Ужасно скучно, но это был этап в культурной революции — особенно сенсационный для провинции, где люди всерьез думали, что электрогитары включают в сеть, как радио, и тогда они звучат громче.
—
* Первые настоящие бас-гитары появились в магазинах в 1961 году
** Музей располагается в собственной комнате Васина в коммунальной квартире.
*** По-видимому композиция Литл Ричарда «Тутти-Фрутти» (прим, ред.)
**** Так в нашей прессе поначалу перевели название «The Beatles».
(5) Первый в Москве рок-концерт, в зале со сценой, состоялся по воспоминаниям Градского, в 196S году в Министерстве иностранных дел… Может быть, из-за того, что все пелось на английском языке?
(6) В то время культурные инстанции были заняты другой проблемой: адаптацией джаза в советских условиях. Проходили шумные джаз-фестивали, и вчерашние стиляги энергично дискутировали на страницах газет и по радио с консерваторами, отстаивая право на свою музыку.
(7) Первая благожелательная — после длинной серии саркастических фельетонов — статья о «Битлз» (автор — джазовый критик Леонид Переверзев) была напечатана в журнале «Музыкальная жизнь» в 1968 г. Коля Васин: «Я бегал с этой статьей в руках по всему городу и кричал: «Мы победили!..» Конечно, об окончательной победе говорить было рано.
(8) Справедливости ради необходимо упомянуть пионеров «электрической» популярной музыки в стране: Ансамбль электроинструментов под управлением. В. Мещерина и инструментальный состав «Электрон».