Драматической судьбы предмет данной статьи явился плодом новых авантюрных действий бывшего президента подольского рок клуба Пита Колупаева, подарившего человечеству в минувшем году незабываемый «Подольск ’ 87». Распрощавшись в результате тех памятных событий с рок-фирмами родного города, Пит на сей раз на лихом коне искателя приключений заскакал в довольно забавный край — только-только народившуюся контору при Советском комитете защиты мира под странным названием «Клуб Путешествия — в защиту мира и природы» (так неумело члены клуба пытались скрыть под благородной экологической маской заурядные туристские амбиции). Народившись, оная контора принялась судорожно искать формы какой-либо самореализации — тут то ей и случился субтильный, но неутомимый Пит.
Из союза двух этих смутных сил и родилась грандиозная идея проведения с 3 по 5 июня 1988 большого фестиваля в Зеленом театре — на сей раз уже Парка Горького — под кодовым названием «Рок Периферия ’88» и кондовым официальным «Музыканты — в защиту мира и природы». Предполагалось участие 25 лучших групп Союза из каких угодно городов, исключая Москву и Ленинград. По стране мигом раскинулась невидимая медуза дальнобойных телефонных звонков, щекоча кончиками щупалец аж Магадан и Владивосток. Суета и ажиотаж поднялись в Красноярске, Днепропетровске, Архангельске, Ростове-на-Дону и прорве иных населенных пунктов. Захлестнули события даже третью столицу России — гордый и культурный Свердловск, где к выезду готовилась Агата Кристи, рвался в число участников Апрельский Марш и колебался Чай-ф.
Дальше все пошло по накатанному шаблону. В типографиях печатались афиши, по стране рассыпалась телексы, в Сибири рокеры наведывались в авиакассы, «Московский комсомолец” напечатал анонс мероприятия. Информация о надвигающемся событии достигла розовых ушей директора московской рок лаборатории Ольги Николаевны Опрятной. (Напомним ее тезисы, явленные в годовом отчете рок лаборатории и речи Ольги на пресс конференции «Рок панорамы-87» 10 декабря: в СССР лояльны только группы московской рок лаборатории, все остальные представляют социальную опасность и их нельзя подпускать к столице и на пушечный выстрел.) Получив информацию, Ольга Николаевна хладнокровно позвонила в МГК КПСС товарищу Карабасову и сообщила, что в Зеленом театре ЦПКО готовится нехорошая акция, в которой помимо прочих зловещих коллективов будут участвовать Облачный Край, устраивающий на обоих концертах антисоветские митинги после каждой песни и тотально запрещенный Калинов Мост. Надо что-то делать. Встревоженный товарищ Карабасов позвонил начальнику ГУКа товарищу Бугаеву и поинтересовался, что это все значит (фестиваль пробивался через более либерального заместителя Бугаева, который, увы, был внезапно откомандирован в Китай). Товарищ Бугаев осатанел и вызвал верхушку злополучного «Клуба путешествий» вкупе с Питом Колупаевым на ковер. В ходе дружеской беседы Пит в сердцах назвал товарища Бугаева дураком, а товарищ Бугаев сказал, что этого так не оставит и пожалуется лично председателю СКЗМ Генриху Аверьяновичу Боровику. Все это, однако, было уже пылью на поверхности того безрадостного факта, что фестиваль сорван.
Быть может, «виновата она — весна», быть может, герои Подольска, постарев на год, поистратили юношеский задор, но на новые бои с коридорами власти их не достало. Это, конечно, грустно, но куда грустнее то, что деструктивные действия Ольги Николаевны, следствием которых явился облом фестиваля, стали восприниматься как что-то будничное и обыденное. Кто-то фестивали готовит, кто-то срывает, как пел Шевчук-82, все вдет своим чередом. И в привычности этих раскладов как-то теряется бесконечная мерзость происходящего. А самые преданные патриоты этой мерзости награждаются круизами в Варшаву, Хельсинки, Будапешт. Следующие гастроли рок лаборатории следовало бы организовать в Кириафе.
У Липницкого в «Рокси» все это иезуитски именуется так: «У рок лаборатории нет времени для работы с периферийными группами.» Практика показывает, что для определенных форм работы время все-таки находится.
Случилось так, что помимо отобранного Зеленого театра «Клуб путешествий» вечером 5 июня располагал Большим массовым полем (БМП) Парка Горького — открытой стоячей площадкой со свободным входом, и об этом нюансе бытия Опрятная, по счастию, не знала. Так как вместе с Зеленым театром оргкомитет фестиваля потерял и смету, было принято решение выпустить 5 на БМП бесплатные группы (имеющейся арендной суммы, однако, хватило для оплаты им гостиницы, транспорта и питания). Так определились семь участников грядущего обломка былых радужных грез: Иуда Головлев (Саратов), Доктор Тик (Магадан), Группа Продленного Дня (Дзержинск Горьковской об.), 9 (Барнаул), Икс (Кемерово), Амальгама и Экскурсия-13 (Красноярск). Последние четыре группы относились к экзотической федерации «Рок Периферия» (давшей кодовое название фестивалю), объединяющей различные околоновосибирские регионы со столицей в Барнауле.
Восьмым ингредиентом стал изъявивший неукротимое желание приехать хоть за свой счет архангельский Тор — он находился в сложный отношениях с руководством архрокклуба и не желал упускать редкую возможность вырваться через его голову из родного города в столицу. Кроме того, в концерте должно было принять участие памятное многим подольское 42, выставляющее часть аппарата. Тем определялась отчетливая цель оргкомитета: запихнуть 5 числа на БМП 9 групп в имеющийся пятичасовой промежуток между 18 и 23. К этому чуть ли не символическому жесту — демонстрации наличия не взятых врагами рубежей и свелся в итоге грандиозный фестиваль «Рок периферия ‘88» в ЦПКО Горького.
Основной просадкой стала, естественно, аудитория. Конспирируясь от ГУКа и Опрятной, оргкомитет остался без официальной рекламы и мог рассчитывать на лишь персонально приглашенный контингент плюс случайных посетителей воскресного парка. Последние могли принимать сомнительные формы: так уже днем к БМП начали стекаться отдельные любера. Особую тревогу вселяли три мрачных, как сторожевые псы, афганца, прильнувшие к сцене с ненавидящими взглядами, устремленными на коммутирующийся аппарат. Почетные гости фестиваля — Слава Михайлов (Рига), Андрей Шумилин (Харьков), Света Кукина (Горький), Тоня Крылова (Москва), шеф «Рок периферии» Женя Колбашев (Барнаул) и безымянные девочки из саратовского рок клуба — на всякий случай спрятались в кулисах.
Довольно весело обстояло дело с аппаратом. Открытая площадка БИП располагалась в парке довольно стремно и не предполагала мощности более двух киловатт — дабы не смести все вокруг. Оргкомитет, однако, с благой целью компенсировать участникам облом фестиваля хотя бы через сносный звук, тайно выставил около четырех с половиной киловатт. Их образовала пара польских «вермон», случайно подцепленный за день до концерта «пивэй» (на поверку оказавшийся гнусным самопалом) и «Маршалл», с боем реквизированный с Фонтанной площади ЦПКО, где собирались выступить какие-то поэты сатирики. С началом концерта вся эта неслыханная для БМП артиллерия принялась прямой наводкой бить по тиграм и львам, таящимся в цирке шапито на другом конце площадки. Там, кстати, порядком воняло.
Первый рык потрясенных животных заглушили многострадальные 42, которые так и не смогли вызвать у довольно мутной толпы народа, сгрудившейся на БМП близ сцены, ассоциации с началом Подольского фестиваля. Концерт начался в срок — соответственно на отфонарном звуке — и хардовая программа 42 превратилась в полигон для операторских экспериментов по сведению саунда трех недостроенных аппаратов в один. Мутный, но мощный рев порталов также созывал посетителей парка на БМП аки вечевой колокол.
Вслед за 42 выступали подряд все четыре представителя федерации «Рок периферия».
Первым из них стал Икс из далекого и загадочного города Кемерово. Груша вышла и заиграла какой-то невнятный хард с джазовыми примесями. Вокал и тексты оставляли желать. Простой народ сдержанно хлопал, но вот с московскими музыкантами, вкрапленными в толпу слушателей происходили истинные пароксизмы. Вызвала их, как выяснилось, игра иксианского гитариста Геннадия Мартова. Случайно проходивший мимо БМП руководитель легендарного виа Акварели А. Тартаковский при виде Мартова записал кипятком и стал оживленно делиться с окружающими впечатлениями. Оказалось: 1 — Гайна перед Мартовым — ребенок, 2 — это вообще уровень чуть ли не Ингви Малмстина, 3 — существование в СССР гитариста такого класса ранее считалось нереальным.
После концерта Мартова облепили музыканты-почитатели. Из их круга вскоре поползли легенды, что у кемеровского виртуоза все имущество составляют майка, тапки да эта вот гитара (с которой он не расстается никогда) и что так же он ходит и зимой.
Справедливости ради надо заметить, что кроме музыкальных специалистов в уникальность Икса никто из присутствовавших не въехал.
Вслед за Иксом выступала красноярская Экскурсия-13 объявившая, что играет в стиле «неоплэй-способ». Группа оказалась древней: образовалась в 1980 (когда, напомним, не пахло ни Кино, ни ДК, ни Алисой) и ряду ее участников было где-то под тридцать. «Неоплэй-способ» оказался какой-то очень хмурой волной, одинаково самобытной и бесформенной. То есть с одной стороны коллективу нельзя было отказать в «своем лице» (некая «крезовая завалинка»), а с другой все звучало невнято, со слабым вокалом и без чувства внутреннего времени композиций. Запомнился славный шоу-гэг: главный экскурсант вплетал в программу печатание на машинке, а затем неожиданно снял штаны и смачно подтерся созданной рукописью (трусы впрочем, оставались на месте).
Группа 9 из Барнаула замечательно пошла на контрасте. Барабанщик Сергей Аполлонов обнаружил завидное чувство ритма, и несколько утяжелевшая «алтайская» волна, которую играла «девятка», понеслась с завидной четкостью. Столь же отрадно на фоне предыдущих вокальных невнятиц зазвучал мощный густой баритон командира группы Сергея Лазорина. Лазорин оказался весьма колоритен и визуально: весь такой грузный, бородатый, в ослепительно белой сорочке и тертых профессорских сандалиях. В замечательный контрапункт с его имэджем вошли слова одной из его песен:
Мы скоро все будем в солидном теле –
На каждую душу положено нам
Двенадцать килограмм вермишели.
Последней из «Рок периферии» выступала ее гордость — красноярская Амальгама. Группа заиграла какой-то бешеный, словно сорвавшийся с цепи хард — вполне адекватный легендам о том, что в Красноярске на рок концертах в проходах стоят дядьки с овчарками. Пьянящей виртуозностью игры выделялись бассист — лидер группы Саша Шуб и соло гитарист Женя Каргаполов (по совместительству сотрудничающий в новосибирском Консилиуме). Шуб яростно атаковал край сцены и пилил басовым грифом колонки, а Каргаполов, лысый и с мутными глазами, стоял в дьявольской стойке, расставив голые кривые ноги и выводил один за другим совершенно безумные запилы (затем он поиграл еще лежа на полу и с гитарой за спиной). Долговязый вокалист Женя Ломовцев, одетый во что-то красное и линялое, на исступленном форсаже кричал в микрофон стрем: «что за страна — кабак, тюрьма», «настанет, день, когда он скроется в ад — архипелаг Гулаг» и т.п.. При всей своей сибирской монстроидельности Амальгама, безусловно, завораживала отчаянной экспрессией, самозабвенной экзальтацией и, кстати, красивыми музыкальными темпами. На хорошем звуке и на «тяжелую» аудиторию она произвела бы фантастическое впечатление.
Тем временем с поля поступили недобрые вести о том, что пробравшиеся в ряды рокофилов любера тычут в спину шилом пытающихся танцевать, отбирают мелочь и ломают кайф. Стали учащаться и их попытки деморализовать музыкантов вызывающими жестами. Оргкомитету пришлось перемежать ведение концерта с науськиванием на люберов стражей общественного порядка, кемарящих вокрут БМП.
Вторую половину концерта открывал Доктор Тик из запредельного Магадана. Оргкомитет жаждал поиметь из сказачного города знаменитый Восточный Синдром, но последний, по словам магаданского президента, обессилел от непрерывных концертов. Столице пришлось довольствоваться вторым местом магаданского топа.
В Докторе Тике резко выделялся барабанщик Рома Савельев — что-то типа выбритой тонзуры на голове делало его хаер похожим на татарскую тюбетейку. На фоне его прикида и яростной игры очень вяло выглядели прочие члены магаданского бэнда — расслабленно-интровертивные хиппи. В руках у волосатых нестяжателей сюрреалистически трепыхались шеститысячные «стратокастеры» — напоминая, что на Дальнем Востоке представления о низком жизненном уровне несколько смещены.
Музыка Доктора представляла собой странную смесь ранней «Машины» с неуверенным психоделическим налетом и виртуозным барабанным забоем — казалось, что хаерастые динозавры прилетели из начала семидесятых, а барабанщик — наоборот, из далекого будущего. Тексты группы отличались своеобразным хиппистским экологизмом (кстати, они покорили толстенького директора «Клуба путешествий», который выпросил себе комплект на память). В конце программу магаданцев несколько оживила их длинная девица фотограф, которая неожиданно сменила амплуа и издала в микрофон индейский боевой клич — порядком напугав обмякшую было аудиторию.
Женская рок-вокальная тема получила дальнейшее развитие в концерте архангельского Тора, замыкающего «большую архтройку» (Облачный Край, Аутодафе, Тор), но совершенно неизвестного вне стен родного города. В Торе затмила все вокруг себя могучего телосложения вокалистка Светлана Смирнова — в длинном черном плаще, на фоне которого дьявольским соблазном мерцали пышные алые бедра. Этот визуальный ряд замечательно вписывался в инфернально-металлическую программу группы с текстами про самураев и ведьм — здесь Тор явно предпочел социальным изыскали Облачного Края и Аутодафе классическое метальное русло. Сама Светлана сценически сочетала грациозно-неистовые прыжки слона, косящего под пантеру, с северной эпичностью — вдруг застывая в картинной позе варяжского война с микрофонной стойкой, воздетой над головой, как боевой меч. Все это подкреплялось ее адски-мощным форсированным вокалом и нетривиальной игрой гитариста Александра Коптева (большого поклонника Вагнера), что превращало музыку Тора в некий арт-метал. Сильнейшее впечатление от концерта, увы, смазали недобитые любера, которые по-своему справедливо усмотрели в Торе апофеоз ненавистного режимбальского сатанизма и принялись швырять в демонического врага всякими мерзостями. Зато легендарная Тоня Крылова, растрогавшись, поднесла Светлане щемящий букет цветов.
Солнце медленно заходило, романтизуя атмосферу. Между тем телефон штаба БМП обрывала лавина телефонных звонков с того берега Москвы реки, которого достигли волшебные звуки музыки рок. С особенно частотой названивала какая-то агрессивная беременная старушка, угрожавшая немедленным выкидышем. Ароматная Оля Тучкова из штаба тряслась как осиновый лист, но оргкомитет со стойкостью пленных коммунистов отвергал ее робкие попытки отрубить хотя бы один аппарат, клянясь именем журнала «Юность», что все путем.
Выступавшей последним Иуда Головлев из Саратова стал симпатичной разрядкой посреди металлического хвоста концерта. Саратовский рок последнее время славится неплохими текстами. Аудиовизуально, однако, с тамошними командами ранее никто толком не сталкивался. В этом плане Иуда особо не отличался: все в целом, несмотря на наличие саксофона, порядком отдавало Зоопарком, а уж лидер-то группы Сэм Тяпкин Майком — в первую очередь. Легко узнавалось все: и темные очки, и манера приплясывать по-барсучьи, и даже вокал. Сюда же ехала рокнролльно-бугивуговая ориентация Иуды. К счастью, закос под Зоопарк практически никогда не отталкивает как, например, под Аквариум или Алису, да и для ценителей Ленинградской школы саратовский бэнд оказался единственной возможностью слегка оторваться. Ну а тексты, естественно, не разочаровали.
Ни для кого по-моему не секрет, что настоящий металл в СССР играть никто толком не умеет. Советский металл почти всегда отличается содранными оттуда и опошленными, а потому пустоголовыми концепциями: либо а’ля «я поднимаю свой железный кулак», либо со стандартным набором из сатаны, черепов и вурдалаков (детски-маниакальным тяготением к коим особенно славится столичный металл). Кроме того советский хеви метал вокал почему-то тяготеет к пошлейшему интонированию — то ли этот импульс дала злосчастная Ария, то ли еще кто — пес поймет.
Уникальность Группы Продленного Дня (не путать с харьковской и новгородской) из безвестного доселе города Дзержинска Горьковской области состоит исключительно в том, что она вполне грамотно и четко играет чистый металл без тени хардовых атавизмов и всех вышеозначенных прелестей советского хеви. Замечательным чувством стиля и органичностью в равной мере порадовали вокал Сергея «Чижа» Чигракова (которого вся команда три дня героически удерживала от пожирания мороженого), лидер гитара Володи Быкова и нормальные социальные тексты бассиста Староверова («Дети застоя», «Жандармы»).
Концерт ГПД несся при бархатном ночном небе в свете софитов. Команда планировала грандиозную пиротехническую оргию, но первый и последний экзерсис привел к тому, что на краю сцены что-то вяло полыхнуло, а в аппаратной полетели пробки — то есть имела место мастерская имитация эффекта короткого замыкания. Штаб БМП в результате зассал и обрубил окончательно ток на пять минут раньше срока.
В целом, хотя концерт 5 июня и оказался жалким осколком первоначальной идеи супер фестиваля, оргкомитету нужно отдать должное: из оставшихся вариантов он выжал все, что мог. Мощность аппарата, напомним, в два с лишним раза превысила положенную, а сам концерт несся в лучших западных традициях — каждая команда строилась в среднем по пять минут.
А за то, что большинство столичных рок фанов оказались лишены возможности лицезреть самый экзотический рок фестиваль за всю историю московского рок движения, они должны в очередной раз поблагодарить свою доблестную старопанскую рок контору. Данайцев достаточно не испугаться один раз…
Эпилог. Москва, 18 июня. ДК Горбунова. Итоговые концерты сезона 87/88 московской рок лаборатории. Перерыв, буфет. За столиком сидит редактор лабораторного «Сдвига» Марочкин и гордо пьет кооперативный сок. Входит Гурьев.
Марочкин (завидев Гурьева, злорадно): Ну что, провели фестиваль в Зеленом театре?
Гурьев (с горечью): Проведешь тут, как же. Ваша ж Ольга Николаевна настучала в горком…
Марочкин (горделиво): Правильно, а вы чего ждали? Так будет и впредь.
