КОНСТАНТИН КИНЧЕВ И ГКЧП
— Это утро, конечно, было мрачным. Только просыпаюсь, дочка ящик включает, а там ГКЧП… е-мое! Позвонил Женьке Додолеву, говорю: «Давай, рассказывай, какие дела?». Он мне рассказал, мол, только что Гдляна арестовали. Сказал, что звонил Калугину, тот еще дома. После этого я какое-то время пребывал в раздумьях, а потом решил: чего ждать-то, когда придут и свинтят, как овцу бессловесную. Позвонил Гаррику Сукачеву, тот сказал, что у него дела какие- то. Но это, видно, у него ломка происходила, потому что к Белому дому мы в результате подъехали почти одновременно.
— А что ты сказал Саше (жене), уходя на баррикады?
— За мной заехал наш администратор Слава. Я сказал, что мы поедем на биржу заключать договор. Потом позвонил ей домой, сказал, что все — ништяк, едем за аппаратом в Мытищи. А сам думаю, — почему в Мытищи-то? Просто всплыл в памяти первый попавшийся адрес. Я там жил когда- то. ,
На баррикады я пришел с нашим техником Денисом. Дождался его около «Праги», и мы двинули к Белому дому. Я говорю Денису: «Врубайся. Мы сейачс идем по чужому городу». И только прошли первую баррикаду — бах! — такой адреналин адреналиныч, такой кайф по душе! Как будто границу невидимую пересекли. Встал в оцепление с колом в руках — ну просто Илья Муромец. Потом мне эта клоунада надоела, чувствую, что выгляжу как муромец полным идиотом. Я тогда ребятам сказал: «Давайте гитару лучше найдем, и тогда я буду вроде как при деле».
— А как тебе черно-красные в те дни?
— Мне понравилось, как они там работали: соорудили баррикаду, напичкали ее бензином. Если бы БТР в нее въехал, — рвануло бы страшно. Курить они там запрещали, и сами не курили. Мне, правда, разрешалось.
— Наверно тебе только как главнокомандующему Армии Алиса.
— Да ладно стебать!
— А как с гопниками ладили?
— Люберов и разных там качков очень много было, и баррикады они строили со всеми вместе. Но так как реализоваться им не дали, то они решили чурок гасить и на троллейбусах кататься. Волосатых, правда, не трогали. Ништяк, гопна и панки сумели найти общий язык в те дни. Сейчас, видимо, вражда возобновится. А я этого не хочу.
— Ты сомневался в успехе хунты?
— Да как сказать… Я отдавал себе отчет в том, что эти жлобы ничего не умеют. Они продвигались вверх только потому, что усердно лизали задницы. Сейчас говорят, что они хотели реанимировать эпоху сталинизма. Да куда им до Сталина. При том, что Сталин был последней сволочью, он обладал силой воли. Он ведь прошел через банды, которые громили банки, у него за плечами были по-настоящему крутые лагерные отсидки. Это сформировало его железный характер . А эти…
козлы… Они не были способны ни на дипломатические меры, ни на то, чтобы быть броней. Это середина, тлен. Так они и сгнили.
— Возмездие для них… каким оно должно быть?
— Не надо их казнить. Раздать им по 6 соток земли, и пусть они ее возделывают, строят на ней сараи. Ты можешь представить пастуха Янаева? Убежден, что их мужики зачмуряг.
Эти комсомолюки на земле ничего не способны сделать. Кстати, из комсомольцев-активистов выбился и Гаспарян из «М. Комсомольца», который теперь там нападает на своих вчерашних собратьев. Он как-то приехал ко мне, когда была записана «Нервная Ночь», сказал, что он учится в ВКШ и попросил меня сыграть перед будущими комсомольскими вожаками. Ну мою реакцию ты представляешь… А что они там в «ЗД» творят!.. Сколько можно рок чмурить, лучше бы вообще ничего не писали.
— Но ты ведь дал им интервью год назад?
— Было дело. Но это меня Айзеншпис затащил, сказал, что нужно перед концертом как бы рекламу сделать, а то люди не придут. А я по сути человек мягкий, к тому же каждый раз волнуюсь, что зал останется полупустым. Потому и согласился.
— Да, «Московский Комсомолец» в комментариях не нуждается. А в Питере какие комсомолюки…
— Кстати! В Российсокм парламенте занимается культурой некто Югин. В свое время он являлся редактором «Смены». (Той самой газеты, которая оклеветала Кинчева в статье «Алиса с косой челкой», Кинчев подал в суд на газету и выиграл процесс. А Югин после падения хунты… стал главой Питерского ТВ! — ред.).
Сейчас Югин пляшет уже под другую дудку. А каких-то три-четыре года назад он обвинял меня в антисоветизме. Статья-то была его, а Какосов был просто подставлен в качестве мальчика для битья.
— А кроме прокола с Югиным, путч другой ясности не внес?
— Для меня было очень важно, что лишний раз показали свои физиономии Жириновский и тот же Невзоров. Пока они еще сохраняют какое-то влияние на часть людей…
— «Кровавый шут» вроде унялся, но по-прежнему хорохорится?
— Эта энкавэдэшкая дрянь далеко пойдет. Не устаю вспоминать одну историю. В те времена, когда меня давили коммуняки, я пытался выступить в передаче «Открытая дверь». Невзоров в то время был рядовым сотрудником под номером «шестерка». Шестерил он гэбистам, а в редакции королем ходил и рубил любые материалы, которые ему не нравились. Так и со мной произошло. Я его спрашиваю: «Что бы вы на моем месте сделали?». А Невзоров отвечает: «Повесился бы. — Нефига было антисоветчину петь!».
А Жириновский теперь выпал в осадок. Из тех шести миллионов, что купились на его посулы о дешевой водке, осталось наверняка пара тысяч.
— Что разочаровало тебя в те дни?
— Не понравилось мне, что когда речь зашла о награждении героев, то сразу определили им Звезду Героя Советского Союза. Какой Союз! Не дай Бог такой награды. Да этим же вся жизнь перечеркивается… А идею о награждении Ельцина пропихивал Попов. Но я его все равно очень люблю, — клевый он, винни-пух такой.
— А как тебе новые политики?
— Руцкой мне очень нравится. Такое от него исходит кх-х-х!!! (разряд тока — ред.) — нормальное человеческое начало. Видно, когда человек радуется или негодует. Когда то же самое пытается делать Ельцин, я не замечаю этого импульса.
Ну что говорить все о ком-то. Я тебе вот что хочу сказать. Самое интересное, что в результате мы окажемся ни при чем. И. когда все наладится, мы будем чмуригь тех, за кого вставали. Мы ведь не увидели того, кто дергал за нитки. Есть, конечно, всякие алкснисы, но большая часть легла на дно неза- сзеченной. И как быть, я не знаю, — я ведь не политик и не воен^ ный. Тут Руцкому надо репу чесать. А наше дело маленькое — почувствовать сердцем свою необходимость и помочь, кто чем может: кому кол в руки взять, а кому — гитару.
Константин Кинчев:
Кто-то попал под дождь
кто-то погиб на войне
МИХАИЛ БОРЗЫКИН
Выйти из-под контроля, выйти
и петь о том, что видишь,
а не то, что позволят,
мы имеем право на стой.
Выйти из-под контроля,
выйти из этих стен,
выйти, вольному — воля,
выйти и улететь.
ЮРИЙ ШЕВЧУК
Мы бьемся насмерть
во вторник за среду,
Но не понимаем уже
четверга.
АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ
Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо,
И все тот же калибр
тех же нот на листах.
Эта линия жизни— цепь скорбных этапов
На незримых и призрачных жутких фронтах.
ВЯЧЕСЛАВ БУТУСОВ
но кто-то главный, кто вечно рвет в атаку
приказал наступать на лето
и втоптал меня в хаки.
АЛЕКСЕЙ РОМАНОВ
Кто виноват, и в чем секрет,
Что горя нет и счастья нет,
Без поражений нет побед,
И равен счет удач и бед.
КОНСТАНТИН НИКОЛЬСКИЙ.
Забытую песню несет ветерок.
ЕГОР ЛЕТОВ.
Мы лед под ногами Майора.