В детстве, да и потом, когда приходилось уезжать из какого-то города, казалось, что тебя не Будет здесь — и город перестанет существовать. Ну как они все могут вез тебя ходить по тем же улицам и сидеть на тех же кухнях, как они, твои, могут жить как и с тобой — без тебя? И появлялось желание остаться — а надо уезжать — остаться насовсем’— а надо возвращаться к делам — жить с ними — а хочется к старым друзьям в бывший уже город,. Об’ективное время, об’ективное расстояние, Объективные самолеты. Потом все успокоилось как-то, привыклось, повзрослело, и я вот уже почти у той границы, за которой расстояния совсем кончаются.
Но вот Наумов уедет — и мне кажется, что его просто не станет для меня, в моей жизни. Как в детстве. То есть, у меня все Будет так же — но без него.
Я знаю, что он — нелегкий человек, он слишком много думает о севе и своем. Он часто просто выпадает из разговора, если этот разговор — не о нем. Я не могу представить, как в его обществе можно «тусоваться». Какое-то поле самоконтроля. А как иначе, если человек поставил перед собой цель; стать звездой рок’н’ролла. Ну, и стал, наверное. Только холодней, умной, обдуманной. И поэтому — немного чужой. Мне кажется, ему всегда было тяжело от сомнений; а так ли? Так ли, чувак? Он предпочитает работать головой, тогда как общепризнано, что рок — это совсем не голова.. И приходил к мыслям о вечном, о призвании, о мессианстве, наверное, И он paбoтал под эти мысли, под этот образ.- Почему — работал?. Просто он уехал. Кто из нас сегодня об этом не думал?
Короче, он, наверное, очень тяжелый человек по жизни. Только я верю, когда он поет. Когда мне хреново, я ставлю его кассету. И он сипит свою Бесконечную словесную вязь, и кажется, что у него не десять, а, по меньшей мере, двадцать пять пальцев. . И я now его блюзы. Про сен я.
…Осенью, чаще всего в конце октября, придушенные павшими листьями лужи начинают смерзаться. Они еще совсем прозрачные, только лед уже жесткий, и об него можно порезаться. А посередине вода.
Есть люди, живущие потоком, а есть- живущие головой, знающие, как они живут… Ты — какой?
— Ты знаешь, я очень боюсь теве ляпнуть… а я не знаю. Живу как живу, это потом оказывается, что живу там отчасти концептуально… Дело в том, что есть, наверное, несколько потоков жизней, не всеми из них удается управлять и приводить их к единому знаменателю… Допустим, я отдаю севе отчет, как я эволюционирую как музыкант. Но некие вещи, процессы постарения вне музыки, вне повседневного, повсемесячного или повсегодового контроля за ними, проходят незаметно, и я через несколько месяцев или через несколько лет делаю открытие, что, черт повери, а я-то уже и изменился… Но это произошло вне моего сознания… Поэтому я какой-то двойной, наверное. Есть вещи, которые не впишутся ни в одну из предложенных формул.
Что ведет в изменениях — ты или музыка?
С какого-то времени я почувствовал, что если я как художник хочу осуществить с&вя и не сгореть, я должен интуитивно нащупать ход… Это процесс не столько сознательный — не так чтобы я вот цинично рассудил и решил… На самом деле» так получилось по жизни, что я вышел на это.. Рок’ н’ ролл ~ искусство жестокое, потому что это искусство очень молодое, и оно заклинает от старости. Люди, раскручивая рок’н’ролл, закладывают некую формулу: человек должен зыхрипеть последний вопль, поставить на уши весь мир й скончаться на месте — тогда это кайф. Он не имеет права на старость, он не имеет права на иные истины, он сразу севя поставил перед тем, что есть предел, которого до— стирает, и за ним просто обрыв. И надо умереть вот на этом восклицательном знаке.
Я понял, что мбгу раскрутиться на какие-то иные дыхания, но я для этого должен по возможности достаточно плавно вписаться в ту старость, которая накатывает. Потому что она является составляющей моей жизни, и я не должен… это противоправно отречься от какой-то части севя.
Развиваться во мне в какой-то момент стало прежде всего то, что подсказало: вот по этому коридору я смогу войти б свое собственное постарение, и это меня не сломает и не умертвит.
И не высушит меня. Поэтому близ, который я сейчас играю и к которому прихожу — это музыка вывшего рок’н’роллыцика, который не стал отрекаться от собственной старости. Вот такой очень странный ход.
Хитрость?
— Может быть, я вот так тонко всех решил взять и наХХХть! А, ревята, вы что думаете, лбом об стену, а я — опа, бХХдь! Я лазейку нашел и еще сейчас в нее соскревусь! …Может быть, и так.
А, может, лучше хорошая точка, чем многоточие?..
— Кому как. Мне, for, нравится многоточие. А потом, понимаешь, какая штука, дело в том, что иногда люди выбирают точку, а потом в какой-то момент спохватываются, что уже оБр.ечены служить ей. И шаг отступления будет расцениваться частично внутренне и полностью внешне как преступление и так далее… Это
момент оереченки.
…Я совершенно городской человек, я сформирован городом, стенами. Это песни, которые никогда не прозвучат на открытой площадке, не говоря уже о том, чтоб они прозвучали где-нибудь в лесу. Это некие вибрации, некие энергетические импульсы, которые сформировались от давления на меня стен, от моей попытки как-то их раздвинуть… Я Сформирован неким урбанизированным давлением на меня. Когда я пою при открытых дверях, у меня стойкое ощущение неуюта. Я должен петь в замкнутых пространства;;, чтобы звук гулял и отражался от всех плоскостей, не имея выхода никуда. Точками поглощения должны выть только живые люди, и только они могут улетучиваться куда-то, находить в севе какие-то щели, форточки, открытые двери… Это звук, который Сформирован городским безликим образом жизни… Главные города моей жизни — Новосибирск, Ленинград и Москва. Я всегда проживал в каких-то новостройках, либо в районах, Близлежащих к неким новостройкам, в.районах, которые не были лицом того города, в котором я жил…Эти стены, они дают какую-то энергию противодействия,’ эти стены — они.заряжают меня, понимаешь?
…Европа — тесное место, и относительно высокий?уровень цивилизации — может выть, оттого, что, поскольку места мало, люди, которым нельзя растечься по горизонтали, .структурированы по вертикали и прорастают наверх. Они и рады бы растечься, но стены, теснота жизни сдерживают их. Они чувствуют энергию, они. хотели бы ее разорвать и растечься по горизонтали, но стены плотные и их держат. И они через сопротивление прорастают наверх.
Россия Безгранична, совершенно горизонтально Благодаря какой-то своей совершенно Безумной степи. Традиционная русская духовность, если ее представлять как некую субстанцию, — это какая-то колоссальная, с очень, мощным энергетическим потенциалом, текучая штуковина. Она пластуется по этой громадной неов’ятной шестой части, и люди бы рады как-то затормозиться, но она течет по этим громадным неосвоенным просторам, где-то впитывается, где- то натыкается на несущественные для нее препятствия, она хочет заполонить собой все, и не имеет внутри севя неких структур, чтобы тормознуться, — и только в немногих местах России момент урбанизации задерживает ее. Вот эта стенная культура и возникла. Только в этих местах люди начинают учиться чуть-чуть структурировать по вертикали. Они живут в неких пространствах, в некой жизни, которая сдерживает их горизонтальную расползаемость. И они начинают как-то прорастать чуть-чуть наверх. Я понял для севя как-то, что я хотел бы, отталкиваясь от этой гигантской желеобразной духовности, запихать ее в некие вертикальные формы, чтобы ее вот так вот распирало, а стенки были бы толстыми
и держали еэ. Это давало вы такую энергию напряжения, стенки бы не давали ей растечься по степи. Чтобы это было очень напряженное, но все-таки вертикальное направление.
Для меня существование во всем этом совершенно самодостаточно. Процесс имеет смысл в севе самом. Я не знаю, как его оправдать или как его обвинить. Я просто знаю, что есть люди -• их немного, — которые по внутреннему состоянию сходны. Они сходным оаразом устроены, и те виврации, которые я из севя выдаю, для них — родные, понимаешь? Я даже количественно не могу прикинуть, сколько их, но очень немного… Шанс встретить их в крупных городах выше, чем в городах поменьше. Я сам ждал этого звука, нервко’го, больного и очень закрытого. С мощным вертикальным потенциалом. И получилось так, что сам оказался человеком, который может его отдавать, выдавать наружу.
У меня зыло такое ощущение, что от многих людей отщипнули по кусочку чего-то, чтобы оказался один человек, в котором этих отщипнутых кусочков собралось на некую критическую массу, и человек однажды осознает: чтобы он один стал такой, какое-то количество людей оказались обделенными ровно настолько… И тут нужно ощущение долга. Если во мне это соарано, я просто не имек права поставить крест на том, что делаю; Потому что природой, Богом, по жизни взял в долг у них у всех. И это — единственный способ расплатиться, возвращая им в качестве
готовых вибраций то, для чего они меня вот так вот создавали. Собирали.
Ты пойми, я не хочу говорить, с пафосом: да, б**дь, это мой долг — нести, на хХй, людям свет, Кб твою мать, нести добро, а то что там сплошная чернуха, понимаешь вот, бездуховность, б**дь… Вез этих вот догонов. Проста есть какая-то горстка людей, которая ждет именно этого потока. Я отдаю и..не могу..иначе..
А теве есть откуда самому врать? Что-то держит?
— Каким-то удивительным способом получается, что даже в самых невлагоприятных обстоятельствах люди принимают меня теплее, чем я сам на то рассчитывал.
Я начинал на квартирах и дуйал, что уровнем квартир или маленьких подвалов это все и закончится. Я удивлен тем, что сфера расширилась,, и люди это слуг шают. Овомлел чисто внешне от этого приема, думал, что он Будет гораздо Более равнодушен.’ Мне странно, я не могу к этому привыкнуть. А внутренне…
это нагло прозвучит, но я очень люблю свои песни. Я просто тащусь. Это какое- то такое чувство, которое мне удалось законсервировать, эти вещи для меня
очень медленно стареют, очень медленно теряют актуальность. Написанное 4-5 лет назад может удивить меня с той же силой. Это какие-то родные импульсы, и я из них очень медленно вырастаю. Я не могу отвернуться от какого-то дорогого мне номера, написанного 5 лет назад, сказать: ну, я уже крутой, я уже другой… а то выл щенок… А потом, понимаешь, какая вещь, если я очень частно вписался по жизни в этот коридор собственного старения, он научил меня накачиваться какими-то странными, вольными, но очень естественными вибрациями. Пока близ во мне очень сильно кормит этот процесс старения. У меня есть такая чисто внешняя ассоциация. Представь севе такую клевую, очень клевую, из стопроцентного хлопка рувашку, какого-нибудь такого Бежевого цвета, которая совершенно чисто выстирана, но при этом она не проглажена, она мятая. Бот эта чистая, мятая, клевая фактура… Не лощеная и вез синтетики, она вот…такая, она держаная жизнью…и не обязательно, чтоб там выли дыры, рвань, следы пота и крови, она не грязная, но вот это ощущение мятой, комканой структуры…такой клевяк… Причем это не’ чувство как вы дрявлых парусов, они не свежие, они, там, не поют, но это пар-уса после какого-то офигенного кругосветного путешествия, они какие-то пожулькакные…Такое чувство, что оно чистое само по севе, но оно не новое, оно не только что с конвейера…
Может, это не старение, а просто смена состояний?
— Я не знаю, я обозначаю это так. Это то состояние, которое очень сильно завязано на моей музыке, поэтому я наблюдаю за ним. То есть, нет такого, что” ходил, тусовался, а тут подходишь к зеркалу — тут седой волос, тут выпавший зув, сердце начинает покалывать… Но есть какие-то внутренние резонансы, которые очень сильно идут от количества лет. Я сейчас придумываю блюзы, которые — совершенно четка — если бы мне их проиграли в 19 лет, то я бы повернулся и ушел. То, что блюзы сейчас яе<ляются самыми родными для меня - это, наверное, фактор старости, это не смена состояний. Если прежние состояния при этом продолжают кормить, то какая же это смена? Мне кажется, ты очень напряженно относишься к тому, что Будет завтра... - Наверное. А почему? - Не знаю... Так а_ кто расславлен-то.. по поводу завтра? Есть, наверное, но не я; наверное, не из этих людей просто... Мне странно жить. Есть какие-то некайфы, и я из них Безумно хочу выбраться к кайфам. Но сам процесс выБИрания почему-то не несет того праздника, который я внутри севя лелею, когда сижу внизу. Есть какие-то примочки... Вот у меня былз плохая гитара, ленинградская, я дума»: какая гитара засадная, елы-палы, она Безумно расстраивается, - и вит долга-долго-долго, в течение 5 лет, я смог накопить какие-то деньги, чтобы купить севе эту гитару. Думал: Будет у меня крутой инструмент, как все круто поменяете я. .. и вот по жизни все...проблема решена, но ожидаемого вымечтанного чувства праздника, переворота, вспышки, обновления не происходит... Этот момент вызывает попытки переосмыслить - может, я завязан на каких-то внешних вещах.. а сам поток идет по другому пути... Наверное, движение, - оно важнее.. ,,и я Дорожу теми результатами, которые в процессе движения складывались. Мне не наплевать на них. Музыка вытягивает из этих состояний? ? - Не знаю. Я могу написать мрачную вещь, находясь в достаточно мрачной фазе .воем жизни, в непросадном настроении духа. Просто Бывают моменты обнажения, когда я могу соскочить с нормального существования на некой житейско-вытовой ?рвите и подключиться к каким-то очень странным виврациям и из них сделать клевую песню. Но в этот момент, момент страшного проезда чисто по жизни, абсалютного, очень- крутого, они меня не кормят, здесь нет прямой зависимости. Я успел заметить такой странный эффект. У меня большинство песен - тяжелые, и тем песни лучше, чем они тяжелее. Люди, которые пришли на концерт, когда им было хорошо, уходят страшно овломанные, а люди, которым было плохо - у них и настроение поднимается, тонус, пульс. Они уходят с ощущением почти праздника. Это какой-то лекарственный Эффект, который здорового может уложить, отравить, а как раз больного он вытаскивает. Это типа "лечи подобное подобным". Если это условно обозначить как некий минус, то, умноженный на минус, он дает свой плюс. Каким-то энергетическим вампиром, гадом, чернушником я сеея не считаю. Хотя вещи - не светлые, и я это понимаю. А по жизни ты легкий человек или тяжелый? - Я -разный. Если спрашивать, то характеристики Будут от последнего негодяя до нормального чувака. Мне сложно сказать. Думаю, что на самом деле - конечно, тяжелый человек. Но сложности от этой тяжести испытывают на севе очень немногие люди. Может, самые Близкие и испытывают. ..Не такой - городской человек, вертикальный человек. Момент такой вот горизонтальной душевности - он мне не свойственен.' Я - закрытый на самом деле. Что для тебя самое Белое? - Самое Белое.. А черт его знает.. Как-то негоже в 27 лет отвечать стандартно там, свет., добро.. Бог.. Ты знаешь, какая штука., просто мое любимое состояние по жизни - я его обозначаю фиолетовым цветом, - это самое фиолетовое. А самое черное? - А самое черное - это, наверное, зеленое. Я сейчас выгляжу полным пижоном.. Этот вопрос ведь, все равно проверка на вшивость, типа, чувак, у тебя ведь должна быть система ценностей, какие-то четкие критерии.. Да иди ты.. Я просто что-то про теея понимаю и хочу понять, совпадает это или не совпадает. И все, чувак.. - Черт повери.. Какая разница, как я это формулирую! - Черт повери, я не могу сказать, что для меня абсолютно Белое. Мне нравится ум в соответствии с добротой. Мне не нравится глупость в сочетании с жестокостью. Единственная, наверное, заповедь, которую я более-менее регулярно соблюдаю - которую мне удается не нарушать - это: увидел толпу - отойди. Все остальные - я их просаживаю.. Б Большей или меньшей степени. А..! Что? - Просто., я хотел сказать, что для того, чтобы меня понять, надо прочитать несколько книжек одного очень клевого писателя , а потом подумал, что не стоит. Дело в том, что у меня есть любимый писатель. Я его считаю великим человеком, хотя он мало кому известен, потому что его выгнали из страны 11 лет назад. Был такой Александр Зиновьев. Он уже 67-летний старик, живет он в Мюнхене.. Сильнее и роднее для себя в русской литературе последнего полувека я вооеще ничего не встречал. Это гигантский художник, и он мне родной. Теперь попробуй прикинуть, как бы он тебе ответил насчет черного и Белого. Вот это вот чувак! Он выразил многое из того, что я сейчас: косноязыко пытаюсь изобразить. Он не боялся таких вещей сказать, как "Дьявол, прикидывающийся Богом", "Бог, прикидывающийся Дьяволом", а я ответить так в микрофон не могу, потому что он прожил жизнь, имеет право так сказать и при этом не быть ни циником, ни богохулом. Я могу просто поблагодарить его, но я не могу тебе так ответить, хотя то, что он говорит, мне очень родное. Юра, это правда, что ты уезжаешь?.... -.На этом моменте надо вырубить микрофон.