«ДОРЗ» были наиболее коммерчески преуспевающей и, несомненно, самой спорной из всех групп, игравших андерграунд на Западном побережье США в конце 60-х годов. Именно они приложили больше всего усилий, чтобы донести до молодых поклонников зарождающийся «подпольный рок».
В своей музыке и концертных выступлениях они первыми использовали идеи и элементы театрализации, создающие лирическое наваждение, исследующиеся до сих пор. Зарекомендовав себя как самый изобретательный белый американский состав после Элвиса, «ДОРЗ» всюду приветствовались как солидная и значительная группа. Через три года после начала они перестали пользоваться благосклонностью зрителей. Лидер Джим Моррисон был объявлен эгоистом, крайне неприятным типом, абсолютно непричастным к тем средствам андерграунда, которыми он создал миф о самом себе. Присущие только «ДОРЗ» идиосинкритические наваждения стали расцениваться как скованность и наигранность к концу 1969. Ведущие позиции в роке заняли «ученые мужи», интеллектуалы, и о «ДОРЗ» забыли. И когда в 1971 году Моррисон умер, все некрологи казались небрежными и неискренними.
НЕВЕРОЯТНЫЙ УСПЕХ
За сравнительно короткое время, находясь на вершине популярности, «ДОРЗ» вызвали на себя неудовольствие и гнев не только властей и закона, но и людей, считавшихся «своими*. Еще большую роль сыграли постоянные приливы и отливы моды, внезапно отхлынувшие волны которой выбросили «ДОРЗ» на берег.
«ДОРЗ» собрались в 1965 году. Джим Моррисон, сын американского контр-адмирала, не продержавшись в Университете Флориды, отправился на Западное побережье, надеясь изучать искусство кино в «Школе кино» при отделении Калифорнийского университета Лoc- Анджелоса. Там он встретил Рэя Манзарека, пианиста местной группы «РИК ЭНД РЭЙ- ВЕНЗ». Моррисон обладал несомненным поэтическим даром, но никогда не И1рал ни на одном инструменте и не пробовал петь. А тут неожиданно «услышал» в голове странные песни. Подбадриваемый Манзареком, он попытался записать их с помощью Рэя и его брата. Окончательный состав определился, когда Рэй встретил барабанщика. Джона Деномора и гитариста Робби Кригера в центре медитации нод руководством знаменитого тогда Махариши Махеш Йога. Кригер был своеобразным гитаристом., игравшим на щелкающих, как пение соловья, нотах; у Денсмора были определенные (склонности к джазу. Когда же четверка, начала репетиции, возникло особое звучание, ставшее отличительным признаком группы: пение Моррисона, громкое и свирепое, или наоборот — мяткое и загадочное; блестящие мелодические рисунки Кригера, переплетающиеся со странными фразами органа Манзарека под четкие , и мощные ударные Деномора. Название было выдумкой Джима — он взял его из стихотворения Уильяма Блэйка: «Есть вещи известные и неизвестные, между ними — Двери». Эту же строку написал Олдос Хаксли на титульном листе своей книги «Двери восприятия», скоро ставшей объектом по- жлонейия калифорнийской молодежи середины ,60-х. В книге Хаксли описал свои ощущения под воздействием древнего мексикано-индейского наркотика пейоте, не скрывая своей веры в то, что пейоте открывает двери нового восприятия и внутренних открытий. Позднее Хаксли отстаивал достоинства швейцарского изобретения — ЛСД, «расширяющего ум». Моррисон, конечно же, не был в неведении относительно всего этого, во всяком случае ЛСД, «кислотой» едорово попахивало в Калифорнии. ЛСД стал модой, как серфинг когда-то. «ДОРЗ» ,со своим броским названием и еще более броской музыкой быстро завоевали известность как группа «эйсид-рака» — образ, в который они прекрасно вписывались.
ГРУППА-ДОВЕСОК
Сначала «ДОРЗ» выступали в небольших клубах в Сансет-Стрип в Лос-Анджелосе, обрабатывая стандарты рока и блюза, накапливая собственный материал и играя в качестве «довеска» с такими . состоявшимися составами, как «З.ЭМ», «ЛАВ», «СИДЗ». Студии звукозаписи ими не интересовались. «Коламбиа» остановила было на них свой выбор, но вскоре отказалась — слишком буйные поначалу, «ДОРЗ» быстро утомляли. Талантливые пар ни сами не знали, что де- йать с такими песнями, как, например, «The End» («Конец») — длинным, наполовину импровизированным театрализованным представлением, сказкой о безумии, отцеубийстве, кровосмесительстве — своеобразной, извращенной модернизацией, древнегреческой трагедии о царе Эдипе с .примечаниями ученого не о фрейдиста.
Первая встреча с представителем фирмы «Электра» произошла в клубе «Виски Эй Гоу-Гоу». Незадолго до этого президент фирмы Джек Хольцман случайно заглянул в «Виски» посмотреть выступление популяр ной группы «ЛАВ». Он увидел, как «ДОРЗ» «разминаются», заводя публику перед концертом «ЛАВ», — это зрелище ему не то чтобы понравилось, но он был достаточно впечатлителен, чтобы прийти вновь.
ДВЕРИ ОТКРЫВАЮТСЯ
«ДОРЗ» вошли в студию и вышли с первым хитом — синглом «Прорвись (на другую сторону)» — также первая вещь в дебютном альбоме «The Doors». Одна из. вещей особенно характерна для «ДОРЗ», представляя некий воздушный оргазм, развертывающийся в течение семи минут, — эпическая рок-поэма «Зажги » мол огонь» (выпущенная на сингле, она заняла в США первое место). Альбом вошел в таблицы популярности, и «ДОРЗ» начали карьеру. Столь быстрый успех основывался как на таланте — «Зажги мой огонь» просто великолепна, — так и на энтузиазме средств информации. Журналисты, работающие для андерграунда и оверграунда, одинаково хорошо относились к «ДОРЗ» — они были эксцентричным, необычным, возможно, самым сенсационным явлением американского рока со времен Элвиса; кроме того, лидер группы Джим Моррисон был необыкновенно «артистичен, он, по сути дела, писал летопись труппы.
«Считайте нас за эротичных политиканов» — приводил его слова журнал «Нью-суик». «Я заинтересован всем, что похоже на бунт, хаос, беспорядок, заинтересован активностью, не имеющей никакого смысла. По-моему, это и есть путь к свободе». В какой-то степени слова эти были тщательно и тонко обработаны, бесстыдно извращены жадными до броских заголовков ж-урн а листами. Как объяснял Моррисон, «… они ищут броские образы и цитаты». Джим давал им эти самые образы и цитаты; он и другие «ДОРЗ» хотели сделать интервью по-настоящему содержательны м и , кроме того, они были не прочь подзаработать. В то же время Моррисон взвешивал каждое слово: «Мы стараемся прорваться в более ясные и чистые сферы». «Это — поиск, открытые двери», — пытался он определить жизненное кредо «ДОРЗ», прибегая к психоделической риторике «эйсид-рока» 66—67-го годов.
Все же «ДОРЗ» выбрали собственный путь в соответствии с собственными идеями и представлениями и отличный от современных им сан-францисских и лос-анджелосских групп.
Их сингл «Прорвись» («Break On Through») сказал в этом отношении многое. Музыка звучала настойчивым призывом пройти сквозь высший статус сознания, подогреваемого сексом, наркотиками, насилием, безумием, молодежной революцией — всем, чем угодно, к «другому берегу». Это была странная попытка заглянуть в загадочные сферы вне реальности:
«Соверши путешествие
в яркую полночь.
Конец ночи, конец ночи…
Одни рождаются
для сладкого восторга.
Другие — для бесконечной ночи…».
«…ЛЮДИ ТАК СТРАННЫ»
Что касается «прорыва», то для «ДОРЗ» он всегда был борьбой, ничто не давалось им легко.
Группы «эйсид-рока» из Сян-Франциско наивно полагали, что СОТ.НЯ-ДРУ1 ая миллиграммов ЛСД способна все представить в розовом свете. Для «ДОРЗ» это были путешествия через психическую пустыню. В песне «Конец» устанавливается очень хрупкий баланс между возможностью полного раскрепощения посредством насилия и временного безумия и возможностью полного и окончательного умопомрачения. Моррисона не интересовали такие прописные истины, как счастье и всеобщая любовь. Он ставил на карту гораздо большее — свободу, не в политическом смысле, но понимая ее как свободу от саморепрессий. Призывы Моррисона к свободе и «прорыву» были широко восприняты целым поколением как призывы к борьбе против репрессивной устоявшейся власти. Но лидер «ДОРЗ» выступал сам за себя в одиночку — что выяснилось позднее, — его интересы случайно стали зеркалом настроений слушателей. Его навязчивая идея свободы происходила от увлечения экзистенциализмом — Селин, Сартр, Камю, Малэ. В песнях он придерживался всех этих обобщений о «незнакомцах», «аутсайдерах», истине, бытие и небытие, переплавив их в сжатую и всем доступную рок-лирику. Результаты часто оказывались весьма слабо напоминающими первоисточник — песня «Конец ночи» соотносится очень нечетко с основой, романом Луи Фердинанда Селина «Путешествие к краю ночи».
Но пусть результатом было изменение до неузнаваемости — все равно это было какое-то тонкое великолепие. Песни Моррисона переводили тематику к новым, доселе неведомым проблемам. Песня «People Are Strange» («Люди так странны») из второго альбома «Странные дни» не следует прямо за традицией Камю, но она сжата и понятна. Возможно, поклонник «эйеид-рока» не слишком много знал о бытие и небытие, но он очень хорошо знал, что такое — «чувствовать себя странно».
Музыка, сопровождающая такого рода путешествия в мистику, также была сжата и ясна. Она была чуть ли не слишком проста — шепчущий орган и серебристая гитара — ну, прямо музыка к мистическому фильму, каких сотни. Одна форма заимствована из другой — не зря Джим и Рэй изучали искусство кино. Несмотря на конкретность,
музыка отлично увязывалась с текстом — расплывчатость ни к чему, это мистика и тут все ясно. «Странные дни», возможно, были самым артистическим альбомом «ДОРЗ». Прекрасные песни были в первом, но этот был великолепен без исключения. Музыка мягко струилась ст окаменелого отчуждения «Охранных дней» к апокалипсическому неистовству и смятению «Когда замолкает музыка» («When The Music’s Over»). 0та песня прозвучала в унисон с настроениями слушателей — нарастающее отчаяние молодежной культуры: нескончаемая война во Вьетнаме, волнения в гетто, выступления протеста и расстрел демонстрации студентов в Кентском университете. И, что важнее всего, они увидели то самое главное, почти евангелически главное, что стало приписываться музыке «ДОРЗ»:
«Музыка — твой
особенный друг.
Танцуй на языках
пламени,
Покуда оно горит,
люка не наступил конец…».
МЕЛЬ НА СТРЕМНИНЕ
Атмосфера хаоса в выступлениях «ДОРЗ» все более возрастала. В 1968 году в Лонг-Айленде (Нью-Йорк) и Фениксе (Аризона) произошли чуть ли не настоящие бунты. Песни следующего альбома «Ожидая Солнце» («Waiting’ For The Sun») со всей ясностью показали, что группа продолжает следовать путем, проложенным песней «Когда замолкает музыка», отходя от пейзажей внутреннего мира и психодрам «эйсид-рока» и вступая в прямой контакт с политическим: мотивами. «Неизвестный солдат» («Unknown Soldier») стала откровенной песней протеста и была снята с трансляции несколькими радиостанциями. Позднее Моррисон отрицал, что это политическая песня, утверждая, что она о сексе. Пусть так, но уж «Пять к одному» («Five То One») молодежь выбрала символом своей революции :
«Старое старится,
а юное набирает силу.
Может, это займет неделю,
а может, больше.
Они берут оружием,
а мы числом.
Мы победим,
мы возьмем верх…».
Вряд ли Моррисон предполагал, что песня будет воспринята буквально — скорее всего это было некое ритуальное «заклинание духов», чтобы слушатели осознали творческую мощь группы. Критика же поняла песню буквально и заклеймила ее как нелепую банальность,- как что-то неуместное, ибо создала ее звезда с миллионным состоянием.
Задетые злословьем критики, сознавая, что молодежная революция отнюдь не уложится в недельный срок, «ДОРЗ» вновь взялись за роль мистических шаманов. Их четвертый альбом «Тихий парад» («The Soft Parade») покончил с политикой —начался период ослепительной и туманной поэзии. Но было слишком поздно. Лихорадка «эйсид-рока» подошла к концу, слушатели перегруппировались вокруг новых форм рока — харда «ЛЕД ЗЕППЕ- ЛИН» и их преемников, играющих хэви-метал, певцов и композиторов школы кантри- рока «КРОСБИ», .«СТИЛЛЗ», «НЭШ энд ЯНГ». «ДОРЗ» сели на мель где-то посередине. Их перестали воспринимать всерьез — и как поэтов, и как политических активистов. Хотя сомнительно, что «ДОРЗ» вообще когда- либо представляли политическую силу. По мере их движения и более высоких мест в хит-парадах зрители становились моложе и моложе. Концерты вызывали хаос и истерию, но это всегда прежде всего была истерия сексуальная, воплощавшаяся в сценическом облике Моррисона, Короля-Ящерицы, затянутого в куртку и плотно облегающие брюки из змеиной кожи, принимающего соблазнительные позы. Революционная истерия вряд ли имела здесь место.
Моррисон и «ДОРЗ» были действительно наследниками Элвиса, а знаменитые непристойности Моррисона в Майами в марте 69-го были одним из наиболее запоминающихся моментов театрализованного рок-н-ролла. Сам Джим позже описывал эти происшествия как кульминацию их сценической карьеры: «Я думаю, что подсознательно пытался довести все до полного абсурда». Он привлекался к суду за бесстыдное и похотливое поведение, за сквернословие перед публикой и пьянство. Дело все еще находилось в следствии, когда Джим умер.
Через несколько недель после концертов в «Майами Флэш» концерт «Рэлли Фор Дисенси» на стадионе «Орандж Баул» в том же Майами привлек 30-тысячную толпу. Президент Никсон прислал поздравительную телеграмму. Это был звездный час «ДОРЗ». А для рок-лрессы — последняя соломинка. «Роллинг Стоун» осветил концерт в весьма саркастических тонах. Вскоре бостонская газета «Фьюжн» объявила, что «ДОРЗ» прекращают существование. Моррисона при этом обвинили в наркомании, «эго-маиии» и провозгласили фактически безумным . «ДОРЗ» вынуждены были довольствоваться прозвищем «декадентов и страдающих от излишеств пьяных негодяев из Лос-Анджелоса »…
ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЕ ЗРИТЕЛИ
Моррисону, вероятно, никогда не было дела до зрителей — они, по его мнению, были всего лишь привилегированной группой, которой разрешили наблюдать за его поисками личной свободы. В начале пути он заканчивал концерты в почти пустых клубах. Зрители были ему просто не нужны. Он с негодованием воспринимал сплетни о себе: «Интересно, почему людям так нравится думать, будто я всегда навеселе. Можно подумать, они вели бы себя по-другому, будь у них такие же напряженные гастроли, как у меня».
Трагедия Моррисона в том, что он начинал как поэт, а закончил как обыкновенный исполнитель. С течением времени все то чародейство, которое он творил на сцене, опустилось до обыкновенного ритуала. Музыка стала заштампованной и пустой (тут спорное утверждение. — Ред.) — реакцию публики можно было предсказать заранее. По настоянию Моррисона «ДОРЗ» стали сокращать количество выступлений, а потом и вовсе прекратили их — последний концерт Моррисона и «ДОРЗ» состоялся в декабре 1970 года. Два последних альбома («Отель Моррисона» и «Женщина из Лос-Анджелоса» — «Morrison Hotel», «L. A. Woman») были превосходными, точно задуманными и решенными’ как смесь забойного рок-н-ролла и отдельных проявлений мистики. Но исполнены они были без особого энтузиазма и мало походили на «прорыв». Тем не менее это была прекрасная мятая музыка, возможно, самая лучшая из когда-либо получавшейся у «ДОРЗ».
Положение суперзвезды рока становилось все более неуютным. Моррисон уезжает в Париж, надеясь отдохнуть и написать что-то новое. Его смерть 3 июля 1971 года стала еще одним звеном в цепи роковых случайностей рока 60-х. Остальные «ДОРЗ», которые уже начали репетировать без него, предчувствуя возможный раскол, вновь появились на сцене после некоторого периода молчания в виде трио, на случай гастролей приглашались другие музыканты. Они выпустили два альбома — «Другие голоса» («Other Voices») и «Замкнутый круг» — вариант перевода «Полный оборот» («Full Circle») с характерным виртуозным звучанием, присущим группе. В то же время налицо была какая-то грубоватость в написании песен и до боли слабый вокал. В июле 1973 «ДОРЗ» распались.
В свои лучшие времена Моррисон и «ДОРЗ» обращались к нам на новом «тайном» языке — «secret alphabet», когда все становилось возможным и достижимым. Они создавали музыку, которая, проникая в души через свои элементы, становилась по-настоящему трогательной и призывной. Они заманивали слушателей в странные сияющие миры, где правда всегда проносилась стороной и постичь ее было невозможно.
Лучшую эпитафию «ДОРЗ» и самому себе Моррисон написал в песне «The Wasp»:
«…Он обладает четким
умом и злословием.
Которые доступны далеко не всем —
Этим трудно овладеть.
Кто-то называет его
сияющим небом;
Кто-то — сереньким
и унылым
порождением мечты…».