Взлет популярности THE CURE был странным. Роберт Смит — проблеск ума в тьме поверхности и банальности — считает, что раз уж поклонник попал на крючок, ему бывает трудно освободиться.
От его собственных кратковременных посещений Дома THE BANSHEES до их общего победного броска в Южную Америку, КЫОЭ никогда не уклонялись от эксперимента. С точки зрения музыки, они многократно умирали и перевоплощались. Но за гранью стоит проект THE GLOVE, претензия на величие «The Cure In Orange», первоначальное отсутствие имиджа, фильм «Carnage Visors», демонстрировавшийся перед их выступлениями турне «Faith». Каждый из них по-своему придавал группе новое измерение.
Например «Carnage Visors», должно быть, самый скучный «подопрев» всех времен, еще более вымученный, чем югославский лесоруб, открывавший гастроли ЛАЙБАХ рубкой поленьев. И по сей день Смит считает «The Cure In Orange», полнометражный концертный фильм режиссера Тима Поупа, «пугающим — как фильм про вампиров».
Пока они не пошли на крайние меры, содействовав возрождению умирающей индустрии химической завивки, КЬЮ© могли завоевать мало поклонников на модном фронте: все время, охватывающее первые три альбома, Крис Перри и Роберт Смит умышленно держались в стороне от любого конкретного имиджа. Переход был весьма
динамичным, ибо КЫОЭ были тогда портняжным эквивалентом куче грязных обносков.
Смит родился в Блэввпуле, что объясняет его проявившуюся в последнее время страсть к внешнему блеску.
Сегодня у этого человека с задранными вверх волосами и небрежно нанесенной губной помадой устоявшийся и узнаваемый имидж. Стабильность в безумии, если такое возможно. Привлекательность КЬЮЭ сбалансирована между их музыкальной оригинальностью и мистическим обаянием Смита. Первоначально вдохновленный, как было написано в одном старом пресс-релизе, «панком и книжной серией «Пингуин Модерн Классике», Смит создал своего рода английскую литературу для любителей музыки и никогда не оглядывался назад. В наши дни он мало беспокоится о роли своей группы.
«Группа существует, чтобы бежать от гнета, метод — крик, — говорит он. — Причина создания группы не имела ничего общего с обычными причинами, такими как скука. Нам не приходилось вставать в девять утра. Нам не приходилось работать на других. Сейчас же я стараюсь, чтобы КЬЮЭ никогда не занимались банальностями.
Мне наплевать, если ВРОС продадут в следующем году 20 миллионов альбомов, я знаю, что не буду их покупать, почему же это должно меня волновать? Я и нас-то практически не слушаю, для меня это слишком трудно. Я все еще внутри «Disintegration» (одиннадцатый альбом группы 1989 г. — Прим. ред.). Есть песни, которые мне действительно нравятся, но это как дневник. Меня гнетет мысль о том, что это ушло».
Несмотря на то, что Смит рассматривает КЬЮЭ как часть «цветной зоны, куда люди стремятся, чтобы бежать от действительности», он регулярно использует группу, помогая собрать деньги для политических и общественных организаций. Но никогда не пытался творчески сплавить и то и другое. Группа дает благотворительные концерты для «Гринпис», психиатрии, репрессированных гомосексуалистов и Кампании за ядерное разоружение, однако лозунги никогда не кричат с текстовых вкладок их альбомов.
«Мне нравится музыка, в содержании которой отсутствует реальность, — замечает он. — Музыка КЬЮЭ не отражает материальный мир слишком явно, что, на мой взгляд, составляет ее силу. Музыка общественной или политической направленности вызывает у меня чувство смущения: ее настолько разбавляют, чтобы сделать приемлемой, что она теряет всякий смысл».
Завоеванию всемирной славы способствовало то, что Америка вдруг отбросила предубеждения и прижала КЬЮЭ к своей звездно-полосатой груди. Для создания британского имиджа КЬЮЭ на протяжении 1983 года потребовалось «Let’s Go То Bed», «The Walk» и «Love Cats»: в Америке же, как подозревает Смит, всего лишь одно хорошее видео может поставить группу на путь успеха.
«Чем тише группа в нормальных обстоятельствах, тем хуже ее принимают в Америке, — продолжает он. — Впервые мы поехали в Америку девять лет назад после выпуска «А Forest», но мы лишь могли сказать, что там побывали. Многие годы мы были группой андерграунда с сильной поддержкой в определенных городах, в которые мы могли возвращаться.
Я думаю, было бы очень хорошо устроить концерт КЬЮЭ без моего вокала. На последнем турне пару раз, когда мы собирались играть на бис и другие были уже на сцене, я накидывал пиджак и выходил в зал — просто убедиться, что все выглядит и звучит как надо».
Если Смит склонен ускользать от своих коллег на турне, его группа должна отдавать себе отчет, что он может ускользнуть навсегда.
«Каждый раз, когда я делаю очередной альбом, я задаюсь вопросом, стоит ли его выпускать, потому что можно просто записать его дома и держать для себя. У меня есть пленки с материалом, который я собирался выпустить как сольную пластинку, они лежат уже два с половиной года. Это становится все более и более абсурдным: почему я должен выпускать альбом, чтобы его слушали другие?
Когда я пою у себя в студии, я воображаю слушателей, аудиторию. Не просто набор вымышленных персонажей — некоторые из них реальны, и когда я пою, я всегда держу их в голове. Сочиняя песни определенного типа, я всегда думаю об одном и том же человеке.
Я знаю — потом люди слушают пластинки, но не знают, что когда я записывался, то думал о том, ЧТО думают они, и очень часто эти песни им не нравятся».
Сползание Роберта Смита — одинокого человека, утверждающего, что у него появилось мало настоящих друзей с тех пор, как он начал играть в группе — в алкогольный декаданс подробно описано. Его заявление: «Сейчас я почти алкоголик. В этом году не было вечера, чтобы я был не пьян», — стало легендарным.
«Я хотел бежать от себя, замкнутого и истерзанного, я считал это источником стрессов, меня никогда слишком не беспокоил имидж. Меня пугает, что в то время, как я нахожу происходящее со мной незначительным, люди присылают мне фактически записки самоубийц. Я никогда не мог этого понять — и думаю, необходимость согласиться с самоубийством вызвала бы у меня лишь расстройство.
Думаю, многим людям, окружавшим меня во время работы над «Pornography», доставляло удовольствие видеть меня в подобном состоянии. Сейчас все гораздо легче и гораздо приятнее, чем было пять лет назад. Сейчас я знаю, что мог бы повернуться и послать их всех подальше, я мог бы сделать это раньше, но меня беспокоило наше будущее».