Cool (спокойный, прохладный) — несомненный комплимент восьмидесятых годов — определяет все то, что не характерно для U2. Вместо цинизма — позитивность, вместо отстраненности — сопричастность, вместо уклончивости — открытость.
Вообще, если поразмышлять над этим, то понятие соо! совсем не соответствует обычному представлению об ирландцах — людях, способных с блеском и легкостью поднять на смех, поторговаться, все подготавливающих и переделывающих по несколько раз, превращающих любой • рассказ в длиннющее повествование, но в то же время редко проявляющих склонность к культивированному прене- брежению-осмотрительному неучастию — к тому, чем обычно славятся англичане.
Ирландцы — это рассказчики, выдумывающие истории, знаменитые торговцы и воодушевленные фантазеры. Они переделывают свой мир, занимаясь его описанием по несколько раз в день.
Что же касается их темперамента, то они не склонны оставаться безучастными к чьей-либо идее о том, как та или иная вещь функционирует — они устремляются к ней, стремясь все потрогать собственными руками и переделать по-сво- ему. Именно эта беспокойная сопричастность делает ирландцев окончательно и бесповоротно не-cool — cool-люди избегают острых углов и наблюдают за ошибками тех, кто не-cool (а затем пишут о них).
Вот и я пишу о пластинке, в работу над которой я был некоторым образом вовлечен. Пока не остыли воспоминания.
Daniel Lanois и я. U2 попросили нас продюсировать этот альбом вместе с ними, но я уже был занят, и поэтому роль, которая мне в конце концов была отведена, оказалась поистине роскошной: я периодически появлялся на неделю, слушал то, что записывалось, высказывал замечания и предложения.
Основная часть продюсерской работы, однако, была сделана Дэном и инженером по имени Flood, которые месяцами шли сквозь все взлеты и падения, сохранив сосредоточенность и хорошее настроение. И, конечно, сами члены группы, чей настойчивый оптимизм н здоровое упорство заражало всех, кто работал сними.
Что тоже немаловажно, поскольку работа над альбомами U2 — всегда долгий, требующий многого процесс. Обычно все происходит примерно так: пара недель записей дает несколько дюжен многообещающих заготовок. Длинный список переносится на классную доску — песни со странными названиями, которые никто не может запомнить («это та со скользящим басом или с ледяной гитарой?»).
Песни появляются, пересматриваются, переигрываются, обрабатываются, напеваются, откладываются, нелегально переписываются, обкатываются снова и снова, пока не начинают превращаться во что- то или предаются забвению.
Список на доске сокращается, хотя Вопо, «Мать Тереза заброшенных песен», сочувственно продолжает спорить по поводу каждой идеи, даже самой второстепенной: «Нам необходима такая песня на альбоме». «Это будет фантастически звучать живьем». «Представьте вот это по радио, в машине». Однако по мере того, как недели идут, а времена года меняются за окнами студии, что-то начинает обретать форму, а что-то откладывается в сторону окончательно.
Язык также претерпевает изменения, развивается. Это язык похвалы, язык критики, первые флажки, размечающие пространство, в пределах которого создается эта новая музыка. Определяющими словами на этой записи являются «trashy» (что-то вроде «кустарный». «дешевый», «пустяковый»), «throwaway («бросовый»),
«dark» («мрачный»), «sexy» и «industrial» (все — положительные), «earnest» («серьезный»), «polite» («вежливый»),«sweet» («милый»), «righteous» («праведный»), «linear» («прямолинейный»), «rockist» (все — отрицательные). Хорошо, если песни увлекут вас в путешествие или заставят решить, что ваш «хай-фай» сломался, плохо, если заставят подумать про студню звукозаписи или о U2.
Sly Stone. Т. REX, Scott Walker, MY BLOODY VALENTINE. KMFDM. THE YOUNG GODS. Alan Vega, Al Green, INCEKT — все они были в почете во время записей. И сам Берлин, где была сделана большая часть ранних записей (для меня — ностальгичио, мы были в той же комнате, где создавались «Heroes» Bowie), стал концептуальной основой записи. Берлин тридцатых: декадентский, сластолюбивый и мрачный, контрастирующий с Берлином девяностых: заново рожденным, хаотичным и оптимистичным — предполагает портрет культуры на перекрестках.
Поэтому запись становится местом, где несовместимые пряди сотканы вместе, и где, очевидно, начинает проявляться весьма разрозненная (но несомненно гирп- пейская) картина.
Эмоциональное пространство альбома было предопределено сферой источников вдохновения: психоделия. глэм, РиБ, соул. Эти ранние эры поп-музыки характеризовались. однако, не поисками совершенства, но сумасшедшим энтузиазмом. скромными финансами, неровной техникой игры, примитивным оборудованием и дикой непринужденностью. Противоречие между всем этим и тем, как работали мы, рождает массу вопросов.
Когда вам дано право выбора, сколько ошибок и неровностей вы оставите, позволяя записи сохранить свою спонтанность, и сколько исправите? На самом ли деле вы делаете «гаражный» альбом, или вы делаете альбом, напоминающий «гаражный» по звучанию?
Есть ли разница, если послушав, люди скажут: «Эта запись звучит кустарно», вместо того, чтобы сказать: «они очень предусмотрительно решили сделать запись, которая будет звучать кустарно»? Можно ли пользоваться отстраненной искусной иронией и тем не менее быть эмоционально честным? С другой стороны, важна ли «честность», или мы всего лишь актеры, создающие достоверное впечатление о честности?
И еще одна связка вопросов. Если вы знаете, что несомненно сможете продать несколько миллионов экземпляров вашего альбома. продолжая двигаться по накатанной колее, то должны ли вы все время оставаться там? Предадите ли Rhi людей, начав движение в другом направлении? Что люди ценят в вас — постоянство или неожиданность?
Теперь у вас начинает вырисовываться картина. Мы оставили песин в Берлине, три длинных абзаца тому назад и отвлеклись на дискуссию из серии «Чем мы собственно занимаемся». Это нормально. Это может занимать четыре-пять часов в день два-три дня в неделю. Записи U2 делаются так долго не потому, что членам группы не хватает идей, но потому, что они не прекращают их обсуждать.
А записи, которые делаются долго (Achtung Baby — около года) заслуживают эпитета «голливчлп- зацня». Это процесс.при котором все выравнивается, рационализируется, красиво подсвечивается со всех сторон, осторожно балансируется, проверяется по всем известным формулам, утверждается несколькими комитетами и в конце концов торжественно становится замеченным.
Несмотря на то, что U2 — коммерчески успешная группа и в ее нынешнее возвращение вложено немало денег, все равно реальная стоимость записи всегда достаточно низка, и. по сравнению с фильмами, музыка проще технически. Запись — это — обычно результат работы небольшой, хорошо спаянной группы людей. paботающая с неослабевающим вниманием в тесном контакте друг с другом. Поэтому по-прежнему продолжают появляться «крутые» альбомы, по- настоящему удивительные, не сточенные до полной перпендикулярности. не превращенные в китч или демократически усредненные.
С U2 редко случается, что все. кто находится в студии, смотрят на вещи одновременно одинаково. Larry Mullen и Adam Clayton обладают даром смотреть широко в тот самый момент, когда теряется перспектива или все слишком близко сфокусировано — они становятся голосом музыкальной совести.
Edge — археолог грубых миксов старательно раскапывает ранние слои в развитии песни, торжественно возникая с новым подходом на раздолбанной кассете. Steve Lilliwhite, всегда приветствуемое добавление на стадии микширования, приходит, свежий и полный энтузиазма, не обремененный предысторией, с верой в свои одаренные уши. Lanois слушает так, чтобы прочувствовать песню до самого скелета, и замечает то, что все остальные уже перестали замечать. Flood будит уснувшие песни блестящими и оригинальными миксами уже после того, как все мы ушли домой.
Я верю своим инстинктами, сомнения чередуются с энтузиазмом, ворчу как англичанин и щедро противоречу себе. Все это. делает развитие песни нелинейным. Глядя изнутри. процесс кажется хаотическим, прыгающим из крайности в крайность, растягивающим песню во все стороны, пока она наконец не рассыпется, затем собирающим осколки, начинаясь снова и снова.
Самое сложное (очевидно на большинстве записей) — слова. Почему? Потому что автор слов исполняет по-настоящему специфическую работу по фокусированию музыки, он придает ей направленность. Слова — очень острые объекты.
Bono начинает петь, пропрыгиая сквозь возникающую песню физически и концептуально, сшивая словесные нити во все большие узоры. Голос изящно скользит между известными языками и беглым бонголезским полуязыком-полубормотанием, создавая таким образом временные мостики над пустотами в тексте. Значение отчеканивается понемногу, полируется, расширяется, извращается, исчезает, возвращается.
Пристальное внимание уделяется тончайшим изменениям тональности и выразительности. Бездомные строки бродят в надежде из строфы в строфу. Единственное Неподходящее слово способно затормозить процесс на полчаса. Flood сочувственно покуривает. Daniel что-то старательно помечает, Shannon (Strong, ассистент) н Robbie (Adams, ассистент инженера) обновляют документацию. Работа продолжается таким образом до тех пор. пока не будут записаны несколько дорожек. Картина становится все более отчетливой.
Позднее, Daniel и Flood обрабатывают дорожки, собирая по строчке «best 01» этого вечера и делают черновой микс. Вопо слушает н изучает результат в течение следующих нескольких дней, изменяя слова или целые строки и строфы, переписывает и поет заново. Так он вживается в персонаж, подход, манеру исполнения. Он открывает для себя того, кто поет песню, мир. в котором персонаж обитает.
Тем временем, кто-то приходит со старым миксом, только что обнаруженным, в котором, несомненно, что-то есть. Что? Можем ли мы вернуться к нему, позабыв все ,что былос делано с тех пор? Можем ли взять все самое лучшее из обоих? Когда это не удается сделать результат оказывается разбалансированным, скомпроментированныым , — генизированиым. Когдаудается — рождается гибрид, необычное чанное сочетание всевозможи оттенков чувств. Если это происходит — рождается нечто новое.
На этом альбоме есть много подобных песен: «So Cruel» — эпическая и задушевная, страстная и леденящая, «Zoo Station» — ще- гольски-маннакальная. индустр.иально-веселая, «Ultra Violet (Light My Way)» — с вертолетной меланхолией, «Mysterious Ways» — с тяжелым дном и легкой головой. Найти единственное прилагательное для каждой из них сложно. Этот альбом наполнен противоречивыми чувствами, которые не должны существовать вместе, но которые, тем не менее, абсолютно достоверны.
И это как раз то, что мне всегда нравилось в поп-музыке — ее спо собность создавать сумасшедшие эмоциональные пейзажи, приглашая вас затем придти и танцевать на них.
© Rolling Stone