ТЮМЕНСКИЕ КОНСТРУКЦИИ Часть 2

ИНСТРУКТОР НЕУМОЕВ ВСПОМИНАЕТ И РАЗМЫШЛЯЕТ

(Начало см. в с.ЭНске» 12/93. С Романом Неумоевым беседуют Михаил Тимофеев /М/. Сергей Гурьев /С/ и Ольга Барабошкина /О/. В предыдущем фрагменте речь шла о дискотечной молодости на базе общежития Тюменского гос. университета).

-…Вот мы на этом пятом этаже и сидели. Я, собственно говоря, никакой музыкой в то время не занимался, и музыкальное направление там никто, собственно, и не собирался делать. Собирались, собственно, весело проводить время, устраивать дискотеки, в народ просветительскую миссию новой волны нести {улыбается). А в основном — пить красное вино. В больших количествах. Под названием «Огненный танец». Вот. собственно, и все.
Ну, и там выбивались окна, выпадали люди время от времени. Безобразия творились, конечно. некоторые, если положить руку на сердце. Ну. обычные дела для того времени.

М: И даже для этого.
— Они творились и партийными боссами, и гораздо круче, и самими гэбистами, — поэтому они и понять не могли, как это так без группового секса все происходит? (улыбается). А все остальное ни у кого ничего не вызывало, пока это дело не объявили, по каким-то причинам, может, просто кто-то чего-то настучал. — решили просто проверить. И нам сказали: вы тут уже полгода сидите, пьете, буяните, дискотеки крутите. — а давайте вы нам что-то покажете, что вы за это время сделали. Ведь какая-то художественная самодеятельность должна быть (смех в комнате). Должен быть продукт! Ну. мы сказали, «ладно, раз должен быть продукт, мы его сделаем»…

М: И написали «Непрерывный суицид для меня»?
— Нет, — и сделали сейшен такой. Двенадцатого апреля, театрализованное действие. И там сколотился бэнд. Я сам об этом даже не знал. Было не до того. Я политиканом таким был. Я говорил, «вот, не надо”. Там. в общем, партийные были какие-то дела. «Не надо нам. в общем, сейчас выступать, а надо посидеть тихо, потому что (смеется) политическая обстановка сложная». (Смех в комнате). А Немиров говорит, что ты. дескать, вносишь такую вот струю дурацкую, бюрократическую. Надо, наоборот, выступать, и неважно все это. ибо ничего мы тут не делаем такого. И ВЫСТУПИЛИ. И после этого выступления 12 апреля 85-го года…

М: А с чем выступили?
— Ну. как. Нам бы не дали выступить, но мы принесли сценарий, написанный буквально за пару часов до этого. Ну, там все это дело прочитали, причем мы буквально ничего не показали до этого. Сценарий совершенно невинно выглядел. Там, мол. будет театрализованное представление о том. как в мире американского шоу-бизнеса происходят непотребные вещи. Как там деньги на этом делаются немыслимые, как продаются музыканты, и превращаются просто в рекламодемонстраторов. В общем, шоу-бизнес там громился…

М: А какую ты роль играл в этом сценарии?
— Мне отводилась там роль миллионера… (хохот) Мистера Дроумча (смех), который должен был сидеть с повязкой бумажной, на которой должно было быть написано «МИЛЛИОН ДЕНЕГ»,

М: Снимка не сохранилось?
— Почему же. сохранился. Где-то в каких-то архивах валяется. Я там сижу в котелке, на стуле развалясь. Я текст учил буквально за двадцать минут. Мне суфлер там подсказывал постоянно… Но все это было бы нормально, и ничего там страшного не было бы. если бы в конце (и перманентно) не выступала тут же возникшая команда. Под руководством Игоря Жевтуна. Которая играла там свои первые хиты. Там. типа «Денег нет» и так далее. Все было так продумано, что Игорь Жевтун тоже играл роль. Игоря Джеффтона. Игги Джеффтона (смех), который должен был пасть жертвой шоу- бизнеса. который в моем лице там присутствовал. При этом я делал такое непотребство, что заставлял Игоря Жевтуна рекламировать тут же лифчики женские. И бедный парень страдал, но играл и пел.
И, собственно говоря, из-за этого все и произошло. То есть сам факт выступления был как в порнографии: то есть пока мужского полового органа нет, то это все эротика, а когда есть — это уже порнография. Он там присутствовал (бьет ладонью по столу), появился из штанов — и все началось. Совращение самое главное и произошло. Народ обезумел, энергетика повалила. все были напуганы страшно этим фактом «зверства» странного. Ну. и тлетворноре влияние Запада тоже было здесь налицо.

М: А как группа называлась? И какими были ее первые песни?
— Так и называлось это все — ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, так оно и сохранилось сейчас… Ведь на самом деле ИНСТРУКЦИЯ, это была не группа, это был формейшн совершенно разных людей, к музыке имеющих отношение такое: мол, “а вот, тут и музыка еще есть, ну и отлично». Кроме всего прочего. Кроме «Огненного танца»…

М: И огненной воды.
— (смеется) Да! “А тут еще и рок-группа — ну. нехай будет, хорошо». Ну. а первые песни, я. честно говоря, и не помню. По-моему, это и был «Тинейджер» сочинен. Может, даже и нет? Я. честно говоря, даже и не помню. То, что в основном это были вещи Жевтуна, написанные совместно с Аркадием Кузнецовым, это я знаю как факт.

С: И немировские тексты.
— Да. и немировские тексты. Практически все. А может, и нет. То есть тут я боюсь, честно говоря, соврать. Я в то время даже не интересовался этим. Ну. дали мне. котелок на меня напялили, — ну. ради Бога, издевайтесь надо мною. Вот. А потом я оказался заодно со всеми. После этого началось. КГБ нас еще не трогал, но начался бюрократический разгром рок-клуба. Так как напугался куратор КГБ. который при этом присутствовал. Креков такой.

М: Это был какой год?
— Это был 85-й… В общем, он напугался. Потом напугался секретарь ВЛКСМ. Напугали и Турова, которому сказали, «ты смотри, что ты развел, что делается там у тебя». И на нас начали… в общем, выпустили постановление, пошла обычная такая бумажная работа «по ликвидации» и заметанию следов срочному. И с тех пор уже была установлена слежка. Мы на карандаше были, а ОНИ начали собирать информацию. Что да как. да кто такие. А мы об этом и не подозревали, наивные были молодые люди, продолжали себе… И под впечатлением от музыки этой, от концерта 12 апреля, я тоже начал сочинять, ковырять. Причем на гитаре я играть ведь совершенно не умел…

С: А петь?
— Я и петь-то не умея. Нет. ну петь-то я пел! То есть как. дома так пел. Группу какую-нибудь врубишь… Кстати, очень неплохой способ обучения пению: включать громкую музыку и петь, не слыша собственного голоса. Потому что когда поешь, не слыша собственного голоса, происходит тренированность гораздо лучше, потому что ты управляешь как бы на подсознательном таком уровне.

М: Не закомплексовываешься.
— Да. И не надо тебе слушать при этом, что ты ТАКУЮ лажу поешь при этом, что слушать невозможно! И плюс, никто тебя не слышит, потому что музыка гремит. Вот такая манера… Ну, Летов, он, по-моему, по другому поступал, насколько я знаю. Он в подушку утыкался носом и в нее орал, вырабытвая таким образом МОЩЬ.

М: Я думаю, он орал так, что, наоборот, не слышно было и музыки. Кстати, Роман, а как ты учился играть на гитаре — ведь для тебя это весьма непросто?
. — Да. учиться я стал играть, сначала переставив струны под правую руку, а потом понял. что если я струны переставлю, то в дальнейшем я буду играть только на своей гитаре, как Пол Маккартни. И все гитары остальные, которые только в пространстве существуют, они для меня будут просто непригодны… Но в этот период я играл только на собственной гитаре, переставив струны. Для этого я ее купил, за большие по тем временам деньги (чуть улыбается) — за шестьдесят рублей. Это была дорогая гитара, чехословацкая «Кремона», на которую я заработал, работая в тюрьме…

М: Ты все еще не сказал, кем.
— А я там работал в ОТК и «носил» чай зекам. И был за это не выгнан чуть. Просто успел вовремя скипнуть. То есть я рассчитал все здравомысляще и точно: что я принесу туда рублей на 300 чаю, куплю себе гитару и оттуда срулю. И я когда принес, потом, дня через два, я пришел, еще набухавшись вдобавок (ну, сам Бог меня как бы привел к этому)… Пришел на работу с похмела, опоздал, и смотрю, надо отсюда рыть. И я поступил очень просто: обматерил там все начальство. Потом пришел минут через десять с заявлением: Они под горячую руку — бабах, заявление мне подписывают и говорят, “чтобы ноги твоей не было». А отдел кадров бежит и кричит: да мы же его по статье увольняем! Он же тут, как оказывается, и чай носит, и с КГБ какие-то непонятки. мы его уже по статье 33-й гоним. А у меня уже подписанное заявление на руках, меня уже увольнять по статье нельзя. Я подхожу уже под 31-ю. И я так ловко оттуда скипнул и купил себе гитару на эти деньги…

М: На чайные деньги…
— Да. заработанные с помощью зеков, за что они меня сильно, конечно, любили. У них даже сложилось такое впечатление, что я специально туда и пришел поработать три месяца, чтобы чай принести.

М: Но этот период, он никак потом у тебя не отразился в текстах? В твоем восприятии?
— Ну как не отразился, я там написал много текстов, сидя в этом философском месте.

С: Ты тогда и начал писать?
— Нет. я до этого писать начал. А там я уже продолжил. Дело в том. что у меня головная была работа сидеть, я ведь ничего не делал. Я в ОТК сидел и якобы изучал какие-то схемы, чертежи штампов, которые никому не нужны. В общем, делал вид. что я чем-то занимался. Никто даже не противоречил, если я газету читаю или книжку читаю. Ну, и раз я целый день сижу, и решил, ну что я буду просто так сидеть, начну-ка я писать. Я начал писать, но эти тексты, по-моему, никуда потом не вошли, я их спел пару раз.

М: И даже строки оттуда никуда не использовал?
— Нет, в альбом не вошли. Там была песня «Лейтенант», там была песня про тюрьму, целый тюремный цикл, полностью похеренный. Там был написан, по-моему, «Бриз», заключительный. И я, когда из тюрьмы домой приходил, я их там пел.

М: То есть ты сразу это писал как песни? Это не стихи были, а тексты?
— (говорит все очень спокойно) Да. да. Приходил домой, брал гитару и тексты эти клал на гармонии. И — вперед! Ну, по структуре это был. конечно, панк. Потому что ничего, кроме панка, не сочинишь так быстро и достаточно лихо. Ну. я думаю, что с музыкальной тички зрения они ничего особенного, может, и не представляли, а по энергии, по накалу — у меня энергии было много еще. я был такой здоровенький еще. запальчивый — я так орал, как резанный. И вокал обнаружил совершенно неудержимый. Всех поразивший моментально. И завоевавший славу в своем кругу (чуть улыбается).

М (плюс жена): Нет, вокал, конечно, шикарный.
— …Наравне с Игорем Жевтуном. который тут, может, даже с завистью к этому относился. Началась у нас какая-то непонятная вражда, я обозначился как второй лидер…

М: Нормальная классическая ситуация.
-…претендент на вождя, а так как вождь был Немиров и Жевтун. и он считал, что “все это ребята молодые, я их как Макларен протаскиваю, учу. и таким образом реализую свои знания, как сейчас надо и что в рок-н-ролле делать». То есть на главный вопрос «Что делать?» он отвечал, так как считалось, что никто ничего не всасывает, как это надо делать по-настоящему. И быпа задача показать это. И показывалось таким образом. Я себе тоже начал набирать всяких приспешников, музыкантов, со мной работающих. Естественно, начали делить между собой территорию рок-клуба, когда кто там сидит, когда кто репетирует, кто хиты сочиняет, а кто “не очень хиты» (смеется).

М: А был какой-то момент, когда ты почувствовал, что это серьезно, что это, возможно, главная цель?
— (быстро) Такого момента никогда не было. То есть совершенно ясно, что это никогда главной целью жизни не было и быть не может.

М: То есть это прикладная какая-то область?
— Нет, на самом деле все главное в жизни. То есть нет никаких прикладных… ВСЯ ЖИЗНЬ — ЭТО НЕПРЕРЫВНАЯ МЕДИТАЦИЯ. Просто люди к одному относятся легкомысленно, а другое считают важным. На самом деле все можно считать важным, даже то, как они чай заваривают (смеется). Но я вот так и отношусь к этому. То есть я не считаю это самым важным. Но нельзя и сказать, что это я считаю каким-то говном, которым я занимаюсь подобно тому, как некоторые хобби занимаются. То есть это просто часть жизни. Но это ЧАСТЬ! Это не какой-то фаталистический концепт в жизни и фанатическая вера, что все это. и только это. нужно. Но на самом деле ВСЕ НУЖНО.

М: Но, с другой стороны, ты и эту часть отбросить не можешь? Заменить чем-то другим. То есть она у тебя должна существовать? Можешь заменить любованием заходами и восходами солнца?
— Ну, почему… Очень даже можно заниматься любованием солнцем. Совершенно с той же серьезностью. Дело в том, что все это развивалось. Лично для меня. Как для других, я не знаю. Это у всех по-разному. Для меня же это развивалось и было осознано как метод, а не как цель. Просто как способ медитации, фактически это дхияна. Это, фактически, нисхождение энергий надсознательного плана на нижний уровень сознания. То есть с этого, в общем-то. и началось, я начал писать стихи, как и большинство людей, довольно наивно, стараясь что-то «серьезное» написать. Но поначалу получалась всякая ерунда, может быть. И было стыдно, как многим на утро, за то. что ты написал вечером. Это все вполне нормально…

М: За рифму было стыдно…
— Да! (все хохочем) Нет, честно говоря, за рифму я не помню, чтобы стыдно было. Меня там Немиров всегда считал таким говном, таким фуфлом, он был отличник, он знал всякие рифмы, он был поэт образованный. Он писал под Маяковского. Писал под того. У него было увлечение Мандельштамом. Пастернаком. Он был такой квалифицированный пиит. У него школа была поэтическая. А меня он воспринимал так — какой-то хулиган от поэзии, который пишет на уровне школьника.
Ну. я в общем-то так и писал, на уровне школьника, наверное… Но темы старался затрагивать серьезные, социальные. То есть поначалу. ПОНАЧАЛУ, потому что такая ситуация в 1985 году была — чисто социальная. О чем-либо другом думать было трудно и не до того. Потому что за эти 70 лет — все правильно это говорят, я с этим согласен, что все это давило и никуда от этого деться нельзя было, нужно было как-то реализовывать всю эту перегоревшую информацию. выдавить из себя, как-то себя проявлять на этом уровне. Свое отношение. Как-то освобождать себя от всего этого. Этим занимались все. И Егор Летов давал чистый «социум», с политическим уклоном даже, кропал и тоже с КГБ боролся. И я. и даже Гребенщиков этим грешил: злые песни писал какое-то время.. Но это просто момент такой, потом все это отошло, очень быстро причем.

Причем тут КГБ никакого отношения не имеет, оно никогда не воспринималось как такое уж серьезное препятствие. Почему-то не верилось, что серьезные последствия будут. Так. допускалось, что, в общем, что-то будет. Но какая-то была злая убежденность: что ну и хрен на вас. А где-то с другой стороны: а-а. не будет ничего. Врут они это все. Не посадят. Хотя, КГБ (но я не знаю, насколько это было серьезно), они предъявили статью 91-ю прим.. говоря, что это антисоветская агитация и пропаганда.
…Но почему-то я не верил… Была такая безысходная смелость. Но потом, правда, наваливался и совершенно бессознательный страх, вернее — беспричинный. Страх, что просто могут прийти домой и замочить, и так далее. Вполне реальный, ощутимый физический страх. Сны уже такие снились, что уже врываются в квартиру, бьют, убивают, было даже и такое.

М: Но после этого уже была более спокойная жизнь?
— (быстро) Да нет. жизнь была беспокойная. Потому что они собирали информацию беспрерывно после этого. Вплоть до самой перестройки. Четко совершенно, это даже перепроверять не надо было. (…) И даже позже, перед небезызвестным фестивалем панка в Тюмени 1988 года, меня вызвали в КГБ и суют… Причем почему-то одного меня, никого больше, как самого отъявленного. видимо, и явного подпольного такого «идеолога и политолога»… В общем, меня вызвали и показали бумагу. — там такая была написана фигня… «Мы фашисты, панки, мы восстановим имя светлое Сталина», и компот такой из анархических лозунгов, и фашистских, и сталинских, и всех. А ведь это уже перестройка шла! То есть в этой бумаге все говно было скомпоновано, но белыми нитками все это было сшито.
Но. вообще. КГБ в Тюмени… половина этих гэбистов молодых (смеется) училась с моими старшими товарищами в школе, в институте. То есть все они ТЕ ЕЩЕ гэбисты были. Некоторые, с кем я там встречался, производили впечатление очень милых понимающих людей, очень таких ласковых, смеющихся, шутящих. Тогда, когда меня вызывали перед фестивалем, я передал им даже отпечатанное на официальном бланке приглашение всем сотрудникам КГБ посетить культурно-коллективное мероприятие, панк-фестиваль… Они нас спрашивали при этом… (говорит хитрым голосом), конечно, предполагалось, что они придут, но спрашивали. А ЗАЧЕМ МЫ ТАМ НУЖНЫ? Я говорю, ну как зачем, вы послушаете, посмотрите, вам же, наверное, интересно, от работы отдохнете. — и заодно мнение свое скажете, тексты послушаете… (смех). Они говорят, ну. ладно — и пришли! В туалете с нами курили, общались.

М: Так появился первый сборник ваших текстов?
-… Люди эти сидели в конце зала, и чего-то там такое по делу говорили, по текстам говорили, что вот это вот — так, а вот это вот — слабо. Мы. мол, ожидали лучшего от ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, она так нашумела в Омске, и. дескать, у нас даже кассета есть, то есть коллеги ихние им ее рекомендовали с такой «лучшей стороны», а в Тюмени (улыбается) ГО не произвели на них такого яркого впечатления каких-то фашистов. (…)
По-моему, у ОБОРОНЫ первое их выступлению, оно ведь не в Новосибирске было, а произошло как раз в Тюмени. (Выступление ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ на первом новосибирском рок-фестивале состоялось 12 апреля 1987 года. Запись, кстати, сохранилась. – «ЭНск»). То есть, они тогда совсем играть не умели и неслаженно могли играть, и ничего не слышно было, никакого голоса, просто рев такой в зале был, и ‘все сидели в зале вот так (показывает) — “бог ты мой. что это такое?»
Но вообще, этот фестиваль панка в Тюмени, в 1988 году (который Гузель блестяще организовала) — такого события с тех пор вообще нигде в Союзе не было. Это же такой пик панковской деятельности! (Кстати, и Ник Рок-н- ролл, прослышав про это, впервые приехал к нам…) Ведь там выступали и ОБОРОНА…

С: БОМЖ там был…
— Там выступали ПУТТИ из Новосибирска, какая-то группа ТИНА выплыла…

С (чему-то улыбаясь): Из Казани…
— Столько люда совершенно безумного от- куда-то выползли из щелей! Народ такой собрался — все охренели полностью: то есть никто никогда не видел в Тюмени, что такие люди есть. Там не только КГБ присутствовал на этом фестивале, но и местные из обществ «Память» и «Отечество». Все потом вспоминали с большой теплотой, и даже из «Отечества» ребята умные говорили, дескать, повылазило такое дерьмо… И была статья после этого большая, «Протест во имя ничего»… Или это раньше было? Я уже не помню хронологию. Статья по заказу «конторы» была сделана, причем с элементами явной диффамации.

Нас там представили эдакими металлистами, а мы к металлу не имеем никакого отношения. Вообще, основной формейшн, он к року имел весьма малое отношение. А в основном там говорилось о стихах, о живописи, и при этом ярмо рок-н-ролла, которое всех пугало, оно существовало. Но ОНИ этого понять не могли. Немиров — он сам ведь, собственно, поэт. Все остальные были литераторы, поэты. Но при этом все рок-группы, которые там были, они на всех действовали как красная тряпка. К этому все внимание приковывалось.

С: Вообще, мне кажется, у ИНСТРУКЦИИ в этот период даже произошел какой-то поворот: то есть в 88-м вы записали альбом в Зеленограде, — и после этого резко как-то пошли совершенно другого плана вещи… «Суицид» появился, «Красный смех»…
— Вообще, такой концерт мы писали в ТИИ. в их клубе, в некой каморке, на пульт «Эстрада», на магнитофон такой… Это были первые такие опыты. Потом эту запись мы отослали Старцеву, он что-то хвалил, что-то ругал… И там была первая моя электрическая вещь. Она сохранилась в альбоме «Ночной бит». Это была вещь «Любой механизм работает на полный износ». Под сокращенным названием «Механизм» (улыбается). Такая была первая, техническо-философская вещь, осмысление некого трудного социального бытия. Но уже с таким философско-социальным подходом, без каких-то сермяжных дел, то есть (говорит задумчиво) с такой философией, по эзией.

С: А когда, кстати, «Ночной бит» был записан?
— Ну. по-моему, вот в этом 88-м он и вышел. То есть в 87-м он начал писаться, а датируется, по-моему. 88-м.

М: Но по текстам ваших альбомов, что меня удивило, существует совершенно четкое разделение по текстам: есть (условно назовем их «панковскими») очень понятные, с четкой социальной основой…
— (быстро) Нет, те тексты не я писал!

М: …и потом — словно качественный скачок, и идут совершенно другого, гораздо более высокого уровня тексты, со сложными построениями, особым взаимоотношением между строками. Тексты, очень интересные по образам и воздействию… А вот «переходных форм», почти неизбежных при такой мощной работе по смене уровня, у вас в репертуаре группы, как ни странно, нет…
— Я как начал, так, как говорится, и закончу: у меня никакой особой социальной направленности и не было! У меня она внешне чисто была, исходя из момента. А основа присутствовала всегда скорее философская. Это, скорее, чисто с самого начала было так. А все панковские хиты так называемые я сочинял, как правило, под запалом Мирослава Маратовича Немирова. который там приходил и говорил: “А вот. тема интересная, переплюнем СЕКС ПИСТОЛЗ. «Убить мента» — такое споем, никто такого не пел. такой крути даже в Англии не было! Хотя там пели, конечно, вариант «Боже, храни королеву».
— но тут такое будет, что ужас!»

М: Боб Марли пел «Я убил шерифа».
— Ну, мы этого не знали… Вот. и ориентация была такая (у Немирова, по крайней мере), чтобы переплюнуть Джонни Лайдона. догоним и перегоним… Кстати. ЭТО ЕГО ИДЕЯ — и песня должна была такая быть. «Убить мента». И там было, как правило, несколько строк — он. как правило, серьезных текстов не сочинял, потому что у него была идея, что в роке надо однодневки сочинять, то есть такие, одноразового употребления, их надо сочинять быстро, на такие темы сиюминутные, злободневные, играть их и забывать на следующий день. И вот он предлагал такие… Это не единственная, у него было много заготовок таких, с которыми он меня эксплуатировал, по крайней мере пытался. Чтобы я эти песни потом делал, из этих заготовок, двух-трех слов или одного припева без куплета. Или двух строк в куплете и без припева и без ничего больше (улыбается). Чтобы я доделывал вещь, дописывал. Собственно, и «Убить жида» так была написана. И «Синеет в сером воздухе дым». Тоже вместе с ним. То есть он фактически две строки какие-то писал, после чего я все дорабатывал. И перерабатывал в текст. Он тексты никогда не писал, потому что он не мог. он с этим никогда не имел дела. Он писал… если бы его рок-тексты для песни ТАКИМИ и сделать, то это получился бы на сегодняшний день такой жуткий авангард… Который воспринимался бы ну только такими… Потому что там ни ритма не было, ничего. Ритм он держать вообще не умел, он постоянно из него выпадал… При этом тексты были такие разорванные, потому что он говорил… Но он правильно говорил! Он был всегда человек такой близкий к науке, и вот он где-то там вычитал и додумал, что необходимо постоянно менять темпоритм. Зачем? Для того, чтобы постоянно «цеплять» сознание. Не давать сознанию затормозиться, зависнуть на альфа- волнах и таким образом заснуть. Необходимо постоянно его будить, встряхивать! А будить его можно чем — постоянно менять амплитуду, менять темп, менять громкость. И поэтому он всегда всех призывал и учил: то нашептывать, то орать, то такой текст, а тут — вот такой, комбинировать из них разные такие… В общем, с таким структуралистским подходом к этому делу. И сам. когда он это исполнял, то слушалось ну просто убийственно. Никто, конечно, не врубался. не понимал, и. единственное, я ему говорил, «Слава, это круто. Это надо все записывать, потому что такого нигде в мире нет совершенно.
— так гениально не попадать никуда ни во что. и при этом все-таки остается (говорит ехидно) легкий такой налет музыкальности…» (все смеются). Это будет очень круто!

С: Все-таки, и я хотел на этом заостриться, в 88-м я видел ИНСТРУКЦИЮ на Новосибирском фестивале, там были песни «Афганский синдром», еще какая-то куча вещей, но никакая космическая тематика там не присутствовала. А в 89-м году внезапно появился весь этот цикл, где «Суицид», «Час до полночи», «Красный смех», «Ворон». Ты тогда пел еще…
— А. это на русскую народную… Да…

С: То есть в истории ИНСТРУКЦИИ какой-то резкий поворот произошел в 89-м году…
— Произошел он. во-первых, посте встречи с Егором Летовым… Чего не буду скрывать. (Говорит медленно) То есть это человек, несколько изменивший мою ориентацию… В лучшую или худшую сторону, не знаю… Но скорее всего даже не он изменил, а просто он при этом присутствовал, поскольку мы оказались вместе… И совершили с ним дли-и-тельное такое путешествие через весь Союз, неспешное, по лесам, по горам, по долам, по Уралу, с посещением мистических мест…

М: А в направлении чего?
— …и поиском мистического опыта. И после этого, видимо, у меня на этой мистике крыша и съехала где-то в Киеве. В городе, где мы в Лавре лежали под деревом и эти сливы сбивали камнями. К нам подходили монахи и говорили, что же вы делаете, мол. эти сливы на трапезу готовятся, а вы их сбиваете. Ну а что, отвечали мы, Бог для всех сливу создавал, а не только для святых отцов (усмехается). И таким образом мы как бы демонстрировали наше независимое (смеется) к официальной религии отношение. Ну, яблоки там еще были (улыбается). Короче говоря, в Киеве я написал практически первую свою вещь из этого направления под названием «Мир».
Нет. я еще чего хочу сказать: я лично свои вещи все, которые лично мои И БОЛЬШЕ НИЧЬИ — они изначально ничего не имели общего с этим панковским направлением. То есть я работал в этом плане просто по требованию окружающих меня людей. Немирова, наших ребят. которым надо было веселиться, развлекаться, отдыхать… Я этих песен петь не гнушался, я работал в группе, я учился петь, у меня была энергия, я даже чужие песни тогда пытался петь. Я считал, что чужие песни тоже хорошо петь, за что на меня народ некоторый обижается, хотя я песни эти никуда не включал. Я просто пытался их записать, у меня такой был опыт, но я быстро на это дело плюнул. Две кирилловские вещи я записал и одну аркашину. Пытался. Но вещи, не авторски исполненные, не дали никакого результата, и я на это дело плюнул.

Но мы при этом сочиняли — бывало, с Кириллом и некием Юрием Крыловым, то есть, мы как… мы «Рок-н-ролльный фронт» долго не могли выяснить, присваивали себе авторство. А там была простая история по тем временам. Мы встречались в «инструкционной» тусовке, и после этого я идею подавал: вот. такая-то песня, есть такой-то куплет или припев… А вернее, с этой песней конкретной была какая история… Видимо, ее предолжил как идею Немиров. как начальную, и она звучала как стих какой-то… Потом Крылов подхватил эту идею и был написан текст такой, чисто универовский. И стиль вот этого направления — однодневка. «Я вчера пил коньяк у кого-то в гостях, меня случайно пригласили туда»…

М: В стиле ЗООПАРКА такое…
— Да. такая вещь…. смахивающая на кого-то… Короче говоря, что-то такое написал, я взял, там больше ничего не было. А я взял домой, притащил этот текст, посмотрел, приписал к нему еще один припев и еще один припев. То есть там: «Мы спускаемся в подвалы/Мы уходим на подпольные флэты», — он. в общем-то. даже связан с этим не был. То есть «Я вчера пил коньяк у кого-то в гостях/Я всегда получаю кайф от приставки овердрайв/Я всегда этого хотел». И там дальше как-бы нелогично идет: «А мы спускаемся в подвалы, мы уходим на подпольные флэты». Чего ради? Ни с того, ни с сего. А там еще и «Это — наш рок-н-ролльный фронт».
То есть, такая вот социально-политическая агитка была мной создана, потому что я вообще не понимал, как можно однодневки писать, они должны быть такими вот плакатными. И вот я такую ему принес. Вот, на, ты хотел песню немирое:кую сделать, его идею реализовать — вот я ее тебе и даю. Это почти готовый хит. Он взял, начал там с ним что-то делать, а потом и Немиров приехал в Тюмень, и я говорю — слушай. Немиров, текст абсолютно говенный, ты давай, на эту же ритмику серьезный текст сочини. И он сочинил текст, который с поэтической точки зрения более надуманный, но производит более серьезное впечатление. Потому что «я вчера пил коньяк» — оно наивней, но оно откровенней и ЛУЧШЕ, с этой точки зрения, как мы это оценивали. Потом. А то. что сочинил Немиров, оно звучало более умно, но и было напыщенно. «Ты приходишь домой/Непристойно живой/На тебе это точно клеймо/Ты приходишь домой/Рок-н-ролльный герой/Инженер, психопат и дерьмо». То есть это уже некий такой интеллектуальный подход, такой герой-интеллигент, которого никто не любит… Не без идеи создано все это дело! Ну, и резюме тоже: «мы спускаемся туда» (смеется). То есть эго должно было зацепить, скажем так, более серьезные круги, по интересам…
(продолжение следует)
Материал предоставлен Михаилом Тимофеевым
Использовано фото Ольги Урусовой


Обсуждение