А мне что до этого?
Я в стороне,
Я по дороге в Москву — там и грех мой, и подвиг…
Ю.Наумов, «Московский буги»
В конце апреля случилось почти невероятное: смутные надежды на то, что Юрий Наумов — нет, не вернется в Союз насовсем, но ХОТЯ БЫ приедет ненадолго внезапно стали реальностью. Юра приехал, и даже дал два концерта: 27-го в ДК Горбунова. 29-го в подвальчике на Курской. Цены были приемлемыми, но дело даже не в ценах — истосковавшийся народ решился бы на любые траты.
В «Горбушке» зал был набит битком, каждую песню встречали овацией, кричали: «Юрка, мы тебя любим! Юрка не уезжай!», пресса роилась вокруг Наумова, как пчелы вокруг горы меда… В общем, Наумов, отъезд которого был отмечен лишь кучкой ностальгических заметок в не самой центральной прессе, вернулся хоть и на четыре дня — почти национальным героем, чему, кстати, сам немало удивлялся.
О качестве и содержании концерта в ДК Горбунова широкая общественность весьма скоро, будем надеяться, сможет иметь представление — фирма FEE LEE сделала цифровую запись, которая, вероятно, послужит основой для компакт- диска (хотя на момент наумовского отъезда обратно твердой договоренности с ним на этот счет еще не было). Кроме того, разумеется, были сделаны пиратские записи, которые будут ходить по рукам. Описывать же музыку словами — дело пустое. А Юркины песни — если кто их не слышал — тем более.
Личной потребности брать у Наумова интервью у меня не было, т.к. не так давно я это делала в письменном виде через Нью-Йорк, и в том интервью (опубликовано в «ЭНске» 2/94), в основном, все было сказано. Однако, для тех, кто желал бы получить оперативную сводку с места событий, я пользуюсь любезным разрешением Надежды Жуковской и привожу фрагменты интервью, взятого ею у Юрия Наумова 27.04 в ДК Горбунова после концерта для московской радиостанции «Возрождение».
— (Наумов отвечает на вопрос, на пленке не сохранившийся) …Я не знаю. У меня нет классической эмигрантской просадки, которой там страдает 95уо людей. Мне нравится Америка. Мне нравится Нью-Йорк, мне в кайф там! На меня нет давления, меня не выгоняют.. Когда я ехал сюда, там были просто конкретные люди, которые желают мне добра и которые говорили: «Ты ведь не останешься там, ты ведь вернешься? Мы ведь тебя не теряем?» Я сказал: «Да, я вернусь, конечно». Понимаешь? То есть тут, конечно, такой момент: мне придется свою последующую жизнь строить между той страной и этой. Соответственно, это будет тяжело. Я просто буду в это как-то вписываться. Очень существенным моментом для меня сегодня было отыграть вот эту парочку песен на английском («Where We Belong», подстрочник которой Юра привел перед исполнением, и «Feel Fine» — на бис. — прим. Е.Борисовой).
Я отдаю себе отчет в том, что в этой стране относительно англо-американской цивилизации были какие-то определенные иллюзии, какие-то надежды, которые сравнительно недавно крякнули. Сейчас уже начинается это: «Не нужны нам ваши „Макдональдсы», не нужна нам пепси- кола…» Я — человек, который туда уехал и на какую-то толику себя как бы что-то оттуда представляю. Я предполагал, что будет некий момент настороженности, отчуждения: «Ну. что? Ну, какой? Как он там? Вдруг начнет гнать понты, говорить: „по comings, по comings!»»? Понимаешь? И мне очень важно было показать то, что я пишу сегодня, и не то, чтобы расслабить вас, но дать вам понять, показать, чтогпусть это на непонятном языке, но это не фуфло, это не дешевка, я не продал себя, я не стал прогибаться. Я остаюсь собой, я остаюсь художником.
— Для этого стоило уехать в Америку? Она дала тебе что-то большее, чем Россия, как музыканту?
— Она мне не дала больше, чем Россия. Но она мне вернула определенное состояние, которое у меня было в России. Я уезжал усталым двадцативосьмилетним музыкантом, потрепанным и поднадав- ленным внутри. Америка — она мне вер- нула то стремное ощущение 22-летнего пацана, который начинает с нуля, кото
рому нечего терять. Ему падать некуда, он может только прорастать. То же самое, что я испытывал в Петербурге в 84-85 годах. То есть я приехал щеглом, зеленым пацаном, который не хрена не знает; я приехал намного моложе и свежее себя, отъезжающего в Америку.
Я перезарядил свои батарейки. Это было очень важно, это колоссальный опыт, который мог встать вдоль или поперек. И если бы он случился на несколько лет раньше или позже, он встал бы поперек и сломал бы меня. Он правильно совпал. Это очень важный момент. Л я так понимаю, что людей, которые настолько удачно этот момент проработали, очень
мало. То есть я один из счастливчиков, хотя, в принципе, мы существуем на полунищем уровне. Но есть реальные классные духовные люди, реальные кайфы. Тип другой, понимаешь, а в целом… Потом. я очень многие вещи о России понял, находясь там, потому что внутреннее знание соединилось со взглядом снаружи и дополнило картину. Картина совершенно потрясающая, она очень интересна. Я стал понимать некоторые вещи, которых раньше не понимал. Это очень долгий разговор, я, наверное, буду когда-нибудь об этом книгу писать.
— Ты знаешь, у меня такое впечатление, будто ты живешь за некоей хрустальной стеной, сквозь которую грубые материальные вещи не проходят…
— (с неподдельным изумлением) Я похож на такого человека?
— …Я не знаю, почему так. Очевидно, что ты ранимый человек. Впечатление, что до тебя доходят очень тонкие вещи, почти на подсознательном уровне… Или я все-таки ошибаюсь?
— Тут такой момент: может, до меня доходят какие-то тонкие вещи, я хотел бы в это верить, и если ты так чувствуешь
— это здорово, но при этом почему я должен жить за хрустальной стеной? Мне кажется, что я достаточно реально связан с какой-то такой сырой тканью… Я там не хожу весь зашоренный такой, кайфую, а вокруг меня бегают двухметровые нью- йоркские крысы, и я их не замечаю, паря в голубом тумане. Нет, зачем? То есть я секу фишку, понимаешь? Просто я ее просекаю под тем углом, который мне дает… некий опыт говорить так, как я говорю.
— Скажи, а ты ждал такого приема, какой получил?
— Я мог надеяться на него. Ждать — не ждал.
— Еще один вопрос, несколько провокационный, но провокация касается не тебя: фирма FEE LEE Records устроила этот концерт…
— Да. Они. собственно, не то что устроили — они спасли этот концерт! Потому что концерт собирался устраивать один удивительный парень, который спонтанно вызвался быть спонсором, сказал, что он отстегивает достаточное количество денег, чтобы мы с женой могли приехать, чтобы был концерт, и он взял бы на себя все финансовые эти штуки… И где-то недели за три он отзвонил и сказал: «Я извиняюсь, но у меня ни хрена не получилось». И тут возникли другие люди, которые просто сказали: «Парень, вообще-то раньше к нам надо было обращаться с этим делом, но мы попытаемся что-то сделать». Результат состоялся сегодня. Убийственный для меня абсолютно.
— Я не закончила: FEE LEE — это компания с хорошей репутацией. Они избегают делать пиратские записи, скажем, они в свое время выпустили очень хороший альбом Башлачева. Так вот, вопрос такой: есть ли какие-то планы или об этом речь пока не идет?
— Если об этом речь будет идти, то она будет идти не сегодня. Может быть, завтра или послезавтра. Если будет. Может, им абсолютно неинтересно то, что я делаю. Я понятия не имею. Я не знаю реакции людей, которые устроители. Мне не известна реакция публики. Может, они возненавидели те песни, которые я сегодня пел. Бывают удивительные вещи… я не знаю.
— Ты лукавишь!
— Я не лукавлю, серьезно. Я не видел лиц людей, которые сидели за пультом, может, они матерились или считали, что я гоню какую-то бодягу. Мне не известна реакция. Я могу надеяться на то. что она классная, что все прокатило клево, но у меня нет такой кондовой уверенности, что сейчас на меня посыплются златые горы, пластинки, контракты и так далее. Это абсолютно не очевидно. Кстати, Америка этому учит: успех — он как бы никуда не продолжается, он может быть единичным примером и в итоге вести к нулю. Я в этом смысле уже побитый парень. Это единичный опыт, который, может продолжиться, а может и нет.
— Собственных усилий в этом отношении ты не собираешься прилагать, я так понимаю?
— Не знаю. Ну, вот Костя подходил ко мне, говорил, что надо писать акустическую пластинку… Костя Кинчев. У нас с ним был такой великолепный период, когда мы рубились вместе, память об этом не дает покоя…
— Совместную акустическую пластинку?
— А почему нет? Я знаю ряд его вещей, есть чудесные номера, которые он писал девять-десять лет назад. Я их аранжировал, получился результат, который на квартирах катил «на ура». Почему бы не попробовать? Это материал, который, в принципе, может быть и сейчас интересен…
— Вопрос от радиостанции был конкретный: когда ты приедешь? Уезжаешь ты в субботу, вернешься еще через три года?
— Нет, я думаю, что пораньше. То есть я увидел, что есть к кому возвращаться, есть кому петь. Это удивительно и это в кайф. Я этого не ожидал.
— Может быть, в следующий раз есть смысл приехать в Питер? А почему ты приезжал именно в Москву?
— Во-первых, это все делали московские люди, а во-вторых, у меня жена москвичка, ее родственники иначе просто бы не простили. С этим надо считаться, это компромисс, на который я иду, и, в общем-то, без всякого сожаления. Питер же — это своя отдельная стихия. В Питер надо не заезжать, а просто приехать отдельно, как в совершенно самодостаточный город. Не то, чтобы проездом, пробежаться по Невскому и махнуть ручкой — нет. Питер — это Питер, Питер — это свое.
— А по Новосибирску есть ностальгия?
— По Новосибирску ностальгии нет. Есть славные люди. но… Я не могу сказать. что ненавижу этот город, но добром я его не вспоминаю.
Подготовка в печати Екатерины БОРИСОВОЙ