Небо под ногами. Интервью с Александром Непомнящим

Александр Непомнящий
Александр Непомнящий

— Тебя все лето и осень не было в Иванове. Где был, чем занимался?

— После того, как покончил в июне с делами учебными, ушел на трассу. А в середине лета был фестиваль “Оскольская лира” в Старом Осколе, соответственно. Вообще, каждые последние пятницу и выходные июля там проходит один из самых нонконформистских слетов-праздников рок-поэзии в нашей стране… Я другого такого не знаю. Поэтому нами в этом году плотно занялась Система: менты, чиновники, СБ и подобные… Концерты были в Харькове и Одессе совместно с Максом Крижевским и Шварцем… Ну и в Москве еще…

— А как к Москве относишься?..

— Двойственно… С одной стороны, я понимаю нападки на нее сибиряков — действительно, солнышка над ней мало. Но есть вторая Москва — катакомбный Третий Рим, что-то такое на тихих квартирках, что в снобистском Питере не найдешь. Помнишь же, какая Москва и Питер в “Войне и мире”. Это всегда так и ныне — так. Но чернухи там, увы, тоже больше, чем повсюду. Туда всасываются деньги со всей страны — поэтому бесы там самые жирные. У меня друг есть — лесом живет, с деревьями говорить может, так он в Москву приехал — у него голова раскалываться стала, он через 15 минут в электричку прыг — и обратно… И играть там тяжело. То как в пустой гараж орешь, то пробки срывает…

— Песня “Убей янки”, альбом “Экстремизм” — ты считаешь себя патриотом?

— Любой поэт — дерево, а если дерево от корней своих отрекается, оно умрет. Патриотизм, конечно, разный бывает. В какие-то периоды процветания каких-то наций бывало, что истинным патриотизмом было отречься от Родины своей, проклясть ее, хотеть сжечь ее до тла. Эзра Паунд истинным патриотом Америки был. Но у нас другая метафизическая ситуация. Наши геополитические противники в самых последних измерениях, в свете близкого Конца — носители Абсолютного Зла в последних эсхатологических битвах — я имею в виду американоцентричный запад с его моралью расчета, золотыми тельцами, плебейской масскультурой, оккультно-фрейдистской псевдоэлитарностью. А России, скорее всего, приказано было быть другой стороной… Страшно, если приказ не выполнит — падать тогда нам ниже всех, на круги девятые. А все нынешнее — от киркоровых, новых русских, телеуродов, джентельменов всяких одесских до толстозадых патриотов квасных, кабацких белогвардейцев черносотенных — это просто оккупанты. А наше — Поэты, Вани Карамазовы полуподвальные, горящие скиты, деды наши на войне, Янка… Цветаева в бездну раз больше патриоты, чем клоун Васильев из “Памяти”.

— Твое отношение к политике?

— Поэзия — это Делание. Если ты пишешь стихи не для того, чтобы мир изменить — весь, от земли до звезд, а с другими целями: от скуки, от тщеславия, для девочек там — значит, ни хрена не понял, зачем стихи вообще, значит, звали — да не избрали… Когда политика является страстной, честной, огненной — она близка к поэзии. А все эти телескучные думские и прочие махинации… От того, будет спикером думы хряк “демократ” или хряк “патриот”, мир не изменится, потому что оба они в каком-то смысле импотенты. Политики — скорее Лимонов с Дугиным.

— У тебя песня есть “Конец русского рок-н-ролла” — ты действительно считаешь, что рок-н-ролла нет?

— Почему у нас самые живые люди в роке начинают говорить о нем, как о мифе? С одной стороны то, что наши играют, не имеет ничего общего почти с Холли, с их 60-ми, с началом 70-х — это понятно. Джаз появился, когда столкнулись, поняли друг друга и родили ребенка-джаз белая культура и черная культура — был праздник, потом ребенок повзрослел и стал классикой, то есть перестал расти куда-либо кроме авангарда — и праздник стал кончаться. Рок 60-х — новый праздник, новый ребенок — рок. В битниковско-хиповской культуре столкнулись Запад и Восток, Запад и Африка, запад с собственными древними индейской, кельтской культурами, музыка с поэзией “проклятых” поэтов (Моррисон), с мистикой, рок пытался быть религией, обрядом. Праздник был большой, но последний, потому что рок принял все культуры и все виды искусств в одно синкретическое последнее, но ребенок повзрослел, его пригладила, отглянцевала Система. Шоу-бизнес, — а дальше-то некуда! Конец света обещали попы, когда Библию на все языки переведут, и тут что-то похожее. Теперь у них в основном — старость, постмодерн, всякое эстетство. Я из конца 80-х — 90-х действительно люблю слушать Диаманду Галас, так она для их нынешней культуры тоже своего рода проклятый поэт, — ну, и еще пару столь же неудобных рок-личностей. Под 60-е старательно косят, модно это, только подделка всегда налицо — в одну реку два раза, как говорится, того…

А у нас рок воспринял уже готовую форму, мы, русские — культура открытая, но из ихнего всегда делаем нечто такое, что миру и не снилось. Я рискну сказать, что лучшая наша рок-поэзия на порядки глубже, страшнее и радостнее их. А поскольку у нас все совсем СЕРЬЕЗНО (Помните, как Егор на заграницу ругался, что слова текстов читают и думают, что это жест эстетский, эксперимент, и не врубаются, что если Родина-Смерть, то это так?), то не прошло все гладко у Системы шоу-бизнеса по нашему пожиранию. Мы тоже синкретичны, но у нас больше от поэзии, а это просто так не купишь. И может так статься, что покупатели закончат жизнь в наших традициях — на фонарных столбах. Мы — как гремлины из голливудского фильма: кого-то купили, — ну и хрен с ним, живым мертвых хоронить некогда — мертвых много, а любителей хит-парадов нам как вода, и лезут вместо одного десятки новых прекрасных и безобразных, так что обыватель и троицкие косточками давятся. Выпустили Сашку Башлачева, Янку с Обороной, как бисер перед свиньями метнули, надеялись, суки, что все по-ихнему будет, по-хит-парадовому успокоится, будет Янка в универмаге — значит, и все будет в том универмаге продаваться. Только новых гремлинов выпускать Большой Брат уже не рискнет. Вова Аникин или Подорожный в киоске — это для киоска уже опасно: киоск взорвется. Выпустит — полезут новые. Может быть, именно в роке состоится Бронзовый век нашей поэзии. А что агрессивные мы и безобразные , так это времена такие — Шива танцует…

А песня про то, ГДЕ рок-н-ролл кончается, а где начинается — наша тайна.

— Если раньше пели про суицид, то сейчас немного изменилось и поют про солнце, пусть это и грустнее, и больнее. Но вроде яснее стала дорога, как ты считаешь, — в светлую или темную сторону?

— Но про суицид у нас не пели — это просто как кому угодно понимать… А дорога у нас разная. Кто-то к свету идет и этим прав. А кому-то известно, что истинный Свет — он за тьмой, за льдом, и настоящий Свет, может быть, найдешь только если туда идешь, вслед за Данте. А небо — оно из камня, оно — под ногами.

— Как ты расцениваешь нынешнее положение и свои силы? Ты считаешь, что можешь изменить что-то?

— Надо тебе, допустим, камень сдвинуть. Ты что, сядешь и будешь плодотворно размышлять, сдвинешь ли ты его, есть ли на это надежда? Надежды нет и она не нужна — это род похоти, слабости. Будущего тоже нет — есть здесь и сейчас.

— “Давай загоним чего-нибудь в вену…” Твое отношение к наркотикам?

— Эта песня и еще парочка с близкими сюжетами посвящалась моему старому другу, который из этого дела целую поэзию сделал. Если угодно заметить, то песня ироническая, даже саркастичная. Я категорически ПРОТИВ. Кому-то это может помочь стать настоящим, но таких — меньше, чем единицы, может быть, их вообще не осталось. Если думаешь, что можешь — проверься сначала: по углям босиком походи… Просто в концлагере правильных, хороших, положительных и товарочековых всегда есть процент нас, Чужих, которых, чтобы их романтическое неприятие пошлости всей этой не обернулось часовым на вышке, а Системе — битыми очками (если не вообще — смертью),- надо обезопасить. А наркотики — как раз иллюзорная пародия на дверцу в Иное. Сатана не злой — он просто пошляк-пародист. Все эти “последователи” дона Хуана на облеванных полах, растаманы хреновы, которые даже про Гарви ничего не слышали — тошнит… А янки-колонизаторы наркотики сюда тащат: скотом проще управлять — помните старую историю про индейцев и огненную воду? Просто они нас живых боятся.

— Что ты слушаешь, читаешь, смотришь?

— Про запад я говорил. Про известных русских исполнителей тоже, наверное, ясно. Из других — Макс Крижевский (Одесса), ДРУЗЬЯ БУДАРАГИНА, в Иваново — молодые да удалые ЧУЖИЕ, в Брянске — Рома Коноплев, под Харьковом — Юра Радько, в Москве — Саша Арбатская, Вова Аникин с Костромы, Шварц из Калуги, Веня Д’ркин с Донбасса — это только малая часть, те, с кем часто общаюсь. По записям очень люблю А. Подорожного из Барнаула, но никогда не встречал.

А читаю слишком много разного — не стоит пытаться объять… Сейчас больше традиционалистов.

— Расскажи про альбомы, записанные на “Колоколе”.

— Мне ни один из них до конца не нравится. Была там сборка старых вещей “Под Тонкой Кожей”- часть этих песен буду писать на новом витке — ведь мы почти спираль, и что-то почти повторяется. Почти… “Аркадий Иванович” — ну, чего — достоевщина этакая. К сожалению, на нем пара лишних вещей, а центральная — “Слепая инквизиция” — была написана позже и стоит на невышедшей официально “Темной Стороне Любви” — подозрительной буффонаде от Хармса до По и Бодлера. “Экстремизм” — я его не ощущаю как органическое целое — там кусочки “Полюса” и двух альбомов, которых еще нет, а так же всякая фигня типа “Блюза дружинников”. “Полюс” — по композиции самый цельный, но “болела” моя любимая гитара, а на чужой не пошло искренне, как надо… Я его летом перепишу. Что будет после — военная тайна…

— А почему “Полюс”?

— Полюс — символ неподвижного центра, где времени нет, ось, вокруг которой колесо Сансары крутит. Очень наглядно в символике свастики отражается… Альбом, если в двух словах, наверное — просто иллюстрация к тому, что “Царствие Небесное силой берется”. Хотя, там масса синкретиков…

— Почему ты не делаешь группу? Были DEAD MAZAY & ЗАЙЦЫ, сейчас ты с КРАНТАМИ играешь — а свою группу?

— DM & З были не группой, а юным и веселым концептуальным проектом — доводили эстетику абсурда до логического конца. Из подобных приколок ныне в глубинах подполья существует нечто подобное — DEAD MAZAY & ПРЕЛЕСТЬ. Собственно, к моему творчеству это не имеет отношения, ибо это акт полностью коллективный, кроме того — это как рядиться в ночь перед рождеством — что-то веселое, языческое, с гоголевскими чертиками. А полсостава КРАНТОВ и барабанщик Михаил Киселев играют мои песни, но проект этот зально-концертный, а я люблю больше играть на пять человек слушателей. Обычно — в центре группа, проект, а дополняют ее альбомы-сольники. Я люблю наоборот: в центре — человек с гитарой, а группа или группы — побочные, неосновные проекты.

— Скоро будут концерты?

— Скоро. Иваново, Кинешма, Кострома, Москва, Брянск…

 

Вопросы задавали Роман Тырыкин и Евгений Зуйков
Иваново, декабрь 1997 г.
Фото — Евгений Зуйков


Обсуждение