Когда за окном посерело, забухтело радио за стеной и суки соседки повыводили своих кобелей на утреннюю дефекацию, когда кофе уже закончился, а сигарет было как грамматических ошибок в КОРЕ ДУБА — до хуищи, я врубился, как назвать отчет о прочитанной работе:
0 – 1
(да простит меня дядя Петя)
Часть первая, или ПРАВДА, ОМЕРЗИТЕЛЬНО?
То, что торчит в месте редакционной статьи (sic!), обильно декорировано эпиграфами. Одобряем! Итак:
В твоих убогих сочиненьях
Найти пыталась я зерно,
То, для чего ты так старался.
Но там говно, одно говно.
С.И.Бакицкая,
“Медитация от 28.09.97”
КОРА ДУБА № 4 ‘98 г.
Поначалу, преисполненный благодарности, хотел я вознаградить редакцию КД за труды, изобразив облепленный слипшейся волосней толстый загнутый хуй с отвисшими мудями, поместив его на вершину большой-пребольшой кучи говна, да побоялся, что за комплимент примут. Так что придется словеса низать.
Как сто лет нечищеный привокзальный толчок переполнен говном, так и КД — убогими сочинениями. И если это не так, то убогий — это я, добрый вечер, садитесь поудобнее, кофе, чай, сигареты? Но эту мысль я отметаю сходу, не нравится. Зато под весьма реалистичным изображением мастурбирующей нимфоманки, а таких картинок в журнале — как грязи, помещено предупреждение: “Редакция КД рассчитывала на и писала для (читай: какала и писала на — прим. моё) двух-трех лучших людей по всей стране, т.о. если вам откровенно не понравилось содержимое нашего журнала — не расстраивайтесь, вы не в их числе”. Вот это мне подходит, я лучше в числе 150 млн. худших похожу.
Нельзя назвать убогим разве что конспект речи Петра Свиридова на вечере КОРЫ ДУБА в ДК “Картонажник”. Это, кстати, действительно конспект: на страницах журнала любовно воспроизведены несколько машинописных листочков, испещренных поправками, примечаниями, перестановками и прочей кухней. Кайф, а то стандартные компьютерные шаровары подзаебали. Ну, да не в этом прелесть речи, построенной на парадоксе “лицемерной желтой пропаганды”, которая призывает к отмене “пятого пункта”, одновременно поощряя “национально-культурное возрождение” отгадайте кого. Отменять, учит Свиридов, надо последовательнее, а возрождать ни хуя не надо, и обосновывает свое мнение сравнением русской пизды и пизды жидовской, приходя к неизбежному выводу: “… и та, и другая — вдоль, а не поперек…” “В каких бы национальных шкурах человек ни оказывался, он всегда всего лишь человек.” Автор, как всегда в подобных случаях, забывает, что в лишенном национального гибнет и человеческое, ведь человек — не змея, шкуру сними — подохнет. Но фишка в том, что “человеческое, если хотите — фрейдистское” в свиридовском толковании на самом деле — животное, если хотите — звериное, т.е. эгоизм. Эдак любая корова — человек, личные цели преследует, не загружаясь всемирным еврейским, пардон, пастушьим заговором. В этом “человеческом” мы, мол, едины, а что сверх того, то от лукавого. “Мы исповедуем не национальный подход к человеку, а идеологический. Нам интересно, что он думает, а не какой у него “пятый пункт”. К сожалению, часто его мысли целиком зависят от этого пункта”. Почему бы оратору (речь же!) заодно не выразить свое сожаление по поводу того, что солнце светит днем, а Волга впадает в Каспийское море? Он ополчается на “фашизм Вавилона, в котором мы живем”, находя фашизм даже “в самом факте признания вами своей национальной включенности”. Какая хуйня! “Идолизирование отдельных сторон человеческого существа […] ведет только к удалению от желаемой “цельной” картины человеческой природы”. Так зачем же “идолизировать” (ох, блядь, и слово) “человеческое” и отсекать национальное, искажая таким образом ту самую цельную картину?
Петр Свиридов определяет характерную черту еврейского национализма как трусость и подтверждает сей тезис собственным примером, трусливо отрекаясь от национальности, т.е. своих корней в пользу чего бы вы думали? Почвы! Заебись он ботанику учил. А когда читаешь про “еврейский космополитизм среди евреев”, хочется залепить что-то типа: ебись они страшным проебом через блядскую пиздопроушину залупоглазой, блядь, ящерицы! — И грязно выругаться. Но не буду, лучше поблагодарю оратора. Без пизды, спасибо, чувак. Здесь хоть есть, о чем говорить, в отличие от остальных нечленораздельных писаний вроде “Говно это все” или “Про Дон-ТР”. Есть, правда, вставленный в место редакционной статьи довольно внятный манифест, но и его портят заклинания “ничего нет, кроме говна, весь мир говно, мы — говно” и т.д. Люди пытаются описать вселенную исключительно фекально-генитальными категориями. А другой кропает семь абзациков, гордо нарекает их статьей, констатирует в ней, что “никто друг друга не любит, не знает и знать не хочет” и венчает это все логичным заголовком-выводом: “Рок’н’ролл мертв, а мы — ленивые пидоры”. Ну и хуй на вас. Я лесбиян.
Что тут еще осталось из non fiction? Рассказ о разгоне Rainbow под ст.Мшинская в “98 году. Доброжелательный такой, что отрадно, а то четырьмя страницами раньше хиппи мразью называют ни за что, ни про что. И про Умку хорошо написано, душевно. Примечателен еще “Плохой приход” Maкsim’a из Таганрога, весомо, грубо, зримо описавшего амфетаминовый передоз, не поэтизируя всю эту хуету, как Боян Ширянов. И предупреждает: “Берегите здоровье! Не перебирайте!” Мудак. Для здоровья вообще нехуй с химией путаться. Или конопля на Дону повывелась?
Вот такая публицистика. Прочий объем КД занимают тексты иного разряда. Художественные, блядь. “Он, не успев отэрегировать, кончил.” (О.Постникова). В русле, одним словом. Лишь один выламывается из ряда и, если предисловие — не гонево и вправду был пацан по имени Волк Сваген, написавший “Хорошо”, то светлая ему память. Хорошие всегда мрут слишком рано.
Часть вторая, или ГАЛИМЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Корни пленяют меня своей простотой.
Скабичевский.
“Течение”
КОРА ДУБА № 4 ‘98 г.
R’n’r в Ростове, как следует из опуса ленивого пидора, is dead. Из кассеты “Корни, вып.3” следует то же. “Новый акустический сборник, представленный КОРОЙ ДУБА вам на растерзание, содержит песни шести авторов-исполнителей и отличается завидно-поганым качеством фонограммы” — из заметки в КД о “Корнях”, проиллюстрированной шестью фотографиями с перепутанными (переставленными?) подписями к ним. Про качество — чистая правда, причем оно тем хуже, чем лучше песни, но это уже пиздержки редакционной копрофилии.
Первое прослушивание подтверждает старую истину: в российском акустическом андерграунде главная доблесть — это невыразительность, неумение играть, кладбищенский пессимизм с неизменно унылым либо злобным текстом (который по традиции uber alles, но работать над которым автора ломает) и готовность вывалить эту адскую смесь на головы ни в чем не повинных слушателей, убеждающихся: они, слушатели, не больно-то и нужны, их, слушателей, никто и в хуй не ставит. Но!
Ухо вылавливает Лёху Голубовского по простой причине: ба, знакомые три растаманских аккорда! — и по той же причине задвигает его на второй план. Так что правильнее будет так: выделяются остальные пятеро. Я люблю реггей, рад всегда его послушать, тоже хочу в Солнечный Город (к Незнайке) и кайф поимел, но Марли российский еще не явился, господа.
Второе прослушивание выделило еще двоих: Улыбышева и Багрицкого, и понемногу выясняется, что не так уж плохи дела у российских гитарных подпольщиков. Поэзию Толика Багрицкого КД назвал красивой и залезающей в душу. Не спиздел. Говорят еще, что он все держит в голове и ничего за собой не записывает. Восполним:
Все очень странно, от начала до конца
……………………………………………………..
Все пропитано болью
Помнишь, как сладкие конфеты режут язык и нёбо?
Помнишь, как я бываю доволен, когда меня увольняют с работы?
Новые болезни, новые наркотики
Новые трамваи отрезают ноги невинным грешникам
Для кого бы побриться в день Святого Валентина?
Утренний зуд обесценил ночь
Люди ползут к авансцене, но
Isolation, isolation
Солнце летит, надрывается
…………………… называется
Isolation, isolation
Грустно жить на этом свете. Feeling emptyness and dark. Однако, депрессухи-то и нету! Хоть и достается ХХI веку из ХХ-го калибра, и спички готовы и для костров, и для катастроф, но Толяныч не мастырит мыльную веревку, как это у нас модно, он едет по мокрому городу в мокром троллейбусе:
Ступая колесами в лужи
Он шел под дождем
Казалось бы, что может быть хуже?
И кажется мне, я не сел бы в него,
Будь он суше
А “дождь не может идти вечно”. Это уже Миша Малышев:
Я, как и ты, был невинным ребенком
Я, как и ты, хочу быть счастливым
Я, как и ты, стану пеплом
Я, как и ты, не хочу умирать
Я человек, мне бывает больно
Я человек, мне бывает плохо
Я боюсь быть один в такие минуты
Я буду рад, если ты позвонишь мне
Простые чувства простого двадцатидвухлетнего человека, правдиво изображенные. Но самый экзотический цветок пустил корни в конце стороны А. Это Боря Улыбышев. Первую (инструментальную!) разухабисто-иудейскую вещь следовало бы назвать “Не Пальцем Единым”, во второй он в компании со взрослеющим котом меланхолично бредет наугад сквозь ядучий дым папирос, что за сотню по рублю, к райским вратам, резонно предполагая увидеть их не раньше, чем умрет, а в третьей так недвусмысленно требует хлеба, что тянет на кухню отрезать для него горбушечку. Не должны таланты голодать.
Такая вот “песня ростовского гостя”.
Moralite: если это рок-н-ролл, то он все-таки жив, а если не рок-н-ролл, то и хуй с ней, с терминологией. Чем бы это ни назвать, оно живое. Чего и вам желаю.
P.S. Да и журнал не такой хуевый, как вам может показаться. Просто я по правилам играю — за что боролись, на то и напоролись. Жду № 5. Интересно же…
Мистер Икс-Игрек-И краткое.