НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
По моим скромным наблюдениям, в Каменском болоте водятся только тяжелые металлические раки мозга, и на фоне этого безрыбья группа ИВАНОВ (с ударением на втором слоге) — просто царевна-лягушка. Впрочем, как в анекдоте, в данном случае мы имеем дело с самцом, и тем, кто хочет его послушать, придется… сами знаете, что. Дело не в понтах, а в том, что на своем последнем концерте (в марте месяце) они настолько достали хозяев единственного в Каменске ДК, достали оТРАВленной атмосферой и “примерным поведением”, что теперь их туда не подпустят на пушечный выстрел, и парни играют в гараже. За год существования они завоевали громкую скандальную славу. Дауническая местная газета “Красный Шахтер” помпезно назвала их “наркотическими порнофашистами”, в качестве аргумента был приведен кусок текста из песни “Иван Рабинович”:
“Иван Рабинович уезжает в Израиль
налив на прощанье сто грамм.
Он смотрит на мир через толстые стекла очков.
Иван Рабинович склонен видеть евреев
там, где мы склонны видеть жидов.
И если он еще здесь, то мыслями он уже там…”
Даунизм (или постмодернизм?), конечно, полный — перепевать старый АКВАРИУМ на новый лад, но, собственно, из этого, как принято выражаться, “состоит репертуар группы”. Если учесть состав — скрипка, бас, барабаны + вокал Васи Иванова (кто слышал, тот меня понял) и маршевые ритмы типа JOY DIVISION, — согласитесь, звучит это дико. Как если бы БГ жил в третьем рейхе. С другой стороны, ИВАНОВА вряд ли можно упрекнуть в тупом передразнивании, — наоборот, помещая знакомые всем слова в другой контекст, они получают другие оттенки смысла. Чего стоят мрачнейшая двадцатиминутная баллада “Мой Друг Йозеф Менделе Знает Массу Забавных Вещей…” или нежная и печальная “Розенблитт На Остановке…”! На мой взгляд, им присуща некоторая поэтичность. Лично я так и не понял, евреи они или антисемиты. Кто их знает, может быть, они и хотели показать абсурдность подобных понятий — и создали идеальный стеб и на тех, и на других. Так или иначе, этот отпрыск ИВАНОВА ДНЯ гораздо веселее и продуктивнее своего вялотекущего папаши. (Иванов и барабанщик Любимцев — одни из основателей ИВАНОВА ДНЯ, который с “98-го стал “спящей красавицей”.)
Само интервью было взято в июле месяце, за чаепитием (на водку денег не было) дома у Васи Иванова. Примечательно оно тем, что в нем нет ни слова о музыке. И слава богу, потому что словами ноты все равно не перескажешь; а почему группу назвали так или иначе, и когда был первый концерт, и какого цвета трусы у басиста — кого оно, собственно, ебет, кроме самих музыкантов?
Миша МАЛЫШЕВ (г. Ростов-на-Дону).
ИНТЕРВЬЮ С ВАСИЛИЕМ ИВАНОВЫМ
ММ: — Вообще, дурацкое занятие — брать интервью.
ВИ: — Согласен /пауза/ И неблагодарное.
ММ: — И неблагодарное. Потому что его потом еще надо расшифровывать, сидеть, слушать по сотне раз, монтировать, добавлять отсебятину и убавлять оттебятину.
ВИ: — А потом все равно не оценит никто…
ММ: — Оценка — это проблема никого, а твоя задача — дать интервью… Скажи, это правда, что ты жидомасон?
ВИ: — Нет. Неправда, а что такое?
ММ: — Ладно, расслабься… это ты и я. Какие могут быть между мальчиками фиговые листки?
ВИ: — Пожалуй… Если бы мы набрались смелости и посбрасывали эту фигню, нас оказалось бы намного больше, чем всех этих “истинных арийцев”. Но, к сожалению, это все слова, идеи, которые ничего не значат, как воздух — им можно дышать, но храм Соломона из него не построишь.
ММ: — Как ты мудрено говоришь…
ВИ: — Да, да, причем, на мой взгляд, не человек находит идею, а идея нападает на человека. И можно это на примерах просмотреть. Вот, допустим, Андрей Губин — нашла его определенная идея, он стал ее проповедывать, нашлись сторонники и поклонники, кто тоже проникся этой идеей и стали следовать ему. Вдруг в какой-то момент Андрей не то что-то сделал, стал более попсовый, что ли, черт его знает, — и вдруг от него все отвернулись, его ближайшие, и получилось, что этим людям был важен не он сам, а та чужая идея, которую он нес. И поэтому нужно самому идеологию формировать, идею, органически неотделимую от себя, и уже эту идею обволочь какой-то структурой — партием, движением, или как это может называться. Вот почему меня абсолютно не устраивают традиционные бейтаровские формы возрождения — они так же пошлы, как и любая форма идеи мирового господства, пусть даже и так законспирированная.
ММ: — Не кажется ли тебе, что недостаточная заинтересованность в политике основана прежде всего на чрезмерной серьезности всех этих партий?
ВИ: — Что-то эти булочки как-то подозрительны… Помнишь, был такой поэт в “75-ом, Эдуард Барсуков, вот он говорил: “Политика делается моими руками, даже когда я мастурбирую.” Нельзя быть вне политики, значит — надо быть в ней, а верить в нее не обязательно. Ты же не веришь в чужого бога, а он все равно есть.
ММ: — Я и в своего не верю, а он… /чавканье/ Как ты считаешь, какая идея могла бы повести за собой?
ВИ: — Хороший вопрос. Замечательный. Буквально вчера я на эту тему размышлял.
ММ: — Ты каждый день это делаешь?
ВИ: — Нет, мне просто показалось, что это очень оригинально — спросить себя: какая идея могла бы повести за собой? И вот что я придумал. Дело в том, что, на мой взгляд, Россия сейчас просто задыхается от своих размеров. Слишком маленькая концентрация мозга на такой огромной территории. Надо отсечь весь этот балласт — Сахалины там, всякие Ставропольские краи, Калининграды — все равно ума нет. А из этого можно сделать фишку, кой-какой междунарожный авторитет на альтруизме заработать. Опять же, денег дадут. А так — не знаю, что еще может сплотить сейчас людей. Вера явно не может, человек, в смысле, какой-то лидер — тоже не сможет, потому что в последнее время в этой стране была только одна личность, к которой все относились однозначно — это Владислав Листьев. К нему люди относились положительно. Больше таких людей я не видел, тем более — в политической среде.
ММ: — А я его терпеть не мог… Может быть, я — ощепенец?
ВИ: — Так что, по-моему, эта страна обречена. /хрум-хрум/
ММ: — Многие говорят, что надо уезжать из России. Ты хотел бы уехать?
ВИ: — Знаешь, тут борятся многие чувства. Природное чувство самосохранения, диктуемое спинным мозгом, который намного древнее головного, еще от предков-крокодилов остался, кричит: “быстрее беги в какую-нибудь нору и сиди там, и желательно, чтобы нора была за пределами этого государства”. А ряд других факторов, главный из которых материальный, не позволяет спинному мозгу возобладать над головным. Конечно, я давно говорил, что не в той стране мы живем, что лучше бы жить в другой, но, видимо, это судьба такая наша. Что-то мы в прошлой жизни сделали не так, за какие-то кармические преступления было суждено нам родиться здесь и сейчас.
ММ: — Карма… карма… где-то я уже это слышал… Карма — это, кажется, такая вера индустцев?
ВИ: — Да. Карма означает “судьбинушка”. Индусисты верят, что от нее нельзя уйти.
ММ: — А что такое “кармическое преступление”?
ВИ: — Это преступление против кармы, ну, то есть, когда ты хочешь от нее уйти, улизнуть.
ММ: — Накрутили!..
ВИ: — Это восточная философия…
ММ: — Ты будущий лейтенант связи?
ВИ: — Не, я не связи. Моя специальность — “сантехническое оборудование спецсооружений”.
ММ: — Вот, ты лейтенант… под твоим командованием находится определенное число солдат. В случае революции — твои действия?
ВИ: — Дело в том, что я присягу давал. Я присягал этому строю, клялся и даже божился Конституции, хотя бог не рекомендует клясться.
ММ: — Значит — будешь стрелять?
ВИ: — Но, с другой стороны, у меня и моих солдат из оружия только лопаты… Понимаешь, какая закавыка?! То есть, здесь дилемма внутренних убеждений и приказа.
ММ: — Ничего не пойму… Что тебе ближе, фашизм или наркотики?
ВИ: — Дело в том, что Гитлер был не чистым немцем… Вот эта сторона — она очень интересна. Когда люди занимаются такими вещами на государственном уровне, это здорово. А насчет наркотиков…
ММ: — Расскажи о своем первом косяке.
ВИ: — Не помню, как все это случилось, просто расскажу о своих ощущениях. Я попал в какой-то мир, состоящий из чего-то темного, разноцветные фигуры проносились передо мной на огромной скорости, и там был один человек, который танцевал и стучал по пустой пластиковой бутылке, и пока он стучал, смена образов происходила быстро и хаотично, а когда он вдруг останавливался, я был как муха в сиропе, казалось, что я задыхаюсь..
ММ: — А мандрагору ты пробовал?
ВИ: — Я стал ярым противником этого коренья, так как я чуть не дал дуба. Скормили мне жутко много этого корня, при этом, как выяснилось позже, его есть-то нельзя. Нужно его жевать, слюну глотать, а опилки выплевывать. А я-то не знал, и буквально через десять минут… С тех пор, кстати, я не ем семечки, потому что в тот момент я их ел, и у меня пересохли все мои слизистые, я нажевал себе полный рот семечек, а проглотить я их не мог, потому что нечем было глотать, и выплюнуть я их не мог, нечем было, я их как-то выгреб… Мне было ужасно плохо, просто ужасно. Я пришел домой… Это было жуткое состояние, я метался по кровати, потом меня начало тошнить, я курсировал между спальней и туалетом, сшибая все на своем пути, потому что мандрагора влияет на зрение, и вблизи ты не видишь ничего. Папа принес какой-то компакт в тот день, а я решил продемонстрировать свою эрудицию, толковость, взял и попытался прочитать, что на нем написано, и не смог, потому что слезы застилали глаза. Я увидел довольно страшную морду, у нее глаза были как… знаешь, у яйца есть такая пленочка внутри. Вот если эту пленочку сжать в кулаке, а потом разжать, — вот так же у этой морды раскрывались глаза, она на меня смотрела, но я ее не боялся. А когда я приходил в сортир, опилок из себя повыблевывать, там все время оказывалось очень много народу всякого: кто сидел за бачком, кто в ванной. Н.П., помню, все время был сверху, он мне давал какие-то советы, говорил, что делать. Ну, я с ним беседовал, потом выходил и опять ложился на кровать. Как-то прихожу, а там один из моих друзей, Сережа, — он сидел у кота в унитазе, и очень тихо так сидел, положив руки на колени, сидел, молчал. Я вышел, говорю: “Мама, у нас в туалете Сережа сидит”.
ММ: — Что, не поверила?
ВИ: — Она на меня посмотрела, как на дурака, я решил ее разубедить, доказать, что я не дурак, хотел, знаешь, как обычно, детали какие-нибудь скажешь — и видно, человек правду говорит. “Да, — говорю, — такой тихий, спокойный”. А потом прихожу — никого. Я ужасно удивился, выхожу и спрашиваю: “Мама, а ребята что, уже ушли?” — А мама опять на меня смотрит, как на дурака…
ММ: — Неужели опять не поверила?
ВИ: — Да… А я думаю, видно, я что-то не то сказал, и говорю: “Да, наверное, они еще не приходили”. И когда я начал рукой искать в унитазе, они не нашлись. А потом, когда уже казалось, что отпустило, среди ночи ко мне на кровать сел наш полковник, я подскочил и начал докладывать, что ничего не произошло за время моего дежурства, чем, видимо, тоже немножко перепугал родителей.
ММ: — Что бы мы делали без наших родителей, разве бы мы попробовали все это…
ВИ: — После этого я стал противником этой штуки и никому не советую ее пробовать.
ММ: — А ты не находишь, что ведешь себя, как собака Павлова, которой попалась невкусная лампочка? Ты ведь сам признаешь, что неправильно принимал это снадобье. Это как-то нечестно: тебе не понравилось — и ты не рекомендуешь, понравилось — и ты торгуешь… А я сам хочу составить мнение…