Гарику Батьковичу снились кошмары. Особенно он не любил летать над дальним болотом, где разбросаны кольца бетонных труб — в них прятались души покойников.
А утром начиналось одно и то же: в деревне опять кто-то умер, а Гарику Батьковичу теперь придется делать ленты на венки.
Как все началось, Гарик уже не помнил. Он привык приходить сквозь смерть знакомых. Оформив траурную ленту ОТ КОЛЛЕКТИВА, он умывал руки, смотрел в зеркало и говорил:
— Вот вас нету, а я живу дальше!
Но Гарик видел свое небритое выражение лица, и зеркало подсказывало:
— Нет, это ОНИ живут дальше, а ты как был, так и остался!
На миру Гарик Батькович работал почтальоном. У многих почтовых ящиков ему мерещился унылый запах дохлых кроликов — убедительная подсказка из загробного мира, что тут скоро понадобятся траурные ленты.
А кроме почты Гарик носил в сумке поделки на продажу — кухонные доски с выжженными вариантами: поросенок Хрюша, Гагарин, букет ландышей. Ведь в душе он был художник и рисовал для себя мягким графитом пейзажи загробного мира.
Особенно буянило воображение после похорон очередного “человека с большой буквы”. Тогда к Гарику подступали пауки в чешуе золотистых струпьев, и художник мечтал собрать восковой музей всех монстров человечества, этих выкидышей загробного мира.
А кладбище тихим крестовым походом поднималось в холм. Гарик Батькович, как подземный лодочник Харон, переправлял свою деревню на остров блаженства. Все, кто умер, были живы для почтальона так, как он был жив для них.
Он столько раз пытался отказаться делать ленты, но сразу становился плохим для окружающих. А смерть стоила того, чтобы жить. Во всем этом таился уму непостижимый смысл.
Гарик Батькович взял учебник по психологии и стал читать, как все-таки приятно, когда говоришь людям НЕТ. Ему понравился тест НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЕ ЖИВОТНОЕ, где в итоге оказалось, что нарисованное животное есть воплощение душевных качеств данной личности.
У Гарика вышел набросок для новой картины — ходячий труп, вроде как собачий, сморщенный, как коряга для икебаны, с носом-хоботком — МУРЗОИД. Гарик Батькович даже представил, что кожа мурзоида на ощупь — как размокший хлеб…
Дальше Гарику стало хуже. Поздоровавшись с обреченным человеком, он испытывал шорох в душе, холод в крови, покалывание наэлектризованного воздуха. Волной поднималась тошнота — из самого центра загробного мира, подвала с красной плесенью на стенах. Черные щупальца лент ОТ КОЛЛЕКТИВА давно опутали мягкую графитную душу почтальона. Кладбище выглядело воронкой, которая засасывала все живое в загробный мир.
— Мне нравится моя работа и те, с кем я работаю, — повторял Гарик Батькович слова из учебника психологии.
Почтальон никогда не верил в Бога и не занимался пьянством, но один раз налил стакан и, посматривая на безжизненную икону, все выпил. Была истерика:
— Ты что, мурло, делаешь? Или бери за свою работу деньги, или посылай всех в печку!
И снился он сам себе в смертельно красном гробу, в полинявшем костюме и каких-то болотных тапочках. И выносили его в дверь головой вперед — как колдуна. Играл отходняк. Звучала дружная скорбь. Деревня приветливо прощалась со своим почтальоном.
С треском захлопнулся гроб. Гарик Батькович больше не увидит этого чистого неба, этого черного мрамора и плотных скоплений могил.
— Хоть бы гвоздем не задели…- шепчет Гарик Батькович в контуженном кошачьем сне.
Его ровно опускают в темную бездну, а на память ему остается ворох вонючих тюльпанов, где поскрипывают майские жуки, но они не помешают ему слушать волнующее сердцебиение загробного мира.
Ангелы сверху запустят дизель трактора и обрушат вдогонку кучу глины — чтобы покойник не воскрес. Но когда-нибудь из тьмы выползет личинка: или проворная ящерица, или нерасторопная улитка, или трудолюбивый муравей. Или что-то страшное…
Художник очнулся с мыслью, что жизнь прожита. Ему показалось, что сейчас все станет на свои места.
Пришел час, когда летучие мыши возвращаются в свои гнезда. Могилки с копьями оград напоминали почтальону дворы. Кипарисы дрожали на ветру. Фантастические грибы-дождевики поднимали из земли свои головы.
По поросшему крестами полю, вздрагивая от холода, двигался мурзоид. Гарик мог бы изобразить его второй раз, уже с натуры, но ему все равно бы не поверили.
Он вспомнил, что с кладбища ничего нельзя брать, но сразу понял, что так просто от посланника загробного мира ему не отделаться, что кошмарик пойдет за ним по пятам, что его надо будет накормить борщом, а потом пристукнуть и отнести в дорожную канаву.
— Кис-кис-кис! — проговорил Гарик Батькович. Немощное создание уткнулось лбом в руки почтальона, все в пятнах от белой водоэмульсионной краски. На ощупь кожа мурзоида была как размокший хлеб…