БЕГУНОВ Владимир Сергеевич. Гитара.
Родился в Крыму в семье офицера.
Жил в Архангельске, где поднимал художественную самодеятельность. Воспитывался при активном участии программы «Время», начавшей свои трансляции в его бытность.
Воинское звание — старший сержант.
Был членом партии.
Но у власти никогда не стоял.
— Как все это началось у тебя?
— Началось все это, наверное, с маминой и папиной постели. Хотя процесс зачатия вряд ли отличается от того же самого у ряда других граждан. Как и все дети начала 60-х мечтал стать космонавтом. До пятого класса был хорошистом, потом начались всякие увлечения улицей — и я стал двоечником. Детям, правда, об этом не говорю: пытаюсь внушить, что папа был отличником…
— Верят?
— Не очень… В десятом классе, когда попал в Свердловск, имел опыт работы в двух школьных коллективах, был как бы инструменталистом. Поступил на бас-гитару в совершенно дурацкую группу 10-б класса, где играли Шахраи, Сергей Денисов и Андреи Халтурин. Играли довольно странные песни — модно было, например, «Барыню» играть тогда в некоторых группах. Начала новых песен у них уже были, а перед выпускным вечером Шахрин взвился: начал писать рок-оперу.
— Ты не принимал участия в этом?
— Сначала я долго цинично и мерзко над ними хихикал — я ведь тогда уже книжки читал… Опера была ломовая. Сюжет был такой: одна царская или королевская дочь в непонятном государстве страшно полюбила шута — ну и, как водится, всякие препятствия на пути. Все это было весело и смешно, хотя работали очень серьезно. Премьера состоялась на выпускном вечере. Я играл…
— А Шахрин пел?
— Ну так естественно! Причем очень вдохновенно и закатив глаза… Потом мы всей гурьбой пошли поступать в строительный техникум…
— Потом была армия, погранвойска…
— А потом наступило безвременье, период отупелости, адаптация к жизненным условиям. Мы все переженились, потом — рождение детей, жуткая тишина… И, наконец, решили с Вовой восстановить все былое: Олег Решетников на барабанах и перекуссии, Шахрин н я. Потом Антон появился. После этого все как-то и пошло.
— Чего тебе больше всего хочется?
— Да хрен его знает: в таких экстремальных условиях живем, что главная задача — выжить. То воду отравят, то что-нибудь взорвется.
— Что чы любишь по воскресеньям делать?
— Воскресенье — вообще выходной очень тяжелый. Суббота легче переносится. Большая проблема в том, что у мена как бы семья, а с ней как бы надо много времени провози : ь. заниматься. Я жутко не люблю холить по всяким общественным делам — по зоопаркам н так далее. Вот недавно велосипеды детям починял — ужасно довольны. Отчасти я домосед…
— Какие передачи смотришь по ТВ?
— Воскресенье начинается с того, что я просматриваю «Служим Советскому Союзу» и «Утреннюю почту».
— Тебе нравится «ССС»?
— Страшно. В последнее время это самая веселая передача по ЦТ. Планирую начать смотреть «Сельский час» — надо знать, что садить и когда… С ужасом жду лета, когда вновь начнутся наезды с целью отправить меня на дачу к теще — колодцы копать и все такое прочее. Для меня дача — жуткая вещь. Я с мамой по этому поводу жутко рублю ь. Она возмущается: почему тебе в деревню, на природу не хочется? Я пытаюсь ей объяснить, что у человека должна возникнуть тяга к земле. А откуда ей у меня взяться, если я всю жизнь в городе живу?
— Как мама откосится к твоему занятию и статусу?
— Она говорит: Вова, когда ты начнешь искать себе работу? Наездился ты или не наездился?.. Все ждет, когда я буду ходить в галстуке с 9 утра в контору за 150 рублен —это считается нормальным положением советского гражданина. Жена привыкла, ничего не го верит, а мама очень беспокоит ся о моей будущности.
— Хорошо или нет, что Бог миловал вас от истерик публики на концертах?
— Назерное, хорошо. Потому что недавно вот были в Ленинграде поползновения на истерику со стороны фанатов «Алисы» — это странные, страшные люди. Дурные. Толпа. Публика и толпа — это же разные пещи.
— А чем ты занимался прямо перед «Чайфом»?
— Дурной период был. В милиции работал, в ППС. Всякой пьяни, рвани насмотрелся. Потом на стройке поработал немножко.
— У тебя в жизни было много неприятностей?
— По разному бывает. Bсe плохое забывается или позднее одевается романтическим ореолом. Сейчас все пока ничего. То с тещей бои вел — сейчас теща вроде ничего. Когда не ругаемся, все мы хорошие.
— Какой ты человек?
— Страшно вредный. Хотя, конечно, обаятельный. И добрый. Этого не отнимешь.
— Над кем в группе больше всего шутят?
— В последнее время, наверное, над Валерой — недавно в коллективе. Хотя ми его давно знаем. Периодически делали предложения играть у нас, приглашали еще в первый состав. Наконец он согласился, приехал в Свердловск и сейчас нам всякие сказки рассказывает— то он белорус, то — якут. Обещал отрастить волосы. Но ошибся и — видишь — наголо остригся.
— Кто надоумил?
— У нас это периодическое увлечение — то Антон стрижется, то мы с Валерой. Теперь вот Вова остался с Алексеем (Алексей Александрович Жданов, звукооператор «Чайфа» — Ю. А.).
— Будешь их настраивать на это дело?
— А что иастроивлть то? Ночью взял да побрил. Это же элементарно. Правда, Шахрин сопротивляется — ничего не понимает в мужской красоте. А красота — это ж страшная сила!
— Ты правда коммунист?
— Был.
— Сам вышел?
— Конечно сам — взносы не платил, на учет не вставал. Можно было перед уходом сделать политический выпад, крикнуть что-нибудь вроде «A-а, шакалы!», но зачем это все надо? И так подобных акций хватает.
— Ну и как?
— Страдаю, до сих пор не могу найти себе места, последние волосы рву…
— Самое хорошее воспоминание за последнее время?
— События в Румынии, наверное — потому что очень хочется, чтобы у нас не было партии, всяких министерств и ведомств.
— Это в тебе говорит намять о партийном прошлом…
— И это тоже. Я по разным парторганизациям потусовался: страшная вещь! Господи, как это людей ломает! Партия у нас совершенно безбожно грабит людей. Я в период сдачи партбилета посмотрел, сколько примерно денег отдал за эти годы — у-у! кошмар! — просто взял и отдал кому-то, непонятно кому и за что…
— Шахрин посоветовал спросить у тебя про Родину…
— Родина — дело топкое, мы ее все, конечно, любим, но и том виде, в котором она сейчас существует, делать ото сложно.
— Может быть, еще не все потеряно?
— Хотелось бы в это, конечно, верить, но черт его знает — чего в нашей стране не бывает.
(Бегунов никак не хотел отрываться от интервью, на все призывы коллег утверждая, что «музыку он ненавидит», но в конце концов подчинился коллективу).
