Если вы всерьез любите «новую волну», а венцом и апологетом ее считаете ПОЛИС, то вы согласитесь с утверждением, что эта музыка имеет безграничные перспективы и способна растворить в себе любые стили и течения — от регги до арт-рока. И вы поймете, почему мне показалась подозрительной ситуация, когда появившаяся первая сольная пластинка Стинга «Сон голубых черепах» вызвала восторженные восклицания у джазовых эстетов при слегка настороженном отношении и сравнительно невысокой популярности у любителей ПОЛИС как героев пост-панка. Для того, чтобы обвинения, бросаемые Стингу в отходе от «полицейских» стандартов, начисто исчезли, потребовалось время и появление новых пластинок.
Несмотря на то, что двойная живая «Видели ночь» укрепила новое стинговое (или свинговое — как хотите) звучание, а часовая «На солнце не похожи» отшлифовала его, доведя до блеска, обнаружилось, что мы раньше очень уж ограниченно понимали музыку ПОЛИС и недооценивали Стинга. Сейчас мы видим, как этот симпатичный, добрый человек делает с музыкой — и с нами — поистине волшебные вещи, и делает это так грациозно, что говорить о таких вещах, как использование того или иного стиля, просто не хочется.
То, что Стинг своим творчеством приводит людей к джазу таким же движением рук, каким открывал просторы мира своим ученикам десять лет назад, еще раз доказывает, что искусное владение смежными стилями в определенном направлении музыки всегда расширяет кругозор даже у самого ограниченного слушателя, которой может даже не заметить при этом, что открывает для себя что-то новое. Как не замечал этого и я, полностью ослепленный магией Стинга.
И все же имена на обложке пластинки немного отрезвляют. «Джазовое происхождение выдающихся музыкантов, которых Стинг выбрал для совместной работы,— писала «Мелоди Мэйкер»,— повторялось уже неоднократно. Но если это джаз, то Лемми * — это папа Римский. Выдающиеся музыканты — это саксофонист Брэнфорд Марсалис, клавишник Кенни Каркланд, барабанщик Мино Чинела, оркестр Гила Эванса и… Энди Саммерз **, известный далеко не как музыкант «новой волны». Да и сам Стинг начинал играть в джазовых оркестрах — вот и разберись тут, где кончается джаз, где он начинается ***, да и кончался ли он когда-нибудь?
Когда человек, не приемлющий джаз сталкивался с применением этого понятия по отношению к Стингу, само это слово начинает приобретать для него какой-то новый положительный оттенок. Точно такую же метаморфозу приобретает понятие «политика», когда речь заходит о Стинге. Стинг — образец того, какой должна быть политика — чистой и человечной — даже учитывая некоторую его наивность в стремлении научить людей по-доброму относиться друг к другу.
Настоящая политика — это прекрасно, особенно в сравнении с тем, что сейчас выдается за политику. Поэтому попытки навесить политический ярлык на Стинга наталкивается на его уточнение: «Я устал от сентиментальных политиков… Я хочу быть человеком», («Роллинг Стоун», 4 марта, 1987г.).
Политичность песен Стинга, проявляющаяся еще во времена ПОЛИС, не имеет ничего общего с понятием «политическая песня», которым обычно спекулируют у нас. Это стремление простого человека видеть мир счастливым. А музыка? Как-то не поворачивается язык назвать политической композицию, музыка которой сродни Листу и Моцарту, и значение ее намного выше «песен протеста». Осмелитесь ли вы назвать политической, например, трогательную «Хрупкие» с гитарным перебором Стинга и его словами: «А дождь будет все лить и лить, как слезы звезд, а дождь будет все шептать и шептать, какие мы хрупкие». Меж тем эта вещь рассказывает об американском инженере, убитом никарагуанскими контрас.
Парадоксальную универсальность конкретных политических образов в устах Стинга иллюстрирует «Они танцуют одни», в тексте которой встречаются предельно ортодоксальные строчки, типа «Эй, мистер Пиночет!..». Эту песню Стинг при случае (а я очень жду этот случай) мог посвятить матерям погибших в Афганистане так же успешно, как и матерям погибших в войне с Британией на гастролях в Аргентине в конце 1987 года, когда он пел по-испански. А если расширить рамки дальше — то это продолжение той самой темы человеческих отношений, когда война — предел их ухудшения, а любовь — апогей их гармонии.
При всем преобладании в любовной тематике Стинга нормальной, здоровой эротики (особенно в «Мы будем вместе») в памяти остаются прежде всего «Луна над улицей Бурбонов» и «Сестра Луна», в первой из которых развивается, а во второй находит продолжение тема любви. «И она движется каждую ночь по улицам Нью Орлеана, она юна и невинна…» — поет Стинг, в то время как инстинкт, с которым невозможно совладать тянет его за ней. «Глаза моей возлюбленной на Солнце не похожи»,— трогательно заявляет Стинг, но печаль, наполнившая его сердце, неизгладима. Любовь его всегда остается без ответа. «Я всматриваюсь в твое лицо, но тебе безразлично, что я делаю. А я схожу с ума…» Его финальный вздох бросает в трепет: «Сестра Луна!..»
Гениальный поэт… Гениальный музыкант… Гениальный альбом, заставляющий думать, что лучшего в мире быть не может.
Пластинка хороша настолько, что начинаешь беспокоиться, а что будет дальше?
Гленн КАЗАКОВ
* Вокалист МОТОРХЭД.
** Коллега Стинга с197б года.
*** Обыгрывается фраза из песни АКВАРИУМА