Пару лет назад всех рокеров прямо-таки захлестнула волна нервического восторга, временами доходящего до благородного экстаза, и неуемной гордости-радости за себя и свое «право на рок». «Я долго ждал это время, и вот это время пришло». Рок перестал быть мишенью для бюрократов, а само слово «рок»— управленческим аналогом просторечной брани. Отечественный рок-н-ролл вышел на свет Божий, вопреки всем непогодам и непризнаниям. В газетах и журналах появилась прорва статей «про рок»: бесконечный поток восхвалений и од, признаний в любви до гроба и прочая и прочая. И мы радовались тому как дети — головокружение от успехов и побед, естественная вполне реакция после долгих лет конформизма и вранья.
Однако долго продолжаться так тоже не могло. Ибо в этой сладкой, липкой патоке тонули многочисленные проблемы и внутренние противоречия самого нашего рок-движения. И вот настало время отрезветь и серьезно наконец задуматься обо всем, если, конечно, мы хотим и дальше жить и развиваться. Поскольку, прежде, чем спорить о том, где у нас авангард, а где арьергард, хорошо бы понять: а движемся ли мы! Взгляд на окружающую действительность, попытка разобраться, кто я, кто рядом со мной и куда мы идем — это необходимо сделать уже сегодня, сейчас.
Для этого мы предоставляем слово одному из исследователей и теоретиков соврока, московскому журналисту Илье СМИРНОВУ.
Слова о «смерти рока» наконец-то произнесены на рубеже Дракона и более мелкого ползучего гада (года?).
«Можно ли предвещать смерть рока? Вряд ли. Но можно сказать с большой долей уверенности: рок выполнил свою «жизненную программу». Так кончаются «Лики русского рока» — одна из немногих публикаций о рок-музыке в официальной печати, которая сделала бы честь любому независимому изданию(«Советская культура», 24.12. 88).
Что же скрывается за внезапным переходом от эйфории первого года перестройки, от громких манифестов свердловской Рок-Федерации к эпидемической депрессии, поразившей одновременно музыкантов, менеджеров, исследователей рока от Риги до Новосибирска осенью 88-го? Вот вопрос, вызвавший к жизни уже немало попыток исследования, пророчеств и просто излияний разочарованной души:«Того ли ты ждал, того ли ты ждал…»
Мы не торопились с ответом. Как помнят внимательные читатели «Ур Лайта», редакционная статья в номере 5 за этот год упирается в большой вопросительный знакомы только констатировали завершение большой и славной эпохи(определив ее рамки «от фестиваля до фестиваля»:Тбилиси — май-80 — Лужники — ноябрь-88) и начало новой, в которой еще предстоит разобраться.
И здесь разумнее всего было бы оттолкнуться от прошлого — так же как в свое время «Ухо» трактовало «новую волну» как антитезу поколению волосатых(«Новый Гесиод» — «Ухо», 1983, № 4.Позже появился термин «национальный рок», тоже не слишком удачный.) А эпоха 1980—88, собственно, началась с «волны» (АКВАРИУМ в Тбилиси) и то новое, что в 1983 г. пытались подвести под заимствованное у англосаксов название, слишком многозначное для строгого научного определения,— что Башлачев определил двумя строчками, уловив самую суть: «Если нам не отлили колокол — Значит, здесь время колокольчиков».
Время колокольчиков
— соответствует второму поколению отечественных рокеров. Основная и определяющая его особенность состоит в том, что рок тогда оказался единственным жанром искусства, который опирался на независимые механизмы распространения и тиражирования — то есть вышел из-под контроля бюрократии. И именно потому он стал не просто искусством, но образом жизни, философией, религией, политикой для очень большого числа людей. Кстати, ничего особенно радостного в этом нет:точно также и любой советский человек, живя в условиях социальной тундры, волей-неволей был сам себе врач, и сам себе водопроводчик, и сам себе адвокат, и вряд ли совмещение профессий способствовало прогрессу юриспруденции или медицины.
На всякий случай напомним еще об одном феномене «времени колокольчиков»:в рок-движении 80-х наконец слились в единый поток два главных течения нашего народного песенного творчества, причем бардовская песня была уже чисто российским явлением, последним живым побегом на древе русской поэзии, нашей вековой традиции Слова (то, что не успели задушить цензурой или выдворить за кордон). Не учитывая двойственной природы современного рока, невозможно понять, почему он вдруг перестает копировать БИТЛОВ и ЦЕППЕЛИНОВ, и обретает неповторимые самобытные черты: не потому ведь, что вошли в моду рок-вариации на тему двух-трех банальнейших «городских романсов» начала века, а потому, что и Боб, и Майк, и Шевчук, и Башлачев были прежде всего ПОЭТАМИ с гитарой.
Валерий Мурзин, ветеран сибирского рока, в статье «Вниз по лестнице, ведущей вниз?» пишет об этом времени так:«Неконтролируёмый государством «выход на массу» вывел рок из разряда сугубо локальных явлений и вверг в состояние резонанса с…общественным сознанием…это же была единственная отдушина!»
Что же меняется к концу второго года перестройки? Эффект «единственной отдушины» перестает работать: «перестройка,— замечает наш новосибирский коллега,— открыла множество лазеек, через которые недобитое племя советских «диссидентов» может отвязаться. Люди, ранее департированные в рок-лагерь из иных культурных пластов, начали возвращаться на круги своя…»
Одного этого наблюдения было бы довольно, чтобы отнестись к работе Мурзина с уважением и простить автору многие из тех грехов, о которых пойдет речь ниже.
Крушение мифов
Хорошо и то, что уважаемый автор не ограничивается эмоциональной оценкой сложившейся ситуации, а пытается разложить по пунктам главный тезис о «крушении мифов». На первый взгляд, ни один из пунктов не вызывает сомнения: да, мы были свидетелями и «активной продажи рок-музыки», и «сближения с поп-эстрадой», и «разрушения рок-клубов»…Вопрос в другом — так ли уж «неожиданно» и «сегодня» мы со всеми перечисленными прелестями столкнулись?
Давайте станем на пару минут детективами и условимся не следовать первому впечатлению и не принимать на веру «само собой разумеющегося»: если труп монаха найден на скотном дворе в бочке со свиной кровью (как в романе Г. Эко «Имя розы»), то это не значит, что там же его и убили.
Да, поведение АКВАРИУМА по отношению к мемориалу Башлачева и последующему мажорскому празднику «Интер-шанс»(где они не поленились отлабать не только за себя, но и за запрещенное Упр. культуры КИНО, ни словом не упомянув о том, почему Цой не выступает) было так же приятно наблюдать, как тот самый не к ночи помянутый труп в бочке со свиной кровью. Но разве Его Святейшество БэГэ вчера вступил на путь, ведущий отнюдь не к храму? Помилуй Бог — старые московские менеджеры хорошо помнят, что случилось 3 декабря 1983 года в ДК им. Русакова, когда БГ и С°, заранее кем-то проинформированные о готовящейся облаве (кем? ), просто и хладнокровно не приехали на концерт, не сделав ни малейшего усилия, чтобы предупредить организаторов об опасности. И людей тогда спасло от тюрьмы чудо — плюс смелость Александра Градского, на которого сегодня катят баллоны пустоголовые тусовщики. Но в трудную минуту именно он, а не БГ, оказался мужчиной: приехал, чтобы заменить АКВАРИУМ на сцене ДК, обложенного со всех сторон, как Рязань во времена Батыева нашествия.
«Активная продажа музыки и музыкантов.. .» Я не стану рассказывать о том, как на рубеже 70—80-х целое поколение наших рокеров тонуло в эстрадном болоте (АВТОГРАФ, МАШИНА ВРЕМЕНИ и прочие официальные призеры Тбилиси-80) — эта тема основательно и давно обжевана. Я напомню > другое: что Леша Романов, московский рокер № 1,к моменту своего ареста тоже уже выкинул белый флаг и пахал за «тарификацию» на ведомство Демичева (что ни в коей мере не смягчает вины палачей, которые мучили в тюрьме ни в чем не повинного человека — скорее подчеркивает их бессмысленную жестокость). И разве на суде показания против группы ВОСКРЕСЕНЬЕ давали не свои? А кто — люди в погонах?
И еще раз об АКВАРИУМЕ: выступая тогда же по телевидению, Гребенщиков уродовал свои песни почище, чем Макаревич в фильме «Душа» — тот заменял отдельные выражения, скажем «Бога» на «судьбу», а Боря — просто каждое второе слово, до полной потери какого-либо смысла. И поскольку я видел это собственными глазами, мне с трудом верится, что «песни торжественного покоя» начали «безвольно втягиваться в коммерческие игры» в 1988 году. И группа КИНО заиграла «попе» (вовсе даже и не мужественный) по крайней мере пять лет тому назад, когда людей еще хватали на улицах, проблема «Это любовь»—«Это не любовь» вдруг оказалась для В.Цоя самой актуальной. И почему-то тогда среди ленинградской рок-клубовской тусовки это не вызвало такого возмущения, которое демонстрируется сейчас по поводу действительно прекрасной песни НАУТИЛУСА «Я хочу быть с тобой».
Кстати, о «разрушении рок-клубов». Понятно, что исключение одного из героев Рок-Сопротивления Андрея Тропилло из рок- клуба г.Ленинграда не прибавило авторитета рок-клубовским администраторам. И насчет «сближения с поп-эстрадой» — буревестник международного мажорства А.Троицкий тоже задолго до своего вступления в ряды рок-лаборатории успел променять «Ухо» на «Московский комсомолец», куда с успехом впаривал статьи о «Верасах», «Пламени» и Юрии Антонове. Сейчас его вдохновение оценивается, естественно, не в деревянных, а в зеленых знаках — ив его личной системе отсчета это «сдвиг» принципиальный, и даже где-то революционный. Но с точки зрения беспристрастной госпожи Клио — боюсь, что нет. Почему?
«А потому что грязь есть грязь,
В какой ты цвет ее не крась».
Мы совершаем этот экскурс в историю не для того, чтобы лишний раз кого-то уязвить или свести старые счеты, а чтобы рокерам младшего поколения стало ясно, как давно дали о себе знать наши нынешние болячки. Тезис о том, что прекращение террор и реформы, направленные на оздоровление культуры, могли привести к «неожиданному» и катастрофическому разложению целого жанра — простите, но слишком уж напоминает рассуждения «известных в народе своей мудротой» литераторов о посконности и сермяжности, которые «только крепчают под гнетом невзгод и лихоимства». Это миф — причем из тех, которые хотелось бы сокрушить как можно скорее.
И мы вспоминаем один из шедевров старого «Ур лайта», навлекший на него дикую ненависть старых и молодых мажоров, письма в горком, испражнения Б.Земцова и прочая и прочая — знаменитую «Сказку про веселых кастратов».
Веселые кастраты вчера и сегодня
За три года очень многое изменилось самым принципиальным образом. Критика филармонической системы не только перекочевала из независимой прессы на страницы центральной печати, но и воплотилась в практические дела: сейчас война идет совсем на других рубежах. Администраторы Ленинградского рок-клуба оказалиись в общем гораздо умнее и прогрессивнее, чем могло показаться за полгода до начала перестройки (мне даже неудобно, что в «Сказке» их обозвали блеваторщиками). Зато настоящие блеваторщики, московские, оттянулись во весь рост…Но главная идея и главная тревога сказочников начала 86-го ничуть не потеряла актуальности в 89-м — это как раз то, что Мурзин в своих «пунктах» называет «распадом тусовки».
Не правда ли, удивительно — извлеченный из архивов документ свидетельствует о том, что «тусовка» распалась самым решительным образом еще тогда, когда говорить о концертных кооперативах было так же опасно, как о вооруженном восстании. Точнее — я позволю себе поправить уважаемого коллегу — распалась не тусовка, а рок-среда разделилась на движение (рок- движение) и собственно тусовку в прямом и не слишком благородном значении этого слова. Боюсь даже, что этот раскол — на действующих лиц и тусующихся мажоров — был изначально присущ року, как и любому настоящему творческому делу.
Мир не трагичен — в этом моя любимая группа права. Полупустые залы, во- первых, вмещают в любом случае больше народа, чем полные квартиры, а во-вторых, соседствуют с битком набитыми спорткомплексами — если выступает, например, ДДТ. И даже самая сильная ностальгия по хиппистской этике 70-х не заставит меня признать, что С.Намин тогда чем-то принципиально отличался от А.Липницкого сегодня (Липницкий хотя бы не заставляет музыкантов разучивать песни Пахмутовой).
Говорят, что сегодня, при обилии сейшенов, выходит мало стоящих внимания альбомов. Но когда их было много? В любой «героический» год выходило от силы полдюжины таких фонограмм, о которых авторам не стыдно вспоминать,— а остальную массу «писательской» продукции составляла эстрада: всяческие «Банановые острова» и «Мануфактуры»(то, что сегодня называется «Мираж») или откровенная халява типа группы «Вакцина», слепленная кое-как на уровне школьной самодеятельности.
Зато перемены к лучшему бросаются в глаза: то, что людей элементарно перестали САЖАТЬ за рок-музыку; то, что опрятные уже не лезут своими неопрятными руками в репертуар групп (в карман, правда, все еще лезут, но уже не так нагло),то, что центры рок-культуры появились в городах, где еще вчера не знали ничего, кроме В. Кузьмина; то, что сегодня творчество Шахрина или Шевчука доступно практически любому, кто интересуется нашим жанром. И если за два года «центр тяжести» советской «популярной молодежной музыки» переместился из точки «между «Верасами» и В. Кузьминым» в точку «между Кузьминым и НАУТИЛУСОМ», то для той реальной социальной и культурной среды, в которой мы живем, это все-таки прогресс(хотя и не такой очевидный, как, например, в области литературы).
Вот на этом последнем замечании давайте сменим тональность.
Анамнез-89
Далее пойдет сплошной минор. Потому что на самом деле тезис о разложении и кризисе рока, конечно же, имеет под собой весьма солидное основание. Резкие и неожиданные перемены климата в последние годы вызвали обострение застарелых недугов (отчего многим и показалось, что это недуги новые). Я не считаю, что наш жанр понес какие-то абсолютные потери. Но совершенно очевидно, что по сравнению с другими жанрами мы выиграли очень мало, и гораздо меньше, чем могли бы выиграть.
И это очень тревожный симптом: поскольку в нормальном обществе принято оценивать результаты развития не «по сравнению с 1913 годом», а по сравнению с тем, что сегодня имеет сосед.
Более подробный и конкретный разговор о наших «перестроечных» невзгодах хотелось бы разбить на два отделениям первом выступает группа ОБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР, состоящая из Кармы, Дао, трех Мойр и шоу-ансамбля «Законов исторического развития». Из музыка может нам нравиться или не нравиться, но изменить ее мы, скорее всего, не в силах. А вот что касается второго отделения — СУБЪЕКТИВНОГО — то здесь все зависит уже от нас, и если к концу сейшена мы окажемся с ног до головы в дерьме, то это как раз то дерьмо, которое, если верить пословице, не должно пахнуть…
Начнем с «эффекта Мурзина», которого мы уже касались в начале — то есть эффекта утраты монополии. Из «заповедника свободы» рок превращается в рядовой жанр советского многонационального искусства, не лучше и не хуже, чем все остальные. И на наших глазах многие деятельные участники рок-движения переориентируются на литературу, политику, религию -— причем это как раз лучшая часть движения и в интеллектуальном, и в нравственном отношении. Соответственно растет удельный вес всякого рода тусовочного мажорства. Мало того: привлеченные запахом славы и денег, сюда слетаются и чужие стервятники — филармонические администраторы, эстрадные музыковеды (специалисты по творчеству ВИА «Земляне»), режиссеры «Музыкальных рингов» и «Лифтов» и просто банальная фарца, как отечественная, так даже и заокеанская.
И чем больше дряни налипает на рок-музыку, тем меньше у порядочных людей желания иметь с нею дело. Образуется замкнутый круг:«что внутри, что снаружи — чем дальше, тем хуже».
Теперь поговорим об экономике. Советская экономика в целом — система причудливая, в ней самым неожиданным образом перепутан вполне цивилизованный капитализм (или госкапитализм) с реликтами докапиталистического прошлого, феодальными и даже рабовладельческими отношениями. Наш администратор может говорить на пяти европейских языках и, сидя в современном оффисе перед новейшим японским компьютером, управлять учреждением, которое по своей структуре восходит к храмовому хозяйству бога Амона.
И советский «шоу-бизнес» (с позволения сказать) не является исключением. Я неоднократно уже писал о катастрофическом дисбалансе в нашей рок-экономике: концертная деятельность худо-бедно реформирована в направлении здравого смысла и справедливости, а все остальные экономические механизмы, необходимые для нормального развития жанра, прежде всего звукозапись, остаются феодально-крепостническими. Ничего хорошего из этого получиться не может: тем более, что на Западе именно аудио- и видеозапись — а не гастроли! — служат основным источником дохода для групп.
Вы мне скажете, что совершенно аналогичная ситуация складывается в любой отрасли народного хозяйства: с одной стороны—аренда, с другой — его сиятельство агропром, и крутись, как хочешь. Но чтобы избавиться от крепостнических пут, нужно их по крайней мере разглядеть. И тут мы видим, что и литераторы, и кинематографисты, и председатели колхозов уже сориентировались в окружающей экономической ситуации, они уже имеют пусть пока что самое общее, но понимание того, что такое хорошо, а что такое плохо (критерий оценки)—наши же Брайаны Эпстайны действуют по системе безусловных рефлексов какого-нибудь… ну, скажем, карася (чтоб не было обидно).«Пища?»—«Ам!».«Много пищи?»—«Много раз «Ам!».Естественно, карась этот скорее лопнет или перекинется вверх брюхом от несварения, чем прекратит на некоторое время делать «Ам» и задумается хотя бы о том, что он будет кушать завтра.(Или о том, не скрывает ли неожиданное обилие пищи какую-нибудь опасность типа крючка.)
А наши теоретики, которые могли бы наставить братков на путь истинный, сами никак не освободятся от мифологических представлений.
Самая грустная глава
Рок-Федерация приказала долго жить буквально на следующий день после торжественного концерта, который устроил в ее честь Свердловский рок-клуб. С этого момента наше движение окончательно превращается в мельтешение беспорядочной и бессмысленной толпы (чтобы не сказать другого слова),где каждая единица удовлетворяет свои потребности по принципу «дают—бери, бьют—беги!»
В этом отношении наши рокеры напоминают афганских моджахидов: идеальные, совершенно непобедимые партизаны— борцы за свободу,они оказываются решительно не в состоянии извлечь из завоеванной свободы ничего доброго ни для себя, ни для окружающих.
И вот первые итоги: жизнерадостно вписавшись в потогонную систему концертной деятельности, лишенные возможности нормальной студийной работы ведущие советские группы оказались в большом капкане, створки которого уже захлопываются:с одной стороны, в публике падает интерес к халявно организованным концертам, с другой — чиновничья «мафия переходит в контрнаступление, разворачивая широкомасштабный «государственный рэкет», который с декабря прошлого года узаконен знаменитым постановлением Совмина* о борьбе с кооперативами в культуре. Если мне не изменяет память, что-то подобное происходило на реке Калке в 1223 году (первое сражение татаро-монгольской и русской армий: монгольская конница, отступая, заманила русских в ловушку, затем окружила и уничтожила).
Здесь можно было бы еще раз посетовать на нашу неорганизованность, отсутствие опыта работы в новых условиях, в конце концов — на низкий уровень культуры большинства граждан — но это будет та самая «дозированная гласность», которая так раздражает нас на страницах официальной печати. На самом деле все гораздо хуже. Омерзительное выколачивание денег всеми правдами и неправдами из организаторов концертов (то есть часто из своих же «братков», энтузиастов рок-музыки, вчерашних соратников по подполью), ореол дешевого понта, сопровождающий гастроли большинства наших ведущих команд:
— Автобус должен быть подан к вокзалу только такой-то марки, иначе мы играть не будем!
— Гостиница «Космос»? Мы в этом сарае жить не будем! (Дело не в том, что господину графу действительно не нравится интуристовсквя гостиница — просто ему нужно, чтобы еще как минимум два года тусовка восхищалась:«Ай, Моська, знать она сильна, что ей и «Космос» — сарай!»)
— Со вчерашнего вечера наша группа подорожала, гоните еще штуку!
Все это можно было бы если не простить, то хотя бы понять: что ж, вот такие они, наши музыканты, не очень скромные, не очень интеллигентные, но крутые, как Дженис Джоплин! — едрит твою семь на восемь, в жизни, как и в искусстве! — если бы они так же решительно отстаивали свои интересы перед «Мелодией», телевидением, большими минкультовскими боссами.
Я не говорю об организованной борьбе за какие-то абстрактные ценности, о политике или экологии (в этом отношении кинематографисты или прогрессивная часть литераторов давно уже могут дать нам сто очков вперед) — я имею в виду самое примитивное отстаивание своих материальных интересов, то, на что сегодня способен трудовой коллектив любой заштатной фабрики. Рокеры — не способны. А ведь достаточно было бы составить и подписать одно-единственное обращение к советским и зарубежным коллегам по жанру с призывом бойкотировать фирму «Мелодия» до тех пор, пока она не откажется от монополии и не начнет платить музыкантам процент с доходов от реализации пластинок (как это принято во всем мире) — и вы бы увидели, как на глазах добреет наша бюрократия. Ведь она тоже действует по принципу: молодец среди овец.
Времени не хватает? Но тогда почему так дружно и единодушно поддерживается практически всеми ленинградскими звездами телега Джоанны Стингрей, с помощью которой упомянутая особа хочет сокрушить своих американских конкурентов (людей, которые не сделали никому ничего дурного). На это времени хватает?..
Есть основания полагать, что наша рок-элита, сформировавшаяся в последние годы, так же быстро самоуничтожится. Вот что сказали по этому поводу музыканты из рижского ЦЕМЕНТА:«Мы совершенно сознательно не увольняемся с работы (из НИИ, с завода и т.п.). Мы понимаем, что в существующей гастрольно- концерной системе мы за пару лет превратимся в быдло.Мы этого не хотим». Действительно:человек всегда ориентирован на свое окружение. Как говорят социологи:на референтную группу. И если круг общения музыканта все более и более замыкается на филармонических администраторах, на «коллегах» по сборным концертам (из «Парка культуры им. Микояна» и «Ласкового мая»), гостиничных б… и того же сорта журналистах — то будьте уверены, каков бы ни был изначальный творческий потенциал этого человека, рано или поздно он уподобится референтной группе. И тогда лучшее, на что он будет способен — это петь свои старые хиты, раз от разу все хуже и хуже.
Что же до подрастающей смены, то она в основной массе ориентирована на повторение того пути, который уже завел в безысходный тупик авангард советского рока. Остальные делают ставку на эпатаж:на показывание пирисек, выкрикивание непечатных слов и оскорблений в адрес различных авторитетов,— и получается еще хуже, поскольку все это не имеет к искусству вообще никакого отношения. И с каждым днем находится все меньше людей, готовых платить деньги за то, что можно услышать совершенно бесплатно в любой винно-водочной очереди — ищите, как говорится, дураков в зеркале! Кстати, при ближайшем рассмотрении оказывается, что практически все «смелые» находки нашего современного панк-рока были опробованы Свиньей еще в 1982-83 гг., то есть именно тогда, когда это было действительно нельзя (сказанное не относится к творческому меньшинству: ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ, БОМЖУ и некоторым другим).
Хотелось бы привести и какие-то положительные примеры, чтобы не стало совсем тошно. Что ж — Андрей Яхимович и вышеупомянутый ЦЕМЕНТ. Литовский АНТИС. Иркутский ТЕАТР ПИЛИГРИМОВ. Наконец, вселяет какую-то надежду и то, что две самые кассовые наши команды — ДДТ и НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС, к величайшему разочарованию тусовки, вдруг вышли из борьбы за приз имени Юрия Антонова «Кто быстрее насшибает миллион» и, кажется, занялись творчеством. Посмотрим, насколько это решение принципиально.
И последнее
Рок должен самоопределиться в новой общественной ситуации: либо это по-прежнему один из жанров ИСКУССТВА(вариант «РИО» и «Ур Лайта»), либо это подразделение эстрады(вариант «Музыкального лифта», «Ринга» и «Звуковой дорожки»). И даже самым изворотливым администраторам наших рок-групп не удастся усидеть сразу на двух стульях. Попка заболит.
Наконец, следовало бы как можно быстрее перевести все экономические механизмы, связанные с рок-культурой, на рельсы справедливости и здравого смысла. Ибо ни на одной ноге, ни тем более на карачках (да еще с бесплатными пассажирами на спине) мы далеко не уедем.
А фашизм с марта прошлого года (юбочный «Майн кампф» Н. Андреевой в «Советской России») не тратит времени на политические шоу: соблюдая внешнюю лояльность по отношению к правительству, он медленно, но верно организуется, привлекает к себе симпатии народа, причем не одной только дешевой демагогией типа «Нету мыла — все евреи в Израиль вывезли», но и хорошо поставленной «работой с людьми»:смею вас уверить, что вербовщики «Памяти» гораздо вежливее разговаривают с человеком, случайно зашедшим на их сборище (если тот, конечно, не «инородец»), чем администраторы группы АКВАРИУМ с посетителями концерта.
А мы все тусуемся, высчитываем, в какую страну Европы выгоднее организовать гастроль за шмотками, вступаем с Аллой Пугачевой в заведомо безнадежное соревнование по зашибанию бабок, которые все равно будут в тот же вечер пропиты и принесут в итоге разве что подорванное здоровье и легкое презрение окружающих. В крайнем случае предъявляем нашему несчастному правительству — и без того потерявшему координацию перед лицом неразрешимых проблем и откровенного саботажа высшим сословием всех разумных решений — какой-нибудь очередной истерический ультиматум:«Где наша свобода? Чтоб завтра же завезли стиральный порошок и свободу!» — как будто настоящая свобода может быть спущена сверху наподобие общества трезвости.
Это не столько наша вина, сколько беда. С одной стороны, физически, до рвоты невыносимо сосуществование с учреждениями и персонажами, олицетворяющими наш многолетний позор. С другой стороны — для решительной конфронтации у нас нет организованных(подчеркиваю это слово три раза красным фломастером! ) сил. Потому что самый страшный зверь не тот, что закопан у стены, а тот, что живет внутри нас.
Мне очень хочется верить, что у «народной электрической песни» есть не только славное прошлое, но и будущее в свободной стране (в несвободной стране будущего нет ни у кого, все превратимся в радиоактивный пепел). Без «искры электричесвта в груди» жизнь покажется пустой и серой. Но я не могу не видеть того, что вижу.
Впрочем, мрачное пророчество Вёльвы о сумерках богов, согласно распространенному толкованию, предвещает не гибель всего сущего, а завершение одного из мировых циклов и начало следующего. Или, если вам ближе современная формулировка, новый виток исторической спирали. И если рок, такой, каким мы его знаем, уже совершил все, на что был способен — значит, ему на смену придет (вырастет из фольклорной почвы) какой-нибудь новый вид искусства, тогда дай нам Бог свободы духа и живости ума, чтобы понять его и принять.
* «О регулировании деятельности отдельных видов кооперативов в соответствии с Законом СССР «О кооперации в СССР» от 29. XII. 88.
Любят у нас — такая уж страна— все делать «посмертно»: осуждать, награждать, реабилитировать.. .вспоминать.
И о Нем сегодня наша вдруг перестроившаяся пресса (официальная, разумеется) вспомнила, наконец. После смерти. Игнорируя при жизни. Бог им судья.
Ушел из жизни Саша Башлачев.
Что ж, каждый делает свой выбор сам. Но все же очень горько сознавать, что теперь мы сможем услышать его голос только с магнитофонных записей, которых, увы, не так и много.
Мы предлагаем вам интервью, взятое Л. Е. Хиовым для сборника материалов Ленинградского рок-клуба в 1985 году.
(Журнал «Рокси», № 14)