Originate Title: Rock In A Hard Place by Nick Hayes «In These Times», Sep 27 — Oct 3, 1989. *
Ник ХЕЙЕС
«Снова в СССР»: перестройка поп-культуры расшатывает основы коммунистического китча
«Рок должен быть подрывным,
иначе это не настоящий рок»
Борис Гребенщиков
В рекламе «Пепси-колы» явная ошибка: здесь не поют о «Пепси», и, как ни хорош Михаил Горбачев для русских рокеров, они не поют «за перестройку» тем более.
Шумиха вокруг нового поколения и новой русской поп-культуры усиленно раздувается и на Западе, и на Востоке; кто-то всплывает, а кто-то стремится уцепиться за гребень новой «русской волны». О, перестройка — попсовая игра: она дает советскому социализму улыбочку для глянцевых журналов и подбавляет необходимых дрожжей в «советский образ» дома и за границей. В мечтах об открывающемся новом рынке, западные предприниматели, тесня друг друга, кидаются с головой в новую «русскую волну», чтобы разлить ее по бутылочкам и выгодно продавать. Но — нет, эти красные все же не для нас; пусть даже майский номер «Плэйбоя» и расплакатил прелести советской актрисы Натальи Негоды по всем газетным киоскам «старых, добрых» Соединенных Штатов.
В то же время, если вернуться в Ленинград, эпицентр всего этого катаклизма, тут больше не услышишь заговорщицкого шепота о «рок-н-ролльных нас», противостоящих «бюрократам — им». Сплетни сменились прямыми и недвусмысленными репликами о том, у кого следующего выходит пластинка на единственной государственной звукозаписывающей фирме «Мелодия», или, что еще лучше, на фирме «Уорнер Бразерс». Или о том, кто будет купаться в лучах прожекторов на следующем выпуске «Музыкального ринга» — советского эквивалента музыкального канала «Эм-Ти-Ви». Или о том, кто и где гастролирует на Западе. Или, наконец, о том, что о себе воображает Борис Гребенщиков.
Последний — лидер-вокалист ленинградской арт-роковой команды АКВАРИУМ. Со своим свежеиспеченным американским альбомом, Гребенщиков — культовая фигура в своем городе,— совершил головокружительное путешествие из ленинградского «подполья» — на первые страницы журналов «Виллидж Войс» и «Роллинг Стоун». По пути он был даже «открыт» фирмой «Мелодия».
И говно бывает…
«Но ведь он сейчас в полном упадке и стал настоящим говном»,— жалуется бывший коллега Гребенщикова, рок-джаз-пианист Сергей Курехин из ПОП-МЕХАНИКИ. Проблема с коммерческим успехом впервые возникла в 1986 году, когда Джоанна Стингрей, рокер из Лос-Анжелеса, выпустила «неофициальный» альбом русского рока «Красная волна» — так подпольное рок-искусство вышло на первый план. А затем — что ж, «все начали лизать жопу» — как выразился Майк Науменко, лидер-певец ленинградской группы ЗООПАРК. Сам он отказался от предложения записаться на «Красной волне».
Да нет, пожалуй, не все. В то время как вновь открытая советская рок-сцена производит миленькие побрякушки для умеренных советских вкусов, атмосфера среди радикального «ядра» все более накаляется. Радикалы видят в роке общедоступное средство сплочения всех сил, занимающихся культурными экспериментами, а также историческую точку отсчета: русские начинают с того, на чем закончил западный панк. То есть, существует русский пост-панк, который гордо заявляет о своем неприятии советских реальностей, но не с «западнических» позиций и не с позиций «нового порядка»: эти новые «красные русские» в глубинах тотального отрицания пытаются отыскать надежду, альтернативу для своего поколения.
Привлекательность рока для русских кроется в том, что он многое обещает. Те, кто демонстративно обращался к западному «декадансу» под самым носом у брежневских бюрократов, кто презирал официальную советскую поп-музыку (называемую по-русски «эстрадой»), обращались к року, убежденные, говоря словами Гребенщикова, что «рок должен быть подрывным, иначе это не настоящий рок».
Мадонна разделяет такое убеждение. В одном из своих майских интервью она заявила: «Я хочу сказать — вот в чем реальность, и она паршива». Разница лишь в том, откуда происходит сказавший такие слова.
Русские рок-артисты начинали с тех позиций, где оказались Дебби Харри, Лу Рид, Дэвид Боуи, Ю-2 и практически все наши рок- звезды, которым минуло 30. Русские нашли свой путь в рок через поэзию, мимику, танец и другие виды искусства. Как и поколение Боба Дилана — Кита Ричардса, они верят в рок-аудиторию старше 30 лет. Возможно, у многих наших звезд отляжет от сердца, когда они узнают, что главные таланты русской рок-сцены начали свою карьеру, уже переступив 30-летний рубеж.
Но русский рок нельзя назвать «роком солидных людей», ибо русские никогда не теряли из виду, что в основе притягательности рока лежит его неукротимая энергия, озорство и пафос. Иными словами, русские таковы, какими и мы были «когда-то».
В русском роке бушует тот огонь молодости, который вдохновлял и наших рокеров в 50-е годы, но был утрачен в компьютеризированном, синтезированном, многодорожечном, щелкающем кнопками роке 80-х. Записи русских рокеров, обычно сделанные чуть ли не «с первой попытки», передают то же ощущение глубокой веры и силы — «вот-так-так-ядрить-твою-кочерыжку»,— что и ранний американский рок.
Моя дегенерация
Именно на этих дрожжах и взошла советская контр-культура. Посеянный еще в хрущевские годы, русский рок поздно расцвел в советском пейзаже — в последние годы брежневского режима, когда у советских властей недоверие к западной поп-культуре соединилось с убеждением, что быть молодым — достаточный повод, чтобы попасть под подозрение.
Но то, что было подозрением Брежнева, сменилось прямыми угрозами при его приемниках: например, Андропов назвал молодое поколение 80-х годов «примазавшимися к социализму». В единственный год правления Черненко «старая гвардия» из последних сил попыталась очистить страну от «рок-н-ролльной заразы», распространяемой, как сообщала официальная советская пресса, «агентами ЦРУ по плану психологической «Операции Барбаросса», направленной против советской молодежи, как «духовный СПИД».
Советская официальная атмосфера была не просто консервативной, но открыто враждебной. Само существование рока превратилось в политический акт, сборище рок-фанов чуть ли не приравнивалось к заговору против социализма. Признаться в симпатиях к рок-н-роллу означало подвергнуть себя официальной опале и даже впасть в нищету для музыканта, не имевшего шансов ни записываться на официальной фирме «Мелодия», ни устраивать концерты на официальных советских площадках.
От начала до середины 80-х годов «подпольный» рок-н-ролл развивался лишь в специальных «молодежных заповедниках», вроде ленинградского рок-клуба, появляясь лишь на региональных музыкальных фестивалях да неофициальных студиях. Здесь положение контр-культуры, создаваемой отчужденными талантами, питавшейся смутными политическими надеждами, буквально соответствовало официальной точке зрения, согласно которой рок-н-ролл является упадком советской музыкальной культуры.
Перемены в верхах в 1985 году поначалу мало отразились на положении «подполья». Но затем постепенно сформировалось убеждение, что гласность дает «право на рок». В 1987 году фирма «Мелодия» заключала контракты с артистами, ранее ею игнорируемыми, а советское телевидение предоставляло прямой эфир для рекламы групп, считавшихся пока слишком радикальными, чтобы выпускать их пластинки.
Хэви-металлический «забой» и панк-позерство могли иметь характер политического заявления до 1985 года, но к 1988 русский рок целиком находился в безопасной зоне гласности. «Что мы имеем сейчас,— сказал рок-критик Артем Троицкий в январе прошлого года,— так это панк-гласность для дураков. Сейчас в России у нас только две возможности: заниматься серьезным искусством или серьезной политикой».
Некоторые пробуют смешивать два эти ремесла. Причем не в рамках лобовой агитации «за перестройку», когда рок-музыканты, обуянные порывом гласности, обличают пороки брежневской «эпохи застоя»,— налицо серьезная рок-перестройка, использующая в новом контексте популярные политические лозунги, символы и фигуры, сводящая наиболее лелеямые идеалы советской политики к китчу, стоящему на грани абсурда,— такому, в который не поверит уже никто из молодого поколения.
Мой папа был бесприютным скитальцем
Начать хотя бы с памяти о Великой Отечественной войне, которая до сих пор является главной гордостью старшего поколения,— ведь они отстояли свое отечество от фашизма! Но когда почти вся молодая Россия, живущая в переполненных, грязных коммуналках, распевает одну из самых популярных песен 1987-88 годов — «Твой папа — фашист!» ленинградской группы ТЕЛЕВИЗОР,— такой рок-хит говорит о том, что свой фашист есть в каждом советском доме.
Еще более оскорбляет гордость старшего поколения своими военными победами последний опус, с которым выступил Вова Синий, своеобразный московский Сид Вишиэс. На вовином альбоме «Смерть в надменной зоне» записана песня «Мой милый Гитлер капут». Поддерживаемый мощным хором, достойным Краснознаменного ансамбля Советской Армии, Вова причитает (по-немецки):
«Раз, два, три—
Мой милый Гитлер капут…
О, нет! О, нет!
Мой милый Гитлер капут…»
Так русский пост-панк реагирует на общество, помешанное на китче.
В плане характерного для пост-панка стремления шокировать никто не может превзойти московскую группу ДК. Группа устраивает бешеную скачку по всем ямам и ухабам советской жизни и политики. В их песне «Ленин говорит с нами» из хаоса звуков возникает голос, который говорит: «Давайте спросим указания Ленина». За сим следует документальная запись речи, где определенно голос Ленина произносит невразумительную фразу.
В песне, посвященной Брежневу, использована запись косноязычного голоса вождя, провозглашающего славное советское завтра для юного поколения под аккомпанимент Пятого фортепианного концерта Чайковского. Конечно, Брежнев сейчас — слишком легкий объект для насмешек, но ДК целит также и в более высокопоставленных. В одной из записей голос Горбачева неоднократно спрашивает продавца: «А что еще у вас есть?» — на что всякий раз получает ответ: «Ничего нет, товарищ секретарь». Далее следует версия хорошо известно школьной песенки, с новым припевом: «Миша, Миша, Миша и Раиса, потанцуйте-ка в говне…»
Ляжка есть ляжка
Новая контр-культура также преуспела в преображении символов советской политики в сексуальные символы. Недавно выпущенный на экраны фильм «Маленькая Вера» режиссера Василия Пичуля шокировал многих советских зрителей откровенностью показа сцен сексуальной распущенности хамоватых молодых людей, а также политическим намеком одной решающей сцены. Героиня, «маленькая Вера» (ее играет Наталья Негода) в узком бикини лежит на пляже рядом со своим любовником в красных плавках, и последний спрашивает: «Вера, у тебя есть цель?» Она отвечает заученным лозунгом брежневских времен: «Конечно, наша цель — коммунизм» — в то время, как ее ляжка трется о его колено.
Можно сказать, в этой сцене брежневская эра кончается не взрывом, но шлепком по ляжке.
Подобная «сексуальная перестройка» даже самые заштампованные, бесполые советские символы превращает в соблазнительные элементы эротической игры.
Рок-музыканты также исследуют область на грани политики и сексуальной иронии. Существует такой ансамбль развеселых молодых парней, который называется ВРЕМЯ ЛЮБВИ **, они устроились в заброшенном складском помещении на улице Чайковского в Ленинграде, где организовался рок-кооператив «НЧ/ВЧ». Их «специальность» — не прямая политическая конфронтация, но сексуальный скандал. Как говорит лидер-вокалист группы Миша Берников: «У нас не политическая, а сексуальная группа».
В сентябре 1988 года они продемонстрировали, что они имеют в виду. ВРЕМЯ ЛЮБВИ получили разрешение выступить в Ленинградском рок-клубе, когда они пообещали, что их песня «Социальный рок» внесет вклад в дело укрепления мира, привлекая внимание молодежи к проблеме американских ядерных испытаний в Неваде. И вот, под хэви- металлический грохот из колонок рвется пронзительный голос — о да, они сдержали обещание такими строками:
«Там, где музыка играет.
Там девушки дают немного,
И когда девушки дают немного,
Это подобно взрывам бомб в Неваде».***
Но не текст, собственно — вызвал скандал. Разбираясь с нехитрым текстом, Миша одновременно обрабатывал микрофон языком и постепенно раздевался, объявив: «Снимать все — это тоже форма перестройки!»
Шлак новизны
Все это может показаться глупым, но это — серьезная глупость. Русская «новая волна» — это вторая в этом столетии попытка русских «левых» художественных сил. Первая имела место в 20-е годы — от футуризма до конструктивизма; эти художественные течения черпали вдохновение из абсолютной убежденности, что в искусстве должны сочетаться политический радикализм, новаторство формы и массовость аудитории.
За веселой ухмылкой русской рок-сцены скрываются острые политические зубки. Рокеры помнят, что Владимир Маяковский, один из лидеров футуристов 20-х годов, называл свое искусство «пощечиной общественному вкусу», а кредо анархиста Михаила Бакунина выражалось словами «порыв к разрушению есть творческий порыв». Подобный нигилизм сидит в самих генах русских рокеров, их лозунгом могли бы стать слова: «стремление к смеху есть творческий порыв». Их смех радикален, но все же это смех.
Завершим разговор рассмотрением самого популярного рок-видео-клипа, показанного в Эстонии в этом году — «Летай, как Юрий Гагарин». В нем использованы документальные съемки первого советского космонавта (воистину, советские умы и сердца не знали более настоящего героя!). Он снова приветственно машет толпе, детям, лидерам страны на трибуне Мавзолея и, наконец, нам. Под эти старые кадры «подложена» самая заводная музыка, какую только могла породить запруженная шлаком советская эстрада…, но вдруг она сбивается с ритма при упоминании о гибели героя в авиационной катастрофе. Припев песни:
«Летайте, как Юрий Гагарин!
Первого человека запустили в космос
Но Аэрофлот спустил его на землю».
Вот так-то. Действительно, пусть они «летают, как Юрий Гагарин», паря надо всем советским китчем, и со смехом разобьют всю эту дребедень о землю!
Об авторе.
Ник Хейес преподает советскую историю и политику в Хэмлинском университете. Предлагаемая статья является фрагментом книги, над которой он сейчас работает —«Молодежь, Контр-культура и Рок в Советском Союзе», основанной на интервью и других материалах, собранных в СССР в 1988- 1989 гг.
Russian translation: Dec 1989, by A. A. A.
”IVANOV“ editorial board sends ”IN THESE TIMES» its warmest regards. Long Live Rock’n’Roll!
* Журнал «В ТАКИЕ ВРЕМЕНА», 27 сентября — 3 октября 1989 г.
** Авторская неточность: группа называется — ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ — Ред.
*** И снова неточность: в песне «Соц-рок», о которой идет речь в статье, приведенный выше куплет звучит следующим образом:
«Где-то за кордоном музыка играет,
Где-то за кордоном девушки дают.
Ненавижу всех кого попало.
Когда бомбы в Неваде рвут» — Ред.
