Когда мы приехали в Симферополь, ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА уже уехала. И мы собрались поговорить с Сергеем Фирсовым. Так получилось, что разговор вышел обо всем — о Летове, о Башлачеве, о независимости в роке и независимости вообще.
— …преемственность всегда есть какая-то. Может быть, свыше… Мне Егор напомнил Башлачева. А дело было так: к Башлачеву на каком-то новосибирском сейшене подошел парень и дал кассету со своими песнями — песни под гитару, в стиле раннего Высоцкого. Эти ранние вещи Егор сейчас нигде не играет. А Башлачев и не помнил, кто ему дал кассету. Послушал — понравилось. И я только три года назад понял — что Летов, по голосу.
Кассету сохранил. Но не важно. Важно то, что Егора первый раз я услышал через Башлачева. Потом Егор приезжал в Питер с Янкой. И привез мне свои первые пять альбомов, тогда же я впервые увидел его. И пошло-поехало. Сначала он надолго пропал — делал вторые четыре альбома. Первые альбомы он записывал один, с накладками, и группы как таковой не было — просто собирались старые друзья. С ними же он делал «Коммунизм», «Черного Лукича» и т. д. Ну, творческая атмосфера омская…
А потом Натали — француженка, очень захотела работать с Егором. Они познакомились на «Сырке». И тогда же я впервые увидел ОБОРОНУ вживую. И мне самому захотелось с ними поработать.
—И жить они будут в Питере!
— Жить — дело такое, серьезное… Наверное, нет. А вообще-то, как они сами захотят. После первого же концерта к ОБОРОНЕ подходили девчонки и предлагали— давайте, типа, поженимся, будет повод прописаться Но. видишь ли. прописаться— одно, а жить — совсем другое. Я не думаю, что ОБОРОНА будет такая коммерческая группа, что станет зарабатывать деньги и снимать постоянно квартиру. И потом — они сибирские люди, а Сибирь — совершенно другая страна.
— Когда слушаешь Летова, появляется образ отвязанного человека, чуть не урела. Когда читаешь о нем, его интервью,— понимаешь, что это умнейший человек…
— Многие говорят — урла, но ты же понимаешь — Егор, конечно же, философ. Для Егора все серьезно, каждая строчка осмысленная. Да, он талант. Это понятно. Но осмысление вещей — абсолютное.
— Первое впечатление, которое чаще всего бывает самым верным. Помнишь ли ты его?
— Во-первых, Летов безумно энергичный человек. Таких энергичных людей я знаю два-три человека, не больше. В нем сидит сгусток энергии. Это, наверное, отличительное качество, оно и бросается прежде всего в глаза.
Наверное, так: Курехин, Башлачев был такой… Егор вот — следующий.
В остальном — абсолютно нормальный человек, безумно веселый, всегда улыбается, хохочет. Он знает, чего он хочет, в отличии, например, от меня или многих других, четко видит цель — это редко по жизни бывает. Он абсолютно точно знает, зачем он живет. Это, может быть, нельзя выразить словами, но это так: ОН ЗНАЕТ.
В жизни человек минимальных претензий — четвертый год ходит в одних штанах и не хочет их снимать. Что имеет для него ценность — пластинки, книги.
— Интересно, что читает Летов?
— Он читает массу, у меня перечел все, что я привез из Франции, а привез я все, что можно было довезти — Солженицына всего, первые две книги Аксенова — одну привез и одну выменял. Привез «Бумажный пейзаж», а у Курехина выменял сейчас «В поисках грустного бэби». Летов дико начитанный человек. И я знаю только двух людей, которые бы настолько знали музыку. Самый безумный — это Курехин, с ним просто невозможно о музыке говорить: он все слышал на десять лет вперед и на сто назад. На него работают тысячи человек — выискивают пластинки, какие только существуют. Курехин приходит ко мне, видит три новые пластинки: «Та-а-ак. Пластиночки новые… На что меняемся?» Причем, что за пластинки — не важно, хоть раз, но он их обязательно прослушает. Абсолютно всеяден!
Егор — то же самое, только он слушает то, что находится ближе к его эстетике. Великолепнейше знает панк, классический рок-н-ролл. У него около трехсот или четырехсот — я до сих пор не могу выяснить — пластинок: он мухлюет (Фирсов смеется). Но, что ни спросишь — у него есть (смеется). Безумный человек! Сейчас мы заказываем пластинки — чтобы он нам привез, а мы у себя переписали. Такая чума!
То есть все это не на пустом месте.
— В одном из старых, «УРлайтовских», интервью Егор дает просто бешеную подборку любимых групп…
— Да, просто бешеную. Я половину того, что он знает как бы наизусть, просто не слышал. Суть в том, что на западе панк — это эстетика, человек может быть кем угодно: философом, рабочим, грузчиком. И Егор понимает панк как эстетику. В жизни он ближе к хиппи. Но эстетика панка ему близка, и он в ней работает — потому что та взрывная сила, та злоба в другом стиле просто не может выражаться. Во-первых, музыка панка великолепна: дикая, национальная.
У нас же панк понимают как урловость. В Советах панк — это СЕКС ПИСТОЛЗ, а в принципе СЕКС ПИСТОЛЗ, конечно же, не панк. Когда-то — может быть, но отход произошел очень быстро. Сейчас панк — это такие группы, как ДЭД КЕННЕДИЗ. Как только их пластинки появились, Егор сразу сказал, чтобы я их купил. Я когда послушал… Это не передать: там песенки по одной-две минуты и самое смешное — вложены бумажки с текстами, но непонятно, произносит ли человек слова вообще. Что он поет — невозможно себе представить. «Ы-Э-Ы-Э» (Сергей показывает), просто такой безумный, животный крик. В первый раз мы ее поставили — сидели с Леней Федоровым из АУКЦЫОНА и очень тихо ночью поставили; а у меня хорошие колонки — низы прокачивают классно. Пластинка безумно записана: не чувствуешь, что человек играет на басу, а только чувствуешь, что тебе плохо, физически выворачивает, давит где-то там. И высокие тоже безумные. И воспринимаешь просто по-животному, вот именно прокачивает. Не слушаешь, соло играют или еще что-то. Там нет никаких «сол», только «ду-ду-ду-» (показывает). За минуту ты выжат. За минуту люди делают из тебя просто говно. Вот это я понял — что такое панк настоящий. То есть, как они играют на концерте — это невозможно представить. Курехин рассказывает: они были в Австрии на всемирном каком-то фестивале и там было три американских панка. Причем они привезли свой собственный аппарат, поставили, в полторы тысячи зал,— Курехин посмотрел на часы,— ровно через четыре минуты никого в зале не было. Такую мощь они выдали! Курехин говорит — ну, мы с Ляпиным вроде бы рокеры крутые и то не выдержали — получили болевой шок (смеется) и убежали. Люди играют на сцене при полностью выключенных мониторах, как будто в соседней комнате магнитофон играет. Просто фантастика какая-то! Вот это панк!
— Ты знаком с репетиционной кухней ОБОРОНЫ?
— На репетициях я не бывал, но музыку Егор сочиняет сам. И, так как Егор великолепно играет абсолютно на всем,— не знаю вот только, на клавишах играет или нет,— то я думаю, что он придумывает все сам. Конечно, кто-то что-то может домысливать…
Сейчас две трети вещей программы — новые, которых вообще нет в записях, остальные хиты.
— Что скажешь о новых вещах, которых мы не слышали еще!
— Есть сейчас как бы два варианта программы: в электричестве и в акустике. У меня дома был безумно хороший микрофон и я записал серию акустических альбомов Полковника из Горького (Нижний Новгород), Янку и Егора. Я не знаю, будет ли он их делать в электричестве, потому что они сделаны в несколько другой эстетике. Одна вещь там вообще пятнадцатиминутная, страшная такая вещь, в чем-то близкая Башлачеву по сути. Егор, наверное, больше других понял, что такое был Башлачев и взял это в себя. Очень мало рокеров, которые все-таки почувствовали Башлачева.
— Видишь, и возможности-то не было как следует послушать его…
— Я говорю не об аудитории, а конкретно о рокерах, которые знали Башлачева лично, знали его вещи, и на которых Башлачев мог повлиять. Он-то и повлиял на многих, но главного в себя они не взяли. Башлачев специфический человек, все, что он делал, было на таком недосягаемом уровне, что что-то взять и в себя уложить… Но что-то Кинчев взял, несомненно. Еще при жизни Сашки он посвятил ему свою серию 86 года — и так это было четко сделано, что когда Башлачев послушал… Я не знаю, можешь это, в принципе, записать… Когда Башлачев послушал, он сказал: «Я же живой еще. Зачем же он так делает?» — это абсолютно точные его слова.
— Конкретно, о какой Костиной вещи,— можешь вспомнить?
— Полуакустическая вещь, которую Кинчев даже на электрических концертах в полуакустике играл. В этой песне есть еще строчка-полунамек на АКВАРИУМ «Иконы перевернуты»…
— Значит, та вещь, где есть строчка «Иконы перевернуты»?
— Да, посмотришь — найдешь. Но на альбоме ее нет — только в концертных записях.
— Кстати, о влиянии. ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ — это творческая ветвь ГО?
— Яна как бы сама по себе была человек достаточно энергичный, они старые друзья и так далее. Но, все же, если бы не Егор, она, наверное, сидела бы у себя дома в Новосибирске, в одноэтажной избе 14-ти метров, где она жила с отцом, и пела бы свои замечательные песни себе.
ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ — неудачное, придуманное второпях, во время писания альбома, название. Я все уговаривал поменять, но оно уже прижилось. Вот если б назвать альбом «Яна и ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ»… А ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ — по идее название дурацкое.
Егор в ОКТЯБРЯХ играл на басу и всегда очень хвастает этим (Фирсов смеется). Бас, действительно, великолепно записан, зато с голосом полная лажа.
— У многих людей сложилось мнение, что у ГО главное — идея, тексты, а музыка… Где-то халявно сработана, принижена…
— Я не согласен абсолютно. У нас в стране понятие эстетики рок-музыки очень сильно испорчено всякими «дип папылами» и проч. Я с этим андеграундом так называемым пытался говорить, но тяжело это…
На Западе же есть и совсем другая музыка, которая живет своей жизнью: тот же ТОКИН ХЭДЗ, тот же панк, которые, вроде бы, играют грязно, на одном аккорде, но это не потому, что люди не могут исполнить ЛЕД ЗЕППЕЛИН, или там сыграть чистенько… К нам приезжал Билли Брэгг, это звезда в Англии. Он играет один на электрогитаре. Играет как бы в панке, но он показывал нам, как умеет и еще играть: «Вот сейчас я сыграю под Джимми Хендрикса» — тр-р-р — все выпали. «А сейчас я играю под Пэйджа» — и — один в один. То есть у него есть школа, но он играет так, как ему больше нравится. Вот Егор умеет играть Пэйджа — я уверен, но это не его эстетика. Тот, кто не слышал Даннэт — ему невозможно объяснить, почему вот так Егор играет. Я считаю, что Егор один из самых крутых гитаристов.
Почему ОБОРОНА имеет такой успех? Потому что есть текст, который хватает сразу, и есть музыка, от которой начинают моментально прыгать. То есть Егор смог сделать самый серьезнейший текст и положить его на музыку, которая моментально запоминается. Это не так просто! Та же, например, АЛИСА — великолепные тексты и очень тяжелая музыка, которая трудно запоминается. Это беда очень многих групп — тоже же у АКВАРИУМА… Это сложный вопрос.
Егор великолепный музыкант, кто этого не понимает, тому трудно что-то объяснить.
— Видимо, сложилась школа конформизма, блэкморовщины.
— Да, да, да! Почему вот в Питере ГО идет на ура — потому, что музыку у нас слушают гораздо больше. ГО — это новаторство в какой-то мере, это ближе к ЗВУКАМ МУ. И ЗВУКИ, и Егор все время экспериментируют. Причем, у Егора все по-разному сыграно. Вот он в последний раз привозил «Коммунизм» — откровенный авангард. И какого уровня авангард! На заднем плане человек читает сталинские стихи, а Егор такое пилит!.. Просто невозможно определить, на чем он играет. Они с братцем завернуты на таких делах.
— Ты возил во Францию его записи?
— Так я еще до поездок отсылал им пленки, и они там очень хорошо идут, их гоняют по радио. В маленьких странах — в Голландии, Бельгии, Дании люди умирают от панка и готовы выпускать пластинки. Но до сих пор ведь нет ни одной профессиональной записи ОБОРОНЫ! Эти французы сраные обещали всякие магнитофоны, но ничего не дали и не привезли. Егор писался у себя дома на двух «Олимпах», которые берет у кого-то. Все. Советские гитары плюс самодельные примочки.
— Натали — это вторая Стингрей?
— Натали — русская во втором поколении. Она училась здесь 10 месяцев. Ей лет 26. Приехала девушка, которой все это нравилось, со всеми познакомилась и попыталась крутануться-развернуться. Но оказалось, что надо выкладывать деньги, чтобы потом что-то заработать. И они после первой же гастроли сломались. Хотя выпустили во Франции сначала «Рок ин Совьет» и КИНО с АУКЦЫОНОМ. Но вряд ли еще что-то будет.
— То есть на ГО не хватило духу?
— Не духу — денег. На Западе во все надо вкладывать деньги. Стингрей богаче, у ее папы два самых крупных универмага в Лос-Анджелесе. И, хотя он ей денег сейчас практически не дает, это уже не важно. Понимаешь, Стингрей изначально работала на другом уровне. Опять же Франция и Америка это как Китай и Советский Союз. В Америке можно все. Любой, кто в состоянии заплатить тысячу долларов, может выпустить пластинку. А во Франции выпустить пластинку гораздо труднее.
— Значит, то, что записи ГО появились во Франции — не заслуга Натали?
— Нет, записи шли по самым разным каналам. А Франция… Французам все нравилось, много говорили, но толку мало, хотя ГО у них котируется. Я сам видел, как они, не понимая ни слова, слушали только голос Егора и говорили «у-у-у-х, как поет!»
Понимаешь, у них миллион всякой музыки, и можно подобрать любую для любого настроения. И у них рок-музыка — это когда со сцены прет энергия, и если есть энергия, кач в зале — значит, это здорово. А стили и кто как играет — это все они уже видели.
У Егора энергия идет. И еще какая!
Я думаю, что ОБОРОНА, поехавши куда-либо за границу, будет иметь там большой успех.
— Ты говоришь, что Егор тот человек, которому доступно видеть конечную цель. Как бы ты определил эту цель словами?
— Падение тоталитарного режима, окончательно и бесповоротно (смеется). Не знаю, трудно сказать, по крайней мере, он полностью осознает себя как художника и знает, что он может сделать и делает это, по возможности. Тот же Силя, абсолютно талантливейший человек, которого в Москве считают звездой номер один, и во многих номерах «Ур лайта» о нем много писали — они его очень любят. Так вот Силя, кстати, в Ленинграде играет, оттягивается и не относится к творчеству своему серьезно, как этого хотелось бы. Егор совершенно серьезен — и слава Богу.
Галина ПИЛИПЕНКО, Валерий ПОСИДЕЛОВ.
Фото В. ПОТАПОВА.
Симферополь — Ростов-на-Дону, 1991.
ОТ РЕДАКЦИИ. Привет журналу «УРА БУМ-БУМ!»
