Коля ВАСИН: ПОМОГИ САМ СЕБЕ

Коля ВАСИН. Фото Феликса ТИТОВА.
Олеся Степанова: Коля, что такое Храм Рок-н-ролла — утопия, красивая сказка, мечта, к которой должно стремиться не одно поколение, или этот проект имеет под собой вполне реальную основу?
Коля Васин: Для меня Храм уже есть. Для меня он реальность. Потому что я все делаю из любви к музыке, к людям, к кайфу, к Божьему Духу, который приходит к нам, когда мы встречаемся и слушаем любимую музыку. Мы потому его и назвали Храм, что делаем это из любви. Занимаясь делом Храма, я просто счастлив. Я счастлив жить, понимаешь. Я счастлив пить, есть. Делать эти картинки, эту информацию о Храме. Оттягиваться с друзьями. И думать о Храме. Это смысл жизни. Поэтому говорить, что это утопия или фантастика… Для меня просто странно. Этот Храм давно есть. Как мы услышали БИТЛЗ, Элвиса, рок-н-ролл, как мы начали встречаться, как начались все эти бдения, рок-н-ролльные радения, наши концерты. Сейчас мы постепенно выходим на весь мир. Все одобряют идею Храма. Наш Комитет по сооружению Храма стал партнером одного из крупнейших музеев в Европе — Санкт Паули Мьюзеум в Гамбурге. Директор этого музея, Гюнтер Цинт, закорешился с нами. Он сейчас везде толкает эту идею, и везде люди говорят: «Вот тебе деньги на Храм, вот тебе материалы на Храм, вот тебе телевизор для офиса Храма». Бесплатно. Так что это реально. Осталось только построить.
О. С.: Дело за малым.
К. В.: Наше дело, журналистов, людей искусства, информировать народ. А народу как-то скидываться по рублику. Как Храмы на Руси строились? Люди собирались — и… Не надо все человечество заводить, достаточно нескольких тысяч человек, которые по всему миру проникнутся этой идеей, и построят райское местечко, где все действительно будут счастливы. Это будет место истерического счастья. Мы будем такими же, как сейчас, только станем действительно счастливыми. Сейчас мы, по-моему, не до конца счастливы. Мы озабоченные, проблемы давят нас, и мы теряем человеческое лицо часто, и поддаемся бесу иногда. Храм и станет освобождением, очищением, помощью самим себе прежде всего. Когда люди говорят: «Помочь тебе, Коля?» Я отвечаю: «Нет. Помоги сам себе». Вот так вот.
О. С.: Ну, для того, чтобы построить Храм, во-первых, нужны деньги, во-вторых, нужен проектировщик, в-третьих,— место… Что делается в этом плане?
К. В.: В этом плане, я повторяю,— информация. Она должна дойти до тех структур общества, которые в состоянии профинансировать это. У человечества масса денег вылетает в трубу. От Организации Объединенных Наций до деревень, заводиков и мелких предприятий. Эта вся химия, эти все военные расходы — это все безумие, это все бес. А мы, двигая дело Храма, можем сделать и здесь доброе дело. Ибо Храм — это экология не только души, но и Земли.
О. С.: А есть какие-то фирмы и структуры, которые заинтересовались и которые уже помогают материально? Можешь кого-нибудь назвать?
К. В.: Рано. Помогают. Я могу тебе назвать людей, которые уже дали сто тысяч рублей, дали триста тысяч рублей, и так далее. Но эти люди не хотят пока быть рекламированными, хотя я с благодарностью принимал эти деньги и обещал, что их имена будут на стенах Храма потом выбиты. Но даже этого им не надо. Им просто в кайф эта идея. Они хорошо относятся ко мне. И они дают деньги. Вот и все. Я могу назвать пять фирм, которые постепенно выходят с нами на контакт. Медленно, но верно они начинают помогать. Начинают давать кредиты. Скоро один завод просто на свои деньги выпустит десять тысяч наших Храмовых кружек. Санкт-Петербург будет заставлен ими. Они будут стоять на улицах, на лотках… Еще с нами в контакте один исполком, который, в принципе, может дать место под Храм. Вот пока на таком уровне постепенно идет дело. Я не гоню. Мы не святые, но мы делаем святое дело, поэтому спешка здесь не нужна. Пускай все будет, как оно есть. Все под наблюдением Всевышнего. Как пути лягут… Они не прямые. Как они будут вилять, так и мы будем вилять. «Наша свобода есть лавирование»,— сказал Солженицин. Это одно из самых моих любимых выражений. Мы не можем идти прямым путем к свободе. Так или иначе нам надо будет идти на компромиссы. Постепенно, постепенно этот ручеек превратится в реку, потом в море, и посреди моря будет стоять наше чудо — Остров Любви и Свободы. И приходить мы будем не в офис Храма (офис закроется к тому времени), мы будем встречаться в Храме и вот так же будем сидеть с тобой пиво пить. Но состояние души будет другое. Там уже будет жить-блажить Дух и там мы просто преобразимся. Мы может быть прикоснемся к Вечности, к Вечному Кайфу. Мы почувствуем, что жизнь не так коротка, как она кажется.
О.С.: Коля, ты сказал, что у вас складываются благоприятные отношения с каким-то исполкомом. Обсуждался ли вопрос о месте для Храма? Знаешь ли ты каким оно может быть, где?
К. В.: Я буду стараться, чтобы это место было на берегу большой воды — огромного озера или залива. Мне очень симпатичен залив. Финский. И в Петербурге для меня, поехать на залив, посидеть на берегу и посмотреть на горизонт, на очертания Крондштата — это душевный отдых. Отдохновение. Я чувствую там успокоение, какое-то преодоление всех борений внутренних, дрязг, проблем, пакостей. Нервы у меня там успокаиваются. Доброе место. Из этих соображений я буду стараться, конечно, всячески продвигать идею Храма на берегу залива. А от Петербурга до Земногорска, мне кажется, любое место подойдет. Залив везде прекрасен. Тарховка, например, где, как ты знаешь, мы отмечаем уже лет десять День рождения Маккартни.
О.С.: Коль, не благородное, даже паскудное, занятие считать деньги в чужом кармане. Но мы тем не менее займемся этим. Считать, естественно, будем в твоем. Так вот: из каких средств образовывается Фонд Храма?
К.В.: Я могу тебе сказать — но только конфиденциально. Потому что наш адвокат, наш советник предупреждает: никогда не говори сумму, которая у вас на счету или в кармане. Я в общем-то прислушиваюсь его совету.
О.С.: Коля, из этих же, наверное, денег заказывались символикой Храма, первые партии Храмовых кружек, храмовая бутыль…
К.В.: Конечно, конечно. Появляется немного денег, мы покупаем двадцать-тридцать футболок, пятьдесят кружек. Это продается и возвращается пусть с небольшой, но прибылью.
О. С.: Концерты, которые вы проводите, приносят ли они доход? Ведь сейчас с этим делом влететь пара пустяков…
К. В.: Да, концерты сейчас убыточные. Например, на концерт, посвященный Дню рождения Маккартни и году Храма, мы затратили пятьсот тысяч, а выручили, увы, сто пятьдесят. И это при том, что все музыканты играли бесплатно. Провели же мы его только благодаря нашим спонсорам, очень добрым, на мой взгляд, святым людям, которые просто дали деньги на него без всяких обязательств. Какими бы убыточными ни были эти концерты, они все счастливые. А душа стремится к счастью, где бы ты ни жил: на Маршалловых островах или в Санкт-Петербурге. Мы с 75-го года делаем эти концерты. А первый вообще состоялся в 71-м, но потом была пауза. К тому же, сама знаешь, все группы наши прошли через это. Все учились общаться и играть музыку БИТЛЗ. Группы играют на этих концертах просто из кайфа. Из-за радости, что в этот день мы соберемся все вместе, поторчим там, банкет устроим. И не важно, десять тысяч или тысяча, или десять человек в зале. Просто в этот день особенное состояние души.
О. В.: Коля, кто представляет штат Комитета по сооружению Храма?
К. В.: У нас несколько человек: менеджер, директор, бухгалтер, секретарь, три художника, с которыми мы делаем все, что ты видишь. Прежде всего эмблему. Наш герб. А вообще со всех сторон люди помогают и работают.
О. С.: Коля, идея Храма на уровне состояний, ощущений, души — дело деликатное, тонкое и сугубо интимное. Но Храм это все-таки еще и архитектурное ее воплощение, нечто вполне материальное. Так что же будет из себя представлять Храм?
К. В.: Это будет Мьюзик-Ленд. Это будет не только пристанище Божьего Духа, но и хранилище всех материалов о роке. Там будет прежде всего огромный холл, метров сорок высотой. Сам Храм будет метров 70—80. Я вижу его как чистое, прекрасное, неправильной формы здание. Наперекосяк построенные скалообразные хранилища. Мы будем приходить в Храм, ложиться на теплый, светящийся пол холла и слушать музыку, которая будет сочиться сверху, снизу, сбоку. В одном зале будет раздаваться сразу несколько музык. Супер миксеры, супер операторы будут сидеть и ловить этот уникальнейший, многослойнейший звук. Он будет двигаться по всему помещению и двигать нас, наши души. Инструментальная музыка будет наслаиваться на капелльную, хоровую, рок — на орган… Я уверен — это станет новым словом в искусстве современного звука. Вот так, примерно, будет выглядеть центральная часть. Конечно там будет какое-то подобие сцены, алтарные стенки с всевозможными образами музыки. Это не будет святыня. Это будет кайфовое место, где каждая вещичка излучает музыку. Музыка будет не только звучать. Она будет вылеплена, нарисована, выкована. Из этого зала будет расходиться масса тропинок по скалообразным силуэтам, интерьерам. И ты сможешь по тропинке дойти в мир блюза, в мир кантри-ин-вестерн, в мир классической музыки, в мир Боба Дилана… И везде ты получишь старую и современную информацию: африканская музыка или музыка начала двадцатого века, джаз, рок… То есть будет колоссальнейшая коллекция Музыки. Мир Музыки. Такого еще нигде и никогда не было. Но это будет.
О. С.: Чья музыка, из наших групп, могла бы звучать в Храме, на твой взгляд? Вообще, интересно, что лично ты слушаешь,— я имею в виду наших рокеров, потому что в остальном твои пристрастия как бы известны.
К. В.: Что касается меня, то я, как ты понимаешь, слушаю сейчас очень, очень немногих. В основном это Костя Кинчев и Майк.
О. С.: Борис?
К. В.: Редко. Совсем редко.
Ну, а что касается Храма, то, безусловно, мир русского рока будет представлен в огромных количествах. Естественно — 60-е годы: как музыканты учились, пели по-английски, как они потом начали петь по-русски в 70-е, как они стали самоутверждаться, бить себя кулаком в грудь, показывать себя миру… Кризис
их современный тоже будет. Пускай все будет. Я думаю, все получат оттяжечку там и все оудут жить в мире. Там будет и пресса. И для «ИВАНОВа» оудет отдельный аппартамент.
Может быть, там будет кукла Степанова, сидящая за столом, которая умеет пить пиво и писать статьи про рок-н-ролл.
О. С.: Очаровательно. Коля, уже появились Храмовые традиции. Например, ритуал посвящения…
К. В.: Да. Если у нас появляется добрый человек, который любит музыку, пришел к нам с открытой душой — просто потому, что ему в кайф прийти сюда, к нам, пообщаться,— я его приобщаю к делу Храма. Он становится в рок-н-ролльную стойку: носки вместе, каблуки врозь, делает немножко идиотическое выражение лица, преглуповатое, и открывает рот. Я произношу наш любимый тост. Наливаю ложечку нашего Храмового напиточ- ка — водочки. Кстати, скоро начнем Храмовую водку выпускать. Оригинальной формы будут бутылки, конусообразной. К этой бутылке приложим рецепт употребления, реестр праздников наших и ложечку. Ложечку в праздник — смотри не больше. Вот так вот. Понимаешь, мы хотим и научиться пить, и научиться жить, благодаря Храму. Научиться кайф ловить, научиться не обижать людей, не обижать самих себя. Научиться приходить в состояние божественное. Один философ сказал: «Человек, переставай быть человеком! Становись Богом!» Храм даст людям этот шанс. Потому что наше дело — это веселое дело, но это — святое веселье. И вот это святое веселье у нас как раз и будет начинаться приобщением человека к Храму. Через ложечку водочки. Сказав тост, я вливаю ложечку водочки в рот доброго человека и после того, как он пропустил ее сквозь себя, проглотил, я бью его по лбу ложечкой. С грохотом. Чтобы дошло, чтобы понял и одновременно закусил. Это как бы закусочка. Еще традиционными стали наши праздники, Храмовые. Тридцать праздников у нас в году. Собираемся за столом офиса и, по возможности, устраиваем концерты.
О. С.: Это свято соблюдается?
К. В.: Да. Даже какой-нибудь на первый взгляд незаметный праздник, типа Дня Голубых Замшевых Ботинок или День Черных Очков… Иногда в офисе по праздникам бывает тридцать человек, а иногда и три. Мы сидим за белой скатертью и слушаем именно эту музыку.
О. С.: Ты рассказывал, что и в Гамбурге посвящал, приобщал людей к Храму.
К. В.: Да, совершенно верно. В Гамбурге, на Ратушной площади была ярмарка Санкт-Петербург-Гамбург. Там вся площадь была заставлена временными палатками для торговли, выставки картин. Человек двадцать приехало из Петербурга, и каждый торговал: одни матрешками, другие ложками, третьи там какими- то безделушками, сделанными из стекла, маленькими собачками такими шкодными. А я — нашими храмовыми кружками, футболками, открытками. Приходят в мою палатку немцы. А у нас прямо среди кружек стоит бутылка водки. А на водке я написал —«Темпл водка». И ложку рядом положил. Деревянная ложка, на ней нарисован Джон. Немцы с удивлением смотрели на бутылку водки, на ложку и говорили: «А что, для чего?» А я им все объяснял. Говорил, что если хотите, я и вас могу приобщить, причастить. И все соглашались. Правда, большинство немцев как- то так с неуверенностью все же отвечало: «Ну нет. Водку мы не будем пить. Для нас это слишком серьезно. Круто очень. Вот пиво мы попьем». То есть приобщиться рады — но пивом. А водку всю выпили. Наши, Русские. АУКЦЫОН заходил ко мне в гости, эмигранты. Вот они по ложечке всю водку и выпили.
О. C.: Коль, сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы что-то могло сдвинуться? Хотя бы элементарно: появились деньги, солидные, можно было бы заняться проектом?
К. В.: Я дал себе срок — пять лет. Год, даже чуть больше, мы уже работаем. Если через пять лет это не двинется, если не будет собрана требуемая сумма, если рок-н-ролльная общественность и просто предприимчивые люди нашего общества — российского и мирового — не заведутся на эту идею, то я просто дал себе слово уйти в лес. По возможности, взять с собой все мои любимые пластинки, книги. Я обижусь на человечество, и буду считать себя недостойным жить среди людей. Куплю домик и покончу жизнь уже где-нибудь среди цветов, птичек, плескающихся рыбок. А пока — пять лет — мы будем работать.
Что касается денег. Мы советовались с некоторыми экономистами и пришли к выводу, что нам нужно собрать примерно пять миллионов долларов. Сейчас, в принципе, все решают деньги. Если они у нас появятся, мэрия не станет нам мешать. Все эти чиновники, я не сомневаюсь, будут улыбаться при нашем появлении в их аппартаментах.
О. С.: Ты ведь уже обращался в мэрию по поводу Храма — с кем ты общался?
К. В.: Мы послали письмо Собчаку. Собчак вообще никак не отреагировал. Кстати, писали мы и Полу Маккартни. Он ответил и поддержал нашу идею.
О. С.: Ну Собчак же круче Маккартни!..
К. В.: Да уж… Потом мы послали письмо Ельцину. Сейчас ждем ответа. Отправили недавно, поэтому о реакции рано говорить. Еще приходилось общаться с такими официозными людьми, как депутаты. Они все одобряют в частных беседах. Но официально ничего не делается. Везде только наметки, на уровне обнюхивания друг друга.
О. С.: Печально, если обнюхивание затянется.
К. В.: Не сразу Санкт-Петербург строился. Мы год только работаем.
О. С.: По-моему, и пять лет — очень малый срок.
К. В.: Ну, в общем-то, ты права. И все же пять лет для нашего мира, полного информации, радио, телевидения… Боже мой! Пять лет!..
О. С.: Коля, ты часто пускаешься в паломничество по святым местам…
К. В.: Я принимаю это как Божий дар. Мне повезло. Я был именно там, где всю жизнь мечтал побывать. Всю жизнь! Тридцать лет я слушаю рок-н-ролл и тридцать лет я мечтал побывать в Лондоне, в Мэмфисе, в Гамбурге и в Ливерпуле. И во всех этих городах я был. В Гамбурге я был в рок-н-ролль- ном кафе, которое построено на месте Стар — клуба. Старлклуб снесли в 86-м году по ветхости. В него входило около тысячи человек. Это был огромный клуб со сценой. А сейчас просто кафе, человек на тридцать-пятьдесят. Собираются там молодые ребята… Я бы не сказал, что панковые, а именно такие, хипари: в коже, волосатые, спокойные. Все сидят, пиво пьют и слушают тяжелый рок. Но когда я появился, они любезно поставили БИТЛЗ. И я оттянулся чуть-чуть. Попил пива с ними. Мы поговорили очень хорошо.
О. С.: О Храме тоже?
К. В.: Конечно. Я везде толкал идею Храма. О Храме и был разговор. Все люди хорошо это воспринимают.
О. С.: Была, помнится, у тебя идея, совершенно шикарная — переименовать улицу Марата в улицу Джона Леннона. Ее тоже, мне кажется, все воспринимали хорошо. Но она так и загнулась.
К. В.: Да, она заглохла. Потому что эти люди консервативны, и даже не хотят это обсуждать. Под «этими людьми» я подразумеваю топономическую комиссию Санкт-Петербурга. У них свои шоры на мозгах. Дальше, чем возвратить старые названия некоторым центральным улицам города, они не идут. Безусловно, они работяги, они шустрят, говорят, даже деньги за это не получают, работают, скажем, из любви к искусству. Все они лингвисты, ученые, научные сотрудники различных институтов языкознания, языковедения, истории России и СэСэСэРа там этого гребаного. Все они, конечно, знают свое дело, но они все консерваторы. Имена Джон Леннон, Высоцкий — они просто не воспринимают. Вот Пушкин — это да. Как прошло полтысячи лет — о, это проверено временем. Это можно. А это нет. Это рано, господа. Это новая, я бы сказал, пост-коммунистическая интеллигенция, которая осторожничает, всего боится и просто ко многому равнодушна. Современные веяния свободы для них не практичны, вторичны. Меня депутат один продвинул в эту комиссию. Я стал даже ее членом. Именно для того, чтобы пробить улицу. Я им не говорил об этом, конечно. Я схитрил. Я приходил в костюме, в галстуке. Я чинно-благородно слушал там их разглагольствования. И вот однажды я толкнул речь.
Полное молчание. Они все ошизели. Они даже перестали думать. Они отупели, слушая меня. Вот так сидели, не поворачивая в мою сторону головы. Гробовое молчание. Я стою. Весь уже завелся. У них такая нервная атмосфера, такие флюиды, что у меня даже во рту пересохло. Теперь уже и я не мог говорить. У меня спазмы были. Понимаешь? Вот так они влияют. Так вот — тишина. Вдруг слышу сзади робкий женский голос, так тихонечко: «Я согласна с предыдущим оратором. Нашему городу нужна улица Джона Леннона и улица Высоцкого». И опять тишина. Полная. Они даже обсуждать не стали. Я подождал немножко. Встал. И ушел. Все. Вот так кончилось дело улицы Джона Леннона в Санкт-Петербурге.
О. С.: Скажи, Коля, много приходит народа в Офис? Приезжают ли из других городов, могут ли они чем-то помочь?
К. В.: Помогая делу Храма, человек помогает себе. А делать надо все. Надо на ксероксе распечатывать наши листовки, надо рассылать письма, надо что-то подкрасить в офисе, надо какую-нибудь творческую идейку подкинуть. Очень важно находить новые способы общения с прессой, с бизнесмиром.
О. С.: Я знаю, что в Самаре есть фан-клуб Джона и БИТЛЗ. Много ли их в России?
К. В.: Фан-клубов много, но они все местечковые, квартирные, компании я бы сказал. Это по большому счету не клубы. Они все такие жалкие, самодеятельные. Они называют себя клубами, но я вижу, что это просто маленькие компании, человек по десять, которые что-то там такое делают: рисуют ручкой название своей газеты, где-то с трудом находят ксерокс и распространяют все это дело. Когда в руки берешь их издания… Это не тот уровень. Они, конечно, все связываются со мной, и я рассылаю им информацию.
О. С.: То есть более-менее серьезный — Самарский фан- клуб?
К. В.: Да. Ну хотя бы тот факт, ^то я собираюсь туда съездить. Мне кажется они солидные люди. Я им доверяю. Их группы уже приезжали на наши концерты. В позапрошлом году группа из Самары отыграла в Юбилейном, на Дне рождения Джона. Очень хорошо выступили. Всем понравилось.
О. С.: А какое поколение, на твой взгляд, ближе воспринимает идею построения Храма?
К. В.: Я получил более ста писем от совсем маленьких мальчиков и девочек. Отовсюду. И все говорят: «Спасибо тебе, что ты двигаешь дело Храма». Наверное, молодежь приветствует больше, чем старики. Старики более осторожны. Они долго будут взвешивать: верить ли тому, кто делает, самой идее. Понимаешь, их жизненный опыт говорит о том, что, увы, в этой жизни так много серости, дерьма и обмана, что они никогда не позволят своим чувствам вырваться наружу до тех пор, пока они не исследуют все досконально и не убедятся, что здесь все чисто. Они не могут громко сказать: «Да». Они будут обнюхивать эту идею еще, может быть, какое-то время. Но я не сомневаюсь, что они присоединятся. А сейчас они сочувствуют, но не помогают. Я недавно читал мемуары генерала Деникина. Величайший человек. Русский интеллигент. Патриот России. Ты сама знаешь его печальную историю. Так вот, почему мы дошли до такого состояния? Потому что Деникин не дошел немножко до Москвы. Потому что русская интеллигенция была очень слаба и многословна. Все сочувствовали делу Деникина и Корнилова, но не помогали, не делали ничего. Поэтому Россия и погибла. То же может произойти и с Храмом. Но я надеюсь, что история все же учит. У меня есть такая, немножко кокетливая, мечта. До того, как я помру, завести хотя бы часть человечества. Чтобы люди прониклись этой идеей и довели ее до конца, если Бог не даст и я уйду из жизни до того, как Храм появится. Я не хочу, в принципе, чтоб это дело концентрировалось только на мне, чтоб только мое имя было связано с делом Храма. Хотя это приятно, конечно. Я хочу, чтобы люди приобщались, чтоб не было дешевой, ревнивой конкуренции между мной и теми, кто еще занимается или будет заниматься делом Храма. Очень важно, чтобы все работали из любви к делу, а не для того, чтоб увековечить свое имя, утвердить себя. Храм может принести доброе в общество. Прежде всего людям потерянным в этом мире, которые не чувствуют себя счастливыми.
Если бы у нашего Комитета были бы деньги, хорошие деньги для начала, мы, я уверен, это дело за год уже подняли бы. Довели бы до тотальных высот. Везде бы шли наши ролики. Вот эти фирмы, которые рекламируют свои сигареты, тратят бешеные деньги на рекламу. Зачем? Кому это надо? Люди и так курят, потому что им в кайф покурить. Что рекламировать? Ну давайте еще рекламировать хлеб, давайте соль рекламировать, ботинки. Мы и так их носим. Мы и так едим. А идею Храма… Действительно, люди могут прожить и без Храма. Я не сомневаюсь. Хотя Храм, так думаю, в душе он есть у многих, кто слышал эту музыку. Один мне так и сказал: «А зачем, Коля, нам надо еще Храм строить. У нас и так святое есть, благодаря этой музыке, в душе. У нас в душе Храм». На что я ему, й всем, кто не врубается в это дело, отвечаю: «Господа, ваша святость и ваше сердце, в котором она находится, через десять-два- дцать лет ляжет в гроб, простите, и уйдет. И ваши дети никогда ее, может быть, не почувствуют. А построив Храм, мы сохраним ее. Мы чуть-чуть от нас от всех отдадим этому святому месту. И там будет так же хорошо, как было нам в жизни. И ваши дети, ваши внуки придут и скажут: да, в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века была духовная революция. И только сейчас мы это почувствовали.
О.С.: Коля, успеха в святом деле! Очень хочется дожить.
К. В.: С Божьей помощью!
Санкт-Петербург.
О.СТЕПАНОВА.


Обсуждение