Все как-то вышло случайно, аса получилось нечаянно
Даже не помню, как все это было
К тому же мы все там пьяные были
И как-то случайно все…
Не знаю, как для тебя, а для меня печально
Не знаю, как для тебя, а для меня печально
И хоть мы все там пьяные были.
Но все обернулось серьезно
И даже уж слишком…
С. У.: — Все вместе мы встретились в 1988 году, с Рассказовым, с Козловым… С Козловым я еще до этого знался, любили АКВАРИУМ оба, он уже что-то сочинял… Он ведь сочинял еще с детства. До четырнадцати лет в Туркмении жил с мамой, потом жил и учился в Свердловске, потом в Пензу переехал, был художником-оформителем. А встретились мы на почве рассказовских песен, а его самого нашли по объявлению в газете, мол, сочиняет парень стихи, любит АКВАРИУМ… Мы пришли к нему домой, он Козлова спрашивает: «Ты что-то сочиняешь?» Козлов говорит: «Да вот…» А Рассказов: «Ну, дай я спою!», и хватает гитару, и пол-вечера пел свои песни. Козлов споет одну, а Рассказов пять. Мы пытались как-то саранжировать именно рассказовские песни, но с ним вообще невозможно сотрудничать, Рассказов и ритм — две вещи несовместимые. При этом он сам не представляет, как это можно сделать коллективно, а что ему предлагают, ему все не нравится. А Козлов одну песню принес, другую… Вот и пошло. Но теперь при встречах Рассказов (он же бухой постоянно) начинает обниматься-целоваться, и говорит: «А помните, как мы начинали? Ведь вместе! Ну почему вы меня выбросили?» Он всегда это вспоминает.
А я тогда сторожем работал в школе, и мы стали собираться, Козлов, я, Вова Фролов, и что-то такое играли, не как группа, а так, вперемешку. А группа образовалась в 1989 году, когда мы записали первый альбом, «Бал Керосиновых Ламп», тогда же и КЕНГУРУ появилось: как понятие, как название и как группа. Было время, когда мы всемером играли. У нас и электрический состав был, с басом и барабанчиками. Несколько раз порепетировали с настоящим барабанщиком… И что-то все пропало. Звучание КЕНГУРОВСКОЕ пропадает.
Е. Б.: — А что такое КЕНГУРОВСКОЕ звучание? С. У.: — Не знаю, мы не прикалывались определять. Это, наверное, то, к чему мы привыкли, как к маленьким барабанчикам, по которым можно руками стучать…
Е. Б.: — Когда вы приехали в Питер, почему вы в результате вдвоем остались? Бытовые причины?
С. У.: — Процентов на 50. А в основном причины чисто творческие. С Вовой вот Фроловым расстались по музыкальным соображениям: он начал играть одно, а мы как-то другое… да и вообще, провинциальные люди приезжают в центр, масса информации, общения, музыка, кино… Вал просто информации, люди часто из-за этого не выдерживают.
Е. Б.: — Но с Козловым вы стабильно вместе? С. У.: — В Питере — да. В Пензе, бывало, по нескольку месяцев не видели друг друга.
Е. Б.: — Значит, в творческом смысле вы устраиваете друг друга оптимально? Люди приходят и уходят, а вы остаетесь.
С. У.:-Да.
Е. Б.: — А есть у вас некое разделение труда? Скажем, существует мнение, что Козлов дает концептуализм текстовой, а ты — музыкальный.
С. У.: — Нет, пожалуй, не так. Я обволакиваю его, так скажем. Он садится, поет песню, стучит по гитаре…
Е. Б.: — А ты доводишь до ума?
С. У.: — Наоборот, туману напускаю в глаза. Я как бы та самая необходимая для гения оболочка, которая помогает ему, поддерживает, соучаствует…
Е. Б.: — Горшки за ним выносит?
С. У.: — Да.
Е. Б.: — То есть он вне мира существует?
С. У.: — Ну, в какой-то мере… Но он на месте не сидит. Он сейчас живет в Пензе, так там был концерт под названием «Сентиментальное трио»: Саша Лечидов, гитарист наш бывший, наш философ Толик и Козлов в костюме Пьеро; романсы пел… Хорошо. Е. Б.: — Выходит, что Козлов самодостаточен? С. У.: — Да не совсем… Но если ему надо, он найдет кого угодно, чтобы свою мысль воплотить, донести. Скажем, наряду с нашим последним альбомом, «На Ночь Глядя», он сделал сольник свой. Называется «Заяц». Меня там вообще нет, есть Козлов, который на гитаре, на одной струне, и еще своим голосом крякает, женский вокал и драм- машина.
Е. Б.: — Получается, что КЕНГУРУ — это Козлов и люди при нем?
С. У.: — В общем-то, да. Он — и мы с ним.
Е. Б.: — А ты себя как самостоятельную творческую единицу не воспринимаешь?
С. У.: — Нет, наверно. Честно так, самокритично. Как бы не дорос. Я не готов, например, писать свой сольник. А Козлов всегда может набрать кучу милых людей, зарядить их своей просто бешеной энергией, чтоб все поверили… Сколько было примеров, вот ассоциация «АНКЛАВ» в Пензе — это его идея. Он ходил, всем мозги пилил, в результате появился «АНКЛАВ», в котором мы, в общем-то, и не участвуем… Нужно ему сольник записать — он прикидывает, что ему нужно примерно для этого, и цапает этих людей. Вот наряду с альбомом «Глаза» 1991 года мы еще выпустили альбом всяких вещей, которые никуда не входили, чтобы не потерять и не забыть их. «Альбом Для Домохозяек» называется.
Е. Б.: — Все ваши альбомы очень разные. Это некое закономерное развитие по восходящей, там, или по спирали, или какие-то заходы, ответвления, так сказать, от общего ствола?
С. У.: — КЕНГУРУ — это неустоявшееся течение такое; Козлов генерирует мысли, и они идут не всегда в одном каком-то ключе. У них направление общее, как ствол, да, а альбомы — как ветви, отростки; они все к свету тянутся, но все под разным углом. А ствол дает силу и развитие отросткам.
Друг для друга друг за другом друг у друга
Друг у друга друг на друга друг для друга
Друг для друга друг у друга друг за другом
Друг за другом друг для друга на ночь глядя
Ты в себя я в себя давай спрячемся ты свое я свое давай спутаем
Потом ты в меня я в тебя перепрячемся ты мое я твое перепутаем
Друг для друга друг у друга друг за другом
Друг за другом друг для друга друг на друга
Друг на друга друг у друга друг для друга
Друг для друга друг на друга на ночь глядя
Ты в меня я в тебя давай спрячемся
Ты в меня я в тебя давай спрячемся
Ты в меня я в тебя давай спрячемся
Ты в меня я в тебя давай спрячемся
Друг за другом друг на друга друг для друга
Друг для друга друг на друга друг для друга
Друг для друга друг за другом на ночь глядя
Но ночь глядя на ночь глядя
Е. Б.: — Вопрос о чисто музыкальных контактах.
С. У.: — В основном с ЭЛЬЗОЙ мы тусуемся. Они играли в «Там-Таме», мы к ним подошли, сами дружбу свою навязали, от которой и они порадовались, и мы. Такое обоюдное согласие. Мы уже и в Харькове выступали, и вообще всю прошлую осень с ними катались как ЭЛЬЗА. Тут даже мы им больше помогли, чем они нам. Своими звуками уплотнили их саунд. На самом деле по музыке-то мы абсолютно разные, но вдруг как-то так получилось. Такой разовый проект, который в прошлом. Ну и вообще с ними общаться приятно, пива попить. Одного возраста люди.
Е. Б.: — Ты считаешь, от возраста что-то зависит?
С. У.: — Конечно. Например, с пензенской ГЛУПОЙ ДЕВУШКОЙ у меня общения меньше, они дети, максималисты еще такие. Двадцать лет…
Е. Б.: — А тебе сколько?
С. У.: — Двадцать семь.
Е. Б.: — А вы чувствуете себя из гнезда какого-то пензенского? Музыкальная, творческая среда — это было? Имеет ли какое-то значение, что вы из Пензы, или вы космополиты?
С. У.: — Наверное, космополиты. Дело не в городе. Вот мы с Мамоновым тут общались, дали все записи, которые считали нужным. Когда он на первой нашей кассете прочел «Пенза», он порадовался — провинция, мол, а что-то есть. А на кассете с «На Ночь Глядя» уже «Петербург» написано. И он сказал, что это на нас так Петербург повлиял. Но мы отреклись.
Е. Б.: — Значит, на вас Петербург абсолютно не повлиял?
С. У.: — Нет.
Е. Б.: — А зачем вы тогда приехали? Ради информационного поля?
С. У.: — Я сейчас расцениваю это именно так. Недостаток информации. Вот в Пензе, к примеру, до сих пор все «новинки» — это DOORS, BEATLES и ROLLING STONES. До сих пор! А вот мне почему- то этого мало, тем более сейчас.
Е. Б.: — А что ты сейчас слушаешь?
С. У.: — CAN, PIL. Вот, кстати, Питер мне РЕЗИДЕНТОВ дал, очень серьезная команда, в Пензе такого никто не слушает.
Е. Б.: — И эта музыка влияет?
С. У.: — Я почувствовал, что да. Есть моменты. В музыке такие микроструктурки появились, которые — бац! — думаешь: «Откуда они?» — а они вот оттуда, от РЕЗИДЕНТОВ. Когда наслушаешься, что- то такое непроизвольно получается. Но знаешь, при этом — ну, когда говорят о новой группе, им сразу навешивают сравнения; так вот, ни разу не возникало даже такого вот сравнения.
Е. Б.: — А вообще что вам говорили, на кого считали похожими?
С. У.: — Когда мы «Бал Керосиновых Ламп» записали, сравнивали почему-то со ЗВУКАМИ МУ, с АВИА… А никогда этого, в принципе, не было. Разве по текстам что-то, Козлов от Мамонова как-то притарчивает. Но если внимательно послушать, то Мамонов об одном, а тут о другом. Разный язык. Е. Б.: — А из наших групп есть такие, которые ты слушаешь с уважением, с интересом, чтоб тебе это что-то давало для души?
С. У.: — Не знаю… МАМОНОВ И АЛЕКСЕЙ слышал в декабре, интересная музыка, но знаешь, ничего там нового нет.
Е. Б.: — А еще? Ну ты вырос ведь на чем-то?
С. У.: — В детстве АКВАРИУМ все слышали! Живя в Пензе — никак без АКВАРИУМА. Но это не провинциальная черта, а возрастная. А потом, как с возрастом болезнь проходит — раз! — и пустота такая… Эта поездка в Питер — тоже ведь, чтоб что- то новое-интересное послушать. Посмотреть, пообщаться.
Е. Б.: — И дало это вам что-то? Заполнили пустоту?
С. У.: — Заполнили. И теперь будет совершенно логичным опять уехать в Пензу. Здесь создался определенный круг друзей, знакомых, квартир, и теперь сюда можно будет приезжать, все это самое записывать, что необходимо, и обратно в Пензу сваливать. А там это как-то перерабатывать.
Е. Б.: — А в Пензе вы естественно вписываетесь в существующие ячейки?
С. У.: — А вот в том-то удивление все и состоит, что мы никогда играть не умели (я в свое время баян выбрал, потому что его настраивать не надо, и учился по самоучителю, половину одолел и забросил), но когда мы появились в Пензе, матерые металлисты все стали за руку здороваться. И до сих пор все уважают. Все прекрасно понимают, что люди играть не умеют, но уважают.
Е. Б.: — А за что?
С. У.: — Не знаю. Это к Козлову. Он тоже не знает.
Е. Б.: — В Пензе, по-твоему, никакой эволюции не происходит?
С. У.: — Не знаю. Единственный пример — ГЛУПАЯ ДЕВУШКА. Но мы их с пути сбили… собой. Они раньше рок-н-роллы играли, а когда мы в Пензе показали программу «Глаза», у них просто дыхалка сбилась. И они тоже встали на этот тернистый путь. То они реггей начинают играть, то панк голимый, то трэш. На «Сырке» опять что-то другое…
Е. Б.: — А как вам ваше выступление на «Сырке»? С. У.: — Тоже «Глаза» играли, и, что удивительно, люди хорошо это восприняли. В Москве вообще лучше как-то это понимают. Вот был такой концерт в Питере в ноябре, показательный, мы играли программу «На Ночь Глядя». Там после нас команды три еще должны были играть, мы первые шли, разогревающими, акустика такая. Народ нас послушал, ничего не понял… Мы их пришибли как-то, они пол-часа постояли — никто не ушел — а потом разошлись, без возгласов типа «кайф!» или «дерьмо!». Просто разошлись и те три команды слушать не стали. Вот это для меня пока не понятно.
…Концерты у нас все импровизированные, несмотря на репетиции. Есть, конечно, определенный график песен, но в основном песни каждый раз исполняются индивидуально, нет такого, чтоб вот сейчас остановиться, сейчас запеть, а через три такта проигрыш… Вот, например, в августе в Москве играли, так Козлов потом рассказывал: Алик Царан стучит, Козлов бренчит, я играю, люди сидят и мы их озвучиваем… И он думает: «Запеть — не запеть?» И запел. И концерт начался. И так, в принципе, всегда было.
Тебя, я помню, встретил в трамвае номер десять
На улице тепло на улице май месяц
А мы с тобой в квартире как будто бы в тюрьме
У нас одна забота одно лишь на уме
любо во во во во во любо во во во вовь
на улице сентябрь
на улице сентябрь другое время года
на улице стоит невнятная погода
то холодно, то жарко, то снег идет, то нет
И кто-то голый ходит, а кто тепло одет
а у тебя в квартире все уравновешено
все по местам развешено и каждый день одно
любо во во во во во во любо во во во вовь
любо во во во во во во любо во во во вовь
С. У.: — Последние два альбома — они в один цвет окрашены…
Е. Б.: — В какой?
С. У.: — Не скажу.
Е. Б.: — Не хочешь или не можешь?
С. У.: — Трудно. Вот «Глаза» я сразу для себя сформулировал, что альбом для меня выглядит страшным и печальным, это лично мое восприятие. А «На» Ночь Глядя» — он больше медитативный, что ли. Там еще получилось так, что голос слегка на дальнем плане и слова плохо разбираются, и люди, вообще не понимающие языка, иностранцы, они говорят, что это похоже на то, как будто музыка играет и пастор читает проповедь. Тут англичанка была, художница, она сказала, что в Англии такой музыки вообще нет.
Е. Б.: — И что, иностранцы торчат?
С. У.: — Нет! Не понимают. Но уважают. И, кстати, вот иностранцы — только они — говорят, что в этой музыке намешано несколько разных этносов, что меня удивило.
Я только еще подумал, а она уже голая
Все это так неожиданно — как снег на голову
Все ато как-то легко и даже немного холодно
Я еще только подумал, а она уже голая
Я в одежде тебя и не видел
так примерно у нас все и кончилось
За окном береза от холода корчилась
Тоже такая же голая
Тоже такая же голая
Тоже такая же голая…
Е. Б.: — Как тебе определение вашей музыки как «мрачный наркотический минимализм»?
С. У.: — Вот удивительно… да… может быть. Почему-то люди, курящие это дело, нас ближе воспринимают, хотя мы вообще этим не пользуемся.
Е. Б.: — Но вот атмосфера очень эдакая получается… наркотическая.
С. У.: — А это музыка навевает. Сидишь, играешь ночью, и как-то покачиваешься…
Е. Б.: — А минимализм?
С. У.: — Козлов точно минималист — ив музыке, и в текстах. Все строится на взглядах. Человек пришел, ушел, а Козлов текст отловил. Вообще он внутри себя копается в первую очередь. Я знаю первооснову фактически всех его песен, у него все песни написаны из жизни, он их не выдумывает, они построены на реальных событиях.
Е. Б.: — Вот вопрос скорее к Козлову, но поскольку он в Пензе, то… Если по музыке формулировка для вас «минимализм», то по текстам — если не брать их в отдельности, а в комплексе, супертекст такой — это «секс в отсутствии любви». Картинка: встречаются двое в такой урбанистической обстановке, за окнами зима, темно, холодно… Они пьют чай и занимаются любовью, не потому, что у них безумные какие-то чувства, а так, от неуюта, чтоб согреться. Какое-то одиночество во всем этом, недостижимость чего-то полноценного… С. У.: — В общем, чернуха такая. %
Е. Б.: — Не чернуха. Любви-то хочется, но она недостижима.
С. У.: — Правильно; вот вспомнить русские народные песни, много ли там было о счастье? Там вечно какие-то обломы. Лишения.
Е. Б.: — Выходит, когда человек счастлив, он песен не поет? Для творчества нужно страдать? Некайф нужен?
С. У.: — Нужна однобокость ситуации, односторонняя любовь, он любит, но без взаимности. Хотя нет, есть же оптимистические песни, вот: «Я только еще подумал, а она уже голая».
Е. Б.: — По-моему, тоже ничего хорошего нет в этой песне.
С. У.: — Нет, это такая жизненная ситуация. «Так оно все и кончилось…»
Е. Б.: — Ну да, «за окном береза от холода корчилась», я об этом и говорю.
С. У.: — «Точно такая же голая». Печально… Ну, наверно, не научились еще радоваться.
Е. Б.: — Или разучились?
С. У.: — Скорее, не научились. Мы просто уже взрослые. Но я не помню, чтоб 10-15 лет назад какая-то живописная радость жизни была. Мамонов нам еще говорил, что, мол, депрессняк какой-то у вас, безысходность, плохо. Пора кончать с этим! Пора жить начинать, живем же все-таки!
Закатилося солнце красное за дома пятиэтажные
за дома пятиэтажные закатилося солнце красное
воротяся домой после вахты, люди окна зажгли электричеством
и казалось, вся земля загорелася—
вот такое их было
количество
в тех домах кирпичноэтажных живет женщина замужняя
одна только мне и нужная в тех домах кирпичноэтажных
и вроде мало чем отличается среди прочего живущего количества
эта женщина замужняя в тех домах кирпичноэтажных
закатилося солнце красное за дома пятиэтажные
закатилося солнце красное
закатилося солнце красное
закатилося солнце красное за дома пятиэтажные
Е. Б.: — На закуску совсем идиотский вопрос, с которого надо было бы начать: почему КЕНГУРУ?
С. У.: — Даже изначально никаких ассоциаций с животными не было, просто красивое, звучное слово — «Кен-гу-ру». А последние год-два пошли толкования — „CAN CURU», например, какой-то учитель по консервным банкам получился.
Е. Б.: — А какую-то свою аудиторию вы представляете? Какой человек слушает, по-твоему, КЕНГУРУ?
С. У.: — Ну, к примеру, он должен слушать то же, что и мы слушаем, музыку любимую нами. CAN, скажем, PUBLIC IMAGE. Или даже нет, просто нормальные воспитанные люди, пусть они CAN даже и не знают. Это не показатель. Потому что невоспитанный человек такие, например, слова, как «я только еще подумал, а она уже голая» воспринимает всегда как-то похабно. А вот воспитанный человек достойно это воспримет.
Е. Б.: — Если я, к примеру, слушаю Моррисона, Летова и КЕНГУРУ…
С. У.: — Разнообразный ты человек.
Е. БОРИСОВА, СПб
Фото Дм. ИВАНИШЕНА.
Использованы тексты песен Юрия КОЗЛОВА.
P. S. Новости КЕНГУРУ: найден спонсор — «КОНТОБАНК» (филиал Сургутского акционерного коммерческого банка). Вот.