Суровая история отечественного рока знавала многое и выпестовала публику, закаленную кордонами, подвалами и гопниками. При этом были как-то упущены испытания легкими заморозками. Сей пробел был с лихвой восполнен 23 апреля на минском стадионе «Динамо», где при крайне низкой температуре и чрезмерно высокой концентрации серых сержантов проходил благотворительный сейшн «МУЗЫКАНТЫ МИРА — ДЕТЯМ ЧЕРНОБЫЛЯ», на котором побывал корреспондент «Джема» Александр ЛЕЙТМАН и рассказал о том, как…
…По травке вокруг сцены бродил некий лысоватый тип в штатском и грозился:
— Да что ж тут все ходят? Выйдите! А то — колхоз. Вот сейчас ОМОНом все оцеплю!
За кулисами расслаблялась с горла МАШИНА ВРЕМЕНИ. Какой-то фотограф бросился к Маргулису:
— Юра, можно снимок?
— Я Женя! — зло отрезал Е. М., и его можно понять: который раз с Шевчуком путают.
На помосте Е. М. был, безусловно, в голосе. После андреевой «Битвы с дураками» он выдал нехилый блуз: «У свободы — недетское, злое лицо… Вместо добрых песен — ЛАСКОВЫЙ МАЙ…» Затем акустический Макаревич в стиле директивного бард-фолка пропел зарифмованные частушками заклинания: «Отдайте литовцам Литву, Михайла Сергеевич… Всем омоновцам дать по медали с портретом Невзорова… Отпустите литовцев, вам это зачтется, запишется, все равно с них сегодня, пардон, как с козла молока…» Наконец Кутиков прорычал «Поворот», и герои 70-х, попутно догнавшись, переместились в импровизированный партер — слушать НАУ.
— Берегите детей, это — единственное, что осталось у нас в жизни, — буркнул Бутусов. — Да здравствует МАШИНА ВРЕМЕНИ, ура!.. Да здравствует ДДТ!
В более игривом настрое он бы непременно расщедрился на сентенцию типа: «Да здравствует Минск, столица Дагестана!»
Из-под навеса микшерского пульта выбрался Артем Троицкий и резко свалил; НАУТИЛУС грянул «Идущего по пятам». Из прошлогоднего гастрольного состава не оказалось Джавадзаде, его сменил за барабанами ветеран истый помпилиусовец Алик Потапкин… Слава запел про «эти реки», которые «текут, никуда не впадая», затем про Андрея и по нарастающей — к коде — добрался до шикарного пронзона «Падал теплый снег, струился сладкий запах». Все было очень мощно и складно. Эта-то гармония кое-кого и смущает: разве может быть рок таким красивым? Он, мол, должен состоять из углов и наждачных поверхностей, а у НАУ все гладко, четко, не к чему придраться. Что ж, у QUEEN тоже придраться не к чему. И у… Впрочем, довольно.
Следом вышла Лесли Шатц из Канады — петь кантри под фонограмму. Эту скуку старательно фиксировали камеры АПН, снимавшие концерт для «Би-Би-Си». К операторам были приставлены плечистые молодцы с пустыми взорами и полными пастями жвачки. От безделья они вышвырнули из рядов хиппана в вязаной шапчонке и теперь искали, кем еще поживиться. Даже менты поглядывали осуждающе.
Далее весьма эффектно выступил Игорь Тальков. Навязчивые рефрены несли убойный заряд антибольшевизма, и часть публики пустилась в пляс. Впрочем, не исключено, что сие явилось следствием начавшегося подмерзания. Многогранный парень, этот Тальков, — мелодика, режиссура, вокал, имидж. Только рок-н-ролла — ноль, сплошной прямолинейный пафос.
Выскочившая на сцену блондинка во фрачной паре оказалась Элинор Сати из Штатов. Весьма хороша собой. В одиночку она провибрировала какие-то джазовые гаммы, затем что-то в том же роде выдала дуэтом со своим басистом; тот лабал как-то не в строку и вообще выглядел лишним. В конце концов, собралась вся команда и погнала одну за другой еще аж семь вещей — под чертыхание журналистов, которые полагали, что самый вкусненький импорт припасен на десерт. Наивные! Лучше бы упивались прелестницей Элли: в тот трудный день она единственная из гостей заслуживала внимания.
Когда всемером вывалила британская группа LINDISFARNE, родилось тоскливое предчувствие: эти ребята тоже не уйдут, не отыграв по времени сольник. Оно и правда, глупо переть через всю Европу ради пятнадцати минут, забитых в программе.
Нудятина оказалась редкая. Среди недоношенных блузов лишь две вещицы пролились бальзамом — одна латин-роковая, другая — готическая, возносящаяся каменными ажурными конструкциями. Еще запомнился сакс, который звучал крайне бедно, несмотря на встроенный свисток.
Между тем, с наступлением темноты холод усилился, и народ давно и дружно стоял; потешнее прочих приплясывали красноармейцы-первогодки в макси-шинелях. Вот это зрелище поднявшихся трибун и воодушевляло, вероятно, любезных иностранцев: когда думаешь, что десять тысяч тащатся от твоей музыки, хочется поиграть подольше.
Пока строилась следующая команда — ECHO AND THE BUNNYMEN — с галерки заорали:
— Давай про партию! — кое-кто еще не оправился от потрясения, вызванного Тальковым.
К сожалению, англичане Игорю в подметки не годились. Хотя, возможно, полненький лидер и мычал что-нибудь про тори — слов было не разобрать, сплошные заунывные претензии, вокал и драйв — по нулям. Формально подобные искания именуются «неоготикой», типичный доморощенный представитель — ТОКИО из Питера. Помнится, в 89-м на седьмом Ленинградском рок-фесте, лидер ТОКИО Олег «Боб» Малов прямо на сцене вскрыл себе вены, иных козырей не нашлось…
Клацая зубами, стадион перевалил за полночь. В перерывах люди кучками грелись у мощных осветительных приборов, напоминая предков в 1917-м. Пальцы у музыкантов шевелились только потому, что они выбирались на поле непосредственно перед выступлением, коротая часы в помещении для оттяга. Слабые духом исчезали в проходах.
Тем временем к микрофону встал коротышка с великоватой башкой и через переводчика заявил, что купил букет «для прекрасных советских дам»; в амфитеатр полетели какие-то голубые лютики. Паренек оказался главарем английской CHINA CRISIS. Группе десять лет, и вышло пять альбомов, но в это верится с трудом: уровень школьного вечера, какая-то невнятная попса. Публика, не стесняясь, скандировала:
— ДДТ! ДДТ!
И дождалась. Около часа ночи. Поскольку простым вставанием засвидетельствовать почтение было давно невозможно, пипл влезал на динамовские скамьи; сцену бескомпромиссно окружил ОМОН. Искрами взлетали шевчуковские хиты. «Периферия» звучала в модернизированном варианте: Юра сделал вставку, в которой изобразил телефонный разговор колхоза с Центром — дескать, мяса не дадим, пока водки не пришлете, и воще, мы — от-де-ля-ем-ся-я-я-я!..
Спев девять песен, Шевчук сказал:
— А сейчас вам сыграет КАЛИНОВ МОСТ, отличная группа, из самой Сибири…
Немногочисленные рокеры офонарели, а народ продолжал отваливать, и на трибунах осталась едва треть исходной толпы.
Всем было ясно, что времени в обрез. Еще не покинули настил последние дэдэтэшники, а Ревякин уже стоял с акустической гитарой на авансцене и оплетал, опутывал, обволакивал, укутывал, спеленывал, охватывал, связывал, закручивал… Волны поразительных созвучий ширились, расходились кругами и уносили к чертовой матери оцепеневший стадион, спящий город, непригодную для жизни страну. Кристальной чистоты протяжные распевы на фоне жесткого струнного перезвона — на таком языке можно разговаривать с Космосом… МОСТ врубал уже в полном составе без настройки и без фальши.
И вдруг… парни покинули сцену! Перед разгневанным народом предстал директор КАЛИНОВА МОСТА Валера Мурзин:
— Это зависит не от нас: нам отключают аппарат…
Неожиданно расходящихся настигли ожившие диффузоры. Батюшки! Да кто это — яйцеголовый в черных очках? И еще какие-то с гитарами?!
Что-то заунывно-гнусное вломилось в уши, заполненные еще Дмитрием Ревякиным.
Точно: на сцене — минский УЛИСС. Под фанеру! Ради этого согнали МОСТ?!
Простите хозяев, ребята.
Подходя к паркингу, услышал сочные хлопки: на стадионе начался фейерверк. Надо полагать, в честь пятилетия Чернобыльской катастрофы.
Кстати, о благотворительности по-советски. По сию пору милиция и гэбисты ищут миллионы, перечисленные в ходе прошлогоднего телемарафона в фонд Чернобыля и осевшие неизвестно где. Любопытно, как поживают денежки, собранные «музыкантами мира»?
…О втором концерте на «Динамо» умолчу. Досыць, как говорят в Белоруссии, — хватит. Да кроме наикрутейших РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ из Харькова, там, вроде, никого интересного и не было. Хотя, икскьюз ми, — любители аквамузыки торжествовали явление БГ народу…
Перед пресс-конференцией на глаза снова попался чокнутый фотограф. Он кинулся наперерез приближающемуся к гостинице «Юбилейная» Макару:
— О! Андрей, можно снимок?.
— Не-а, — едва выдавил совершенно опухший суперстар и поплелся дальше.
В зале он немедленно занялся минералкой.
