Девочки играли на арфе, пели басом, орали, улетали в космос и читали рэп Влад Тупикин
Специализирующееся на разных странных акциях художественное руководство московского Культурного центра «Дом» на этот раз не долго ломало голову над концепцией. Первый международный женский фестиваль, собравший совершенно различных музыкантш, объединённых по половому (вот тут как раз лучше сказать — по гендерному) признаку, прошёл аккурат накануне Дня международной солидарности женщин.
Заявленная в программе француженка Франсуаз Атлан, поющая старинные еврейские песни в сопровождении ансамбля «Esprit De Grenade», приехать, увы, не смогла, так что программу открывала уже выступавшая в Москве ирландка Лиша Келли, известная тем, что перестроила арфу так, чтобы в полную силу использовать басовый регистр. Исполнялись, впрочем, тихие ирландские песни позднего Средневековья («тьюнз», — говорила Лиша. «Тьюнз», а не «сонгз») и ранего Нового времени (16-17 века, для несведущих). Зал просто взрывался аплодисментами (видимо, в избытке припёрлась ирландская диаспора, начавшая готовиться ко Дню Святого Патрика). Работала пальцами Лиша действительно здорово, то и дело натягивая и приспуская те или иные струны прямо во время игры. По виду — обычная деревенская девчонка — босиком, в джинсах и кофточке с оборочкой. Отыграв половину программы, Лиша пригласила на сцену обаятельную аккордеонистку Миреллу Мюррей, и вдвоём они задали такого жару, что публика пустилась впляс. Вот тебе и средневековые песенки, вот тебе и «Дом» с его дышащей изо всех щелей интеллигентской умеренностью!
Короткий перерыв — и на сцене появляются Очень Серьёзные Люди из челябинского «Нового Художественного Ансамбля»: Сергей Белов, Лев Иосифович Гутовский и великолепная вокалистка и драматическая актриса Ольга Леонова. Олю столичная публика видела не только в качестве солистки НХА, — в декабре 99-го она выступала с хардовой челябинской группой «Центр Тяжести», ставшей одним из лауреатов фестиваля «Культурные герои XXI века» (напыщенный «Фузз», конечно, не написал тогда об этом ни строчки: «Мы не берём материалов от неизвестных авторов о неизвестных группах». Наши поздравления «Фуззу» с десятилетием. Процветайте и дальше!). Лев Иосифович познакомил публику с содержанием программы «Разная» (такие, например, номера, как «Дубинушка» с интродукцией, композиция по мотивам «Сюзанны» Т.Кутуньо, «Вятка-автомат» с вкраплениями «Кармен», «Сюзанна» в другой версии, «Грёзы любви», «Коррида» — подарок от Сергея Белова (даря этот подарок, он чуть не захлебнулся слюной, пытаясь выдуть из трубы Неимоверное) и «Ave Maria» — куда без неё!). После этого мужчины вполне уместно надели маски и вплотную подступили к компьютеру (Музыкальный Инструмент XXI века), а на авансцену вышла Ольга Леонова в скромном голубеньком платьице без рукавов и в чёрных колготках. Начался авангард. Оля пела «по правилам», пела басом, орала, визжала, стонала, рыдала, торжествовала, убаюкивала, возмущалась, а также гримасничала и сидела на стуле, «неприлично» расставив ноги. К этому ирландская диаспора оказалось совершенно не готова. Люди сидели, широко раскрыв глаза и крепко сжав зубы (что делали при этом уши, я умолчу, — возможно, эту статью читают дети).
Не успел отойти шок и отгрохотать аплодисменты, музыка позвала в космос. Вернее, в Берлин. А может, и туда, и туда сразу (кто видел новый купол Рейхстага и новые здания транснациональных корпораций на Потсда- мерплатц, поймут мою ностальгию по никогда не виденному Берлину 20-х и антивоенный пафос, постоянно проскальзывающий в репортажах). Неземная Барбара Моргенштерн с обычным для неё отсутствующим выражением лица и взглядом, обращённым вглубь невидимого остальным райского сада, встала возле электронных клавишей и раскрытого лэп-топа фирмы «Эппл Компьютер» (усрись, империя Билла Гейтса!). Барбара — настоящая звезда актуальной берлинской сцены, — впервые в Москве. Нажимает какие-то кнопочки, елозит по коврику мышкой… Наконец, все файлы приведены на исходные рубежи. Начинается. Пальцы слегка касаются клавиш, постукивает ритм-бокс. Музыка нежная и медитативная, что-то вроде эмбиента, но с довольно жёстким электронным ритмом, а также потрескиваниями, будто от пластинки или от раздавленных клопов (в Пренцлауэрберге, где сохранилась застройка XIX века, с печным отоплением, сортирами в парадном и деревянными пролётами лестниц на пятый-шестой этаж, и где такую музыку, несомненно, любят, клопы в последний раз наблюдались, надо полагать, в советском офицерском борделе сразу после войны — а сейчас рядом, на детской площадке, бухают опустившиеся панки и алконавты с ещё ГДРовским стажем, а также торгуют контрабандными сигаретами вьетнамцы — на полторы марки дешевле). Я не знаю, что ещё надо сказать, чтобы вы поняли, что музыка у Барбары стопроцентно-берлинская, пробы ставить негде, и что именно поэтому публика не очень врубалась в этот шелест ангельских крыльев над Цоо, треск разбиваемого пластикового щита на первомайской демонстрации в Кройцберге, гомон разноязыкой тусовки фриков в кафе «Овощи-фрукты», неровное предсмертное биение сердца и запах крови террористов RAF, безвинно убитых охранниками в тюрьме Моабит. Этот город сильно нагружен недоступными всем нам смыслами и всё это есть в музыке Барбары Моргенштерн.
Утка, иногда выплывая из своего «внутреннего Берлина», старательно переводит, о чём поёт Барбара: «О двух сторонах внутри себя… Про то, как найти цель в жизни (песня построена на русских сэмплах)… 4-ая песня специально для Ильи… 5-ая, — боже мой, — слышны большие барабаны и электрогитара — это почти что рок! — про сон, и про следующее утро, про то, что хочется уничтожить мгновение, а, с другой стороны, хочется его сохранить навечно…» Наконец, Утка решает больше не переводить:
«Эту музыку трудно понять, не представляя себе, что такое Берлин». Мы оба согласны, что музыка Барбары великолепно отражает дух этого Города. «Странно, в Берлине я её никогда не слышала», — говорит Утка. Мы настолько потрясены, что не находим в себе сил заговорить с музыкантшой после выступления.
У Барбары бледное худое лицо без следов косметики и дурашливая чёлка, через неделю я случайно встречаю её в толпе в метро, на «Проспекте Маркса», но мой рот забит мороженым, людские реки быстро разводят нас, поговорить опять не удаётся.
Совсем другая энергетика покрыла пространство «Дома» с появлением на сцене лондонских женщин из диджейско-рэперского коллектива «Шрайн» («We are «The Srine»!» — долбанула в зал английская заводила). Тут у меня кончилась плёнка, но поверьте, женщины — две чёрные и одна белая, — были очень колоритны. Играют афробит, рэперша еще и начитывает, провоцируют публику
на танцы и выкрикивания. В манерах и голосе — никаких следов пошлого блатняка, который выдаёт за рэп наше музыкуальное телевидение. Чудовищный драйв. Скамейки сдвигаются к стенам. Все танцуют. Устоять невозможно.
Вдруг — шоковое ощущение, — среди танцующих узнаю Лишу Келли, девушку, которая в начале вечера перебирала струны средневекового инструмента. На её лице написано искреннее веселье. Молодец, Лиша! — играет музыку семнадцатого века, а живёт — в двадцать первом! Ещё более неожиданно — чёрная МС вытаскивает на сцену всех, всех женщин-героинь фестиваля — Лишу, Миреллу, Ольгу, Барбару. Начинается дикая, бешеная импровизация. Лиша вовсю использует басовый регистр, Мирелла растягивает меха, Барбара колдует с файлами, а Ольга рычит. Я смотрю на всё это и постепенно выпадаю из реальности. Но реальность внезапным разрывом последовательности напоминает о себе. В мозгу пробивает молнией: «О ужас! Завтра же опять — московская рок-музыка». Не хочется, очень не хочется московской рок- музыки после всего этого! Я оглядываю зал — может быть, кто-то из них пришёл — послушать, поучиться, да просто — угореть?! Нет, наши неумелые московские рокеры не соизволили заметить и оторвать зад, в этот предпраздничный вечер они предпочли, наверное, дышать перегаром в уши своих закадычных друзей и оглашать пьяным гоготом тишину подъездов и переулков.
Для кого же старается «Дом», организуя все эти чумовые фестивали? Ответ покамест спрятан в дыму неизвестности. Будем надеяться, нашим лучшим культуртрегерам удастся воспитать новое поколение музыкантов, которые уберут к чертям собачьим весь этот русский рок с его пердящим горохом ритм-секций и тухлой капустой электрогитар. И запомните, все — от организаторов бесчисленных «крыльев-нашествий-максидромов-кинопроб» до последнего деревенского меломана — русского Вудстока не будет до тех пор, пока… Ну, короче, вы меня поняли! До тех пор, пока «Дом» и ему подобные не сделают свою работу.
Фото автора