интервью с Алексеем Фоминым
АФ — Алексей Фомин
ДК — Денис Коркин
В – Волга
В: Вопрос стандартный и любимый — как вот ты до такой жизни докатился?
АФ: Знал бы, не докатывался.
В: Когда — знал бы?
АФ: Давно… Мне интересно, до какой я жизни я докатился? (пауза)… То есть, я в общем- то, понимаю, что, да, никуда это всё не годится — а что поделать-то?
В: Что никуда не годится?
АФ: Да всё!
В: Но не может же быть так, чтоб всё было совсем плохо!
АФ: (пауза)… Ну почему не может — может!
В: Но вот, в последнем твоём альбоме (имеется ввиду последний на момент «взятия» интервью «Бесконечная История Одиночества») — там нет такого ощущения, что всё плохо.
АФ: Нас в школе учили, что есть любовная лирика, а есть гражданская. Вот, последний альбом — это любовная лирика…
Человек кричит, когда ему больно, надеясь, что кто-то прибежит. Никто не прибежал. Кроме пожелания в газете ПОРОГ, что помереть скорее надо (смеётся), никакой адекватной реакции, в общем-то, не было… Философ Серен Кьеркегор написал, что поэты пишут стихи, свои душевные муки выражают в этих стихах, и, потом, когда стихи принимают какую-то материальную оболочку, издаются в книгах, у них появляются поклонники, поклонницы, если уж мы говорим — понятно, о чем мой альбом последний, и то, от чего болит, оно начинает реализовываться. Это я таким корявым языком выражаю, там-то всё довольно гладко. Наверное, я это прочитал , и у меня в подсознании выдало, что вот, запишешь такой альбом … Нет, я не ставил никаких целей абсолютно.
В: Ну а что должно было быть?
Аф: Хотя бы то, что я высказал все свои переживания по конкретному поводу, и мне должно стать легче. Легче не стало. Проблемы не решились.
Но, с другой стороны, получился побочный эффект — альбом вышел неплохой и по музыке и по всем остальным делам. Единственное – качество звука… аппаратуры нормальной нет, но это уже другой вопрос. И этот альбом нравится, а слушая следующий, конечно, все будут обламываться. В каком-то смысле Я-Ха, конечно, прав… Ну, есть, такой стереотип у людей, что следующий шаг должен быть еще выше. Вроде как некуда, да и зачем? Я вообще хочу записать как можно больше альбомов! Просто, чтоб время не терять, потому что играть меня никуда не пускают — там, где-то в Москве (здесь-то мне вообще ничего не надо). Так по крайней мере, чтоб были вот эти релизы.
В: Подожди, если альбом получился светлый и хороший, его слушают и понимают, почему же задачи тогда не решены?
АФ: Его-то понимают, меня нет. Он живет отдельной жизнью. Я сам уже с ним разговариваю как с посторонним человеком. Но это хорошо, с одной стороны. С другой стороны… там просто очень много личного в отличие от других альбомов — прошлых и будущих. Поэтому хотелось бы, чтоб решались не только проблемы творческие, но и личные тоже. Ни фига! …Это пошло, но нельзя смешивать работу с личной жизнью. Вот этот альбом — это типичный образец смешивания.
ДК: Вот ты сказал про задачу, то есть ты ставишь пред собой какую-то задачу и пытаешься её решить ? Или это импульсивно?
АФ: Скорее, импульсивно… Несмотря на то, что я всё время рефлексирую, думаю, — задачи я не ставлю. Задачи только на уровне сделать конкретный продукт, но это уже организационные вещи.
В: А разве проблемы личной жизни могут быть решены песнями?
АФ: (со смехом) Ну, вот там, у этого самого философа было написано, что могут. На самом деле, наверное, нет… Теоретически… был такой басист НАУТИЛУСА — Умецкий, он объяснял, почему он стал играть в группе на басу. Он говорит — берешь бас, и все девушки твои. Это довольно пошло звучит, но в этой простоте есть какой-то смысл (смех).
В: А как вы его распространяете, альбом этот? И вообще… тебе это важно?
АФ: Мне хотелось бы, но я ничего не делаю. Это паралич воли просто.
В: А кто тогда делает?
АФ: В Москве те же Усов с Ариной, у них все оригиналы. Что-то здесь делают те же ОСКОЛКИ/ПОРОГ и так далее… У меня же всё на уровне — а не сделать ли мне тираж, не сделать ли мне с ним что-то. Но я всё равно ничего не делаю. Хотя, понимаю, что реализация она в этом и заключается — сделаешь для себя, а потом другим.
В: Помнишь ты сказал, что надо таким группам как МИНИСТЕРСТВО ЛЮБВИ, ИНСТРУКЦИЯ, ТРАССА играть на больших стадионах?
АФ: Может и ляпнул, да… (смеётся).
В: Ну вот и кто бы пришёл на стадионный концерт МИНИСТЕРСТВА…
АФ: Ни КТО бы пришёл… дело в том, что люди не ходят на конкретные группы. Мы всё вспоминаем — я в том числе, хотя, этого не застал — Ленинградский рок-клуб, когда любая рок-группа выступала в таком зале, где было 300-500 человек (это не стадион, но это лучше). Но я-то понимаю, что люди ходили не на АКВАРИУМ, не на КИНО, не на АЛИСУ — они ходили именно в РОК-КЛУБ. Родись я раньше, и попади туда…
ДК: А тебе не кажется, что такая же ситуация сейчас в Москве происходит в клубах? В том же ФОРПОСТЕ?
АФ: Она сейчас везде происходит… Абсолютно!
ДК: И тебе это нравится? Это же ужасно!
АФ: Да нет, там не совсем так. Люди не ходят в ФОРПОСТ так, как ходили в Ленинградский рок-клуб. Ходят так — вот, УМКА, пошли на УМКУ, мы её фанаты.
ДК: Почему — в ФОРПОСТЕ есть своя клубная публика!
АФ: Да они по-моему больше в буфете сидят, в зале сидят те, кто приходит на конкретных исполнителей — как я заметил, когда там был.
В: Ну а зачем ходили в Ленинградский рок-клуб?
АФ: Они, может быть, думали, что вот, Цой вышел — ну, еще до того, как он стал популярным и культовым — Гребенщиков вышел… а на самом деле, там кто угодно мог выйти! В тот момент это такое место было, что ходили… «По субботам я хожу в Рок- клуб/ В Рок-клубе так много хороших групп…»
В: А не было ли то состояние достаточно пофигистичным по отношению к тому, что там происходит? Просто пришли потусоваться…
АФ: Нет, так я же ситуацию не расхваливаю. Я говорю, что так же люди сейчас ходят на какую-нибудь ЗЕМФИРУ, которая им не нужна сто лет. Просто вот сходить туда, отметиться в этом месте…
ДК: Мне кажется, что на ЗЕМФИРУ ходят как раз те люди, которым она нужна.
АФ: ЗЕМФИРА играет на стадионах — не может быть столько людей, которым она нужна, потому что по большому счету… я слушал её достаточно внимательно, я бы не сказал, что это массовые песни, просто они доходят не до всех. И нужна она, на самом деле, очень немногим людям, а ходят на неё толпами… Но в этом есть манипулирование сознанием, не очень понимаю — зачем, кому нужно было это манипулирование. Ну как раскрутка происходит — раскручивают бездаря, потом раскручивают талантливого человека, а результат один — толпа приходит, ей всё равно.
В: В каком смысле — манипуляция сознанием? С чьей стороны?
АФ: Ну, ЗЕМФИРУ же раскрутили, не раскрутили бы, она бы пела свои песни точно так же в клубах типа ФОРПОСТА… Кто-то прорубил, что это… я не очень понимаю, как люди раскручивали это и чем они думали, когда она еще не была популярной, на что к надеялись, потому что на попсовый стандарт она не тянет. Но, видимо, была пустая ниша, где были нужны люди с непонятными текстами типа того же Лагутенко… Идиотскими и непонятными. Вот им не хватало этого. Как противовес одной попсы другой. Есть попса Киркорова – там понятно, всё на самом низком уровне. И, значит, должна быть другая… Но это я пытаюсь представить себя на месте этих людей, понять, как они рассуждали.
ДК: Лёш, а тебе это надо вообще — раскрутка там на коммерческом уровне?
АФ: Так это всё равно не реально..
ДК: Ну, почему, найти человека, который бы нашел деньги.
АФ: Да попробовать всё можно.
ДК: Ты бы пошёл на это? Сознательно, с какой-то целью…
АФ: Сознательно пошёл бы вряд ли, но пошёл бы всё равно.
В: Зачем?
АФ: Если мне скажут: «Иди, играй», и не будут при этом хамить и ставить какие-то условия неприемлемые, я пойду, естественно. Если будут — не пойду. Дело не в раскрутке, дело в реализации. Есть возможность больше играть. Потому что всё-таки это не очень нормально — группа, которая существует адекватно только в студии. Играть возможности нет… Я хочу играть электричество, хочу играть как в R-КЛУБЕ с освобождённым вокалом, без гитар без всяких — мне это ближе. Я знаю, что когда я не один, когда есть музыканты, я сделаю лучше. Я театром занимался всё-таки немножко, я могу что-то придумать. А получилось у меня это сделать только один раз в том же R-КЛУБЕ, там была возможность.
В: А зачем это нужно?
АФ: Как зачем? Это составная часть того, что я делаю.
ДК: То есть песня для тебя не конечный продукт?
АФ: В общем-то, да. Это точка, к которой можно всегда прибавить… запятая там, вопросительный знак.
В: Что измениться в песне в зависимости от того, как она звучит — в акустике или электричестве?
АФ: Измениться всё. Это не значит, что акустику играть не надо. Но, во-первых, я это делаю всё-таки, не очень хорошо в плане профессиональном. А с электричеством я могу делать всё лучше. Хотя бы даже вот в этом смысле.
В: В профессиональном плане — что имеешь ввиду?
АФ: Я не люблю самого себя с акустической гитарой в руках… Нет, на последнем альбоме, который сейчас только свели («Ненависть» — прим. ред.), я играю на всех гитарах сам, на одной песне там Арина играет. Но, опять, же, там есть то, что даёт эта фигня, которая лежит на полу, процессор, примочки там. Можно всё это искать. Кому-то этого не надо… Я не хочу быть тенью с гитарой, мне это скучно. Я начал песни писать году в 87-м, уже пятнадцать лет прошло. Ну сколько можно? Всё время идёт поиск. Чтобы искать с гитарой в руках, нужно слишком хорошо владеть и гитарой, и словом, чтоб тебе никто не был нужен. У меня нет такого уровня, да он мне и не нужен… Я не знаю, я тебе так скажу, что на форму, конечно, плевать, но плевать на неё можно с разных сторон. Можно плевать так, что её игнорировать, а можно плевать так, чтоб перепробовать всё.
ДК: Как ты говорил, что отсутствие имиджа и много разных имиджей — одно и то же.
АФ: Да… Я ничего против акустики не имею, но электричество мне просто ближе. Наверное, я так воспитан на концертах ВОх. У нас даже в несчастном Вильнюсе проходили «Рок-Форум», «Литуаника». Я всё это смотрел, как они, себя ведут, кто-то хорошо, кто-то плохо… На «СыРок» ездил. Везде всё по-разному, мне всегда это было интересно.
В: А на каких группах ты воспитывался?
АФ: (смеётся)… Первой группой был АКВАРИУМ. Первая группа, которую я услышал и понял. Потому что до этого я слушал Высоцкого…. Очень сильный был в Вильнюсе КСП, я пересмотрел там практически всё. Даже был на одном из последних концертов Визбора… А после АКВАРИУМА я понял, что можно играть музыку с интересными текстами — совсем не то, что я слышал по радио и телевидению. Меня это очень заинтересовало. Потом я услышал Башлачёва и понял, что под одну гитару можно петь не только бардовские песни, а можно петь ВОТ ТАК. Меня это очень сильно впечатлило… Но впечатлило только на какой-то период. Я тут прочитал у Непомнящего замечательные вещи про то, что рок-музыка — это часть русской поэзии… Как может быть музыка частью поэзии? Мы по инерции говорим, что играем рок. А стихи нельзя играть. Я-то никогда себя поэтом не считал. Слово «поэт» употребляю только в таком значении, что… вот, поэтов в России не любят, их убивают… имеется ввиду все творческие люди, а не только те, кто пишут стихи. Я сказал как-то Арипе, её шокировало страшно, — вот мы играем вместе, записываем альбом, и я подсчитал математички, что тексты в моих песнях — это 30% всего. А что такое остальные 70% ? Всё остальное… Да, я не умею играть, ну и что? Майк Науменко говорил, что то, что бренчит 2-х летний ребёнок на рояле — это уже музыка. Подача, энергетика, голос, театр… ну и всё, что угодно.
В: А не считаешь ли ты, что театр есть… ну, не то, что обман, но уже чуть-чуть не по-настоящему.
ДК: Я вообще это слово в негативном значении употребляю.
АФ: Это заблуждение, но ты имеешь на него право. Я могу вам сказать, что моим кумиром был и остаётся Андрей Миронов — он умер на сцене. И когда я слушал Веню Дркина, которого не могут никуда пристегнуть… он же актер в первую очередь! У него отличные тексты, всё очень органично, но в первую очередь он актёр! Оказывается, что он еще и голос нигде не ставил, то есть оно всё само собой. Это именно театр. Песню недавно переслушивал — «Матушка», это спектакль целый на 2-3 минуты! Вот это меня поразило очень! В последнее время есть тенденция среди людей андеграунда, что — ВОТ, ПОЭЗИЯ, человек с гитарой. Когда человек возвышается на несколько сантиметров физически выше над другими — на сцене, то есть — это уже театр. А ты (к Денису) в это слово не то значение вкладываешь. Ты вкладываешь значение какого-то там лицемерия, неправды, ты же не знаешь истории театра.
В: А ты какое значение вкладываешь в слово «театр»?
АФ: Очень трудно объяснить словами…
В: Разве жизнь «за кулисами» и то, что происходит на сцене — они не должны быть адекватны друг другу?
АФ: Абсолютно! А что, Андрей Миронов не был адекватен в жизни и в том, что он играл? Мне знаешь, что сейчас вспомнилось — как Макаревич описывал первые впечатления от того, как он увидел Майка Науменко – интеллигентный юноша в очках ходит по сцене, поправляет микрофон, а потом, когда начался концерт тот заорал «Ты дрянь»! Всё, Макаревич обломался. Ну ему-то нормально, он как по жизни ходит с полипами в носу, так же с ними и поёт — всё нормально, все довольны. Нет, правда и то и другое. Но есть человек экстраверт, открытый — вот, как Сватенко. А я то, что не выражаю до конца в обычном общении с людьми…так, как я себя вел в том же R-клубе — полз там куда-то, сидел, одну песню пел лёжа — обрадовался, гитары нет, можно всё. Это — я, но этот тот я, в которого я втаскиваю то, что мне хочется, а я не могу.
ДК: А у меня вот нет ощущения, что ты как-то меняешься на сцене.
АФ: А почему я должен меняться? При чем здесь «меняться»?
В: Но если человек играет…
АФ: А играет человек… он и на гитаре играет, он рок играет, он играет в театре какую-то роль. Всё же одно и то же слово.
ДК: А для тебя всё равно, какую роль играть? Вот если бы ты был провинциальным актером в Областном театре…
АФ: Да, у меня была такая мечта…
ДК: Тебе было бы всё равно?
В: Допустим, тебе дали роль человека, который тебе непонятен?
АФ: Это было бы очень интересно. Это даже интересней… Я был в театре, я играл там несколько лет, и было там такое. Народный театр, непрофессиональный, но всё равно, принцип тот же.
В: Ты стараешься поставить себя на позицию любого человека?
АФ: Да, и это очень на самом деле бы помогло, потому что я в жизни уже превращаюсь в какого-то… входишь в комнату матери, там какой-то ублюдок по телевизору и сразу говоришь «О, ублюдок!». Я уже сам себя начинаю доставать, и ничего не могу с этим поделать, инерция. А представить себя как бы я изобразил того же самого буржуя — да, интересно. Хотя, я практически этого не делаю.
В: В жизни ты не пытаешься встать на место другого человека?
АФ: Нет! Даже когда хочется, не получается.
В: Какие другие критерии тебе могут быть близки по отношению к другим исполнителям, музыкантам… ну, как ты, в общем сказал -поэтам.
АФ: Я этого не знаю. Потому что я такое огромное количество за последние лет пять узнал талантливых людей — близких мне, не близких. Это, конечно, очень радует с одной стороны. А с другой, очень не радует, потому что все они очень в незавидном положении.
ДК: Лёш, а честность для тебя в таком случае играет какую-то роль? Ведь можно быть талантливым, работать со словом — примеров множество, но при этом совершенно не проживать это всё.
АФ: Не знаю… Я одно время-так думал про своего первого рок-кумира Гребенщикова. В последнее время я уже засомневался. Но было такое, да. Здорово, конечно, но человек занимался много лет только тем, что переводил тексты с английского языка — и пел их так, что всех убивало просто. Никому даже в голову не приходило, что он поёт не своё — абсолютно органично. Красиво врать тоже хорошо. Лучше, конечно, когда честно. Но если честно и бездарно, я скажу — да, здорово, но слушать это не буду. Скорее я буду слушать то, что нечестно, но талантливо.
ДК: Зачем тогда это слушать?
АФ: Для меня это важнее. Враньё — тоже вещь относительная, может это и не враньё вовсе, а мифотворчество, фантазия. Я читаю фантастику, читаю с удовольствием, но знаю, что ничего этого нет.
В: Но это как раз честно.
АФ: Я не знаю, мне трудно говорит абстрактно. Можете вы назвать мне примеры того, кто талантливо врёт?
ДК: Калугин.
АФ: Ну, Калугин мне вообще не нравится, нужны хорошие примеры, чтобы мне нравились!
В: А почему ты сказал, что все талантливые люди находятся в незавидном положении?
АФ: Сейчас такой контекст, что бездарь вся прёт наверх, она всё время везде есть. А талантливые люди, как крысы, по подвалам сидят.
ДК: Да всегда так было.
АФ: Всегда. А вот иногда вдруг — раз, и не так!
В: Например?
АФ: Не знаю-тот же Ленинградский Рок-клуб-казалось бы, андеграунд, они начинали в начале 80-х все. Сначала застой, Андропов, все дела — конечно, никакого телевизора, никакой раскрутки. Но уже при этом они не по подвалам всё-таки играли. Послушай I, II фестиваль Рок — клуба — играет тот же АКВАРИУМ, там такие аплодисменты! А сейчас мы слышим на всех записях… я не знаю, может, это глупости, может, я обращаю внимание на мелочи, но сейчас я такого не слышу. Просто сидят 30 человек… Это обламывает почему-то.
ДК: Для тебя важно количество людей?
АФ: Как ни странно, да. Я сам с этим не согласен. Такое внутреннее противоречие… Не то, чтобы мы взяли эту западную форму — но есть фишка, что не играется это так, как КСП для узкого круга. Зачем динамики, зачем аппаратура, зачем всё — мне вот как бы это нужно! Мне нужен, чтобы был вот этот удар, а он рассчитан только на какую-то аудиторию. Чтоб это было, чтоб это слушалось, чтоб шёл резонанс из зала.
В: По-моему, КСПшники сейчас как раз играют на достаточно большую аудиторию.
АФ: Ой, ну там всё равно! И им этого не надо. КСП было ориентировано всегда на посиделки у костра, а рок, наоборот. Блеющий Олег Митяев в большом зале — это такой же бред, как если к костру люди притащат динамики и будут лабать какой-нибудь хеви-метал.
В: А не страшно, что будет «готовый продукт», который будет хаваться?
АФ: Подавятся!.. Когда в 97-м мы ездили в Актюбинск, играли там электричество в большом зале с огромным количеством людей. И все, там скакали, и Ермену это не нравилось очень, а мне наоборот. Мне понравилось, что когда я пел песню «Отказник», выскочила девчонка, схватила знамя красное, которое там стояло у стены и начала им махать. Все стали орать… ну там песня такая заводная на это дело. Мне понравилось. Если б этого было много, если б это превратилось в чёс мне б это не понравилось, потому что хуже чёса, хуже этой инерций, фабрики нет… Хорошая группа АУКЦЫОН, но последние несколько лет они занимаются тем же что и рабочие на фабрике. Надо денег — пошли, отыграли, отлично, профессионально отыграли, все потащились, всё здорово. Я не говорю, что хорошо много людей, я говорю что это неважно… просто… не знаю, если б я играл электричество каждую неделю я б сейчас говорил прямо противоположные вещи, что это всё дерьмо и ничего этого не надо. Всё просто, человеку всегда нужно то, чего ему не хватает. Возможность играть на квартирах для узкого круга людей мне предоставляется в сто раз, чаще, чем возможность сыграть в зале нормальное электричество, поэтому я так рассуждаю, скорее всего. Я не хочу подводить под это какую-то базу философскую, потому что это будет неискренне. Писание песен продолжается 15 лет. Меня достало. Вот так вот сыграть, как я мечтал, когда смотрел на какие-то группы в конце 80-х — это очень редко.
В: Но времена-то поменялись?
АФ: В этом плане они поменялись не в лучшую сторону.
ДК: Лёш, скажи, у тебя цель есть?
АФ: Нет… Опять рассказать историю про кирпич… Я эту телегу очень люблю повторять. Ты идёшь, и на тебя падает кирпич, но не на голову, а на ногу. Человек начинает орать — больно, к нему подходят и говорят: «Чего ты орёшь, какой смысл?». Кто выглядит глупее в тот момент — человек, который орёт или тот, кто спросил?.. Какая может быть цель? Нет, она может быть, но у меня её нет. У меня появляются маленькие цели, когда есть на горизонте возможность что-то записать или что-то сыграть… У меня, кстати, будет пятилетие группы. Усов пробил концерт электрический с помощью журналистов. Что из этого получиться, я не знаю. Но, в принципе, мне это нравиться. Мне не нравиться, что надо ехать репетировать, висеть там — это влом. Но зато я сейчас могу посидеть подумать, как это сделать так, чтоб это было интересно, чтоб это был полноценный концерт электрический.
В: Но какая-то идеологическая сторона — она тебе важна?
АФ: Да. Но мы же сейчас о форме говорим. Идеология в том, что я делаю, в том, что я пишу, она уже заложена. Как бы я это не пел — под гитару или, прыгая до потолка на 1ООО Ватт, — сути дела это не меняет.
В: Одни вот ради чего-то поют, меняют что-то…
ДК: Миссионерством занимаются.
АФ: Да нет, ни в коем случае. Всё это бесполезно. Было бы хорошо, если б это было полезно.
В: А помогать кому-то…
АФ: Я не хочу никому помогать.
ДК: Это важно только тебе?
АФ: По большому счету, да. Но если это кому-то помогает, мне приятно, естественно.
В: А что помогает тебе?
АФ: Уж практически ничего. Хотя, когда я слушаю каких-то людей, меня они поддерживают.
В: Каких?
АФ: Я могу — начиная с запада и кончая андеграундными людьми, которых вообще никто не знает. Это полчаса можно перечислять. А смысл?
В: Ну мне, например, интересно.
АФ: В принципе, раз уж так, я очень большое количество западной рок-культуры альтернативной тоже впитал в себя в своё время. Слышал я дофигище людей талантливых. И был период, когда я понял, что я один, пока не стал в Москву ездить… а, сначала я здесь познакомился с какими-то людьми — с Аверьяновым, еще с кем-то стал понимать, что есть люди… А до это я слушал вообще только один запад, потому что достали и Гребенщиков, и Летов — все. Новых людей я не знал, и я почувствовал, но это ложное было чувство, к счастью, что я один вообще. Потом оказалось, что это не так. А тогда был период, что в шкафчике кассеты все с английскими названиями. И там достаточно близких авторов. Хотя, вот их под гитару слушать! (смех).
В: А англоязычных авторов ты слушаешь, тексты понимая?
АФ: В общем-то, в основном, нет. В этом-то весь и прикол. Я почему не люблю, когда зацикливаются на поэзии… Джим Мориссон поёт — я понимаю, Ян Кертис поёт — я практически не слова не понимаю, но мне всё равно это близко. Я это чувствую. Мне нравится группа EINSTURZENDE NEUBATEN, они на немецком поют, я вообще ни слова не понимаю. Да и не надо.
В: Лёш, очень интересующий меня в последнее время вопрос. Интернет тебя есть. Как бы ты отнесся к тому, если бы там появился сайт МИНИСТЕРСТВА ЛЮБВИ?
АФ: Так и появится.
В: Тебе это надо?
АФ: Надо — информация, реклама и так далее. Если это больше людей услышат, я не буду против.
ДК: У меня ощущение, что Интернет даёт не простор для передачи информации, а, наоборот, замкнутость. Дальше определённого круга она не идёт.
АФ: Пусть она хоть куда-то идёт.
ДК: Если я переписал кассету, у меня переписали, всё — кассета пошла.
АФ: Так нет, если бы я зацикливался на Интернете и перестал бы думать о распространении, но почему и то и другое нельзя? Разве одно другому мешает? Если одно отменяет другое — это плохо? конечно. А если и то, и другое, то почему бы нет… Я не вижу в этом особой проблемы. Всё равно не будет особо много людей, которые всё это слушают. Здесь, в России, всё равно, количество людей не изменится. Понимаешь, должны использоваться все каналы. Сейчас стоит вопрос… Говорят, Гурьев написал плохую рецензию на альбом «Бесконечная История Одиночества» — я её не читал пока. И что — и пусть! И пусть она будет, а я никак на это не отвечу.
ДК: А тебе вообще эта войнушка интересна — с журналистами там…
АФ: При чем здесь войнушка? Я говорю сейчас про рекламу… Ты помнишь, когда я говорил перед концертом в R-КЛУБЕ: «Будем выступать, уберем этот ЧЕРНОЗЁМ», Аникин спросил: «А тебе это нужно?». Говорю: «Да нет, в общем-то». В итоге они все — ЧЕРНОЗЁМ, Аркаша, Рудкин они все поставили так, чтобы провалить наше выступление, а мы его не провалили. Мне это вот важно. Что, мне надо было уйти, когда они сказали: «Нет, ты не будешь выступать»? А там ситуация конкретно конфликтная была и если бы не публика, которая помогла — не знаю, кто именно, но начали орать: «МИНИСТЕРСТВО, МИНИСТЕРСТВО!!!»…
В: А тебе важно, что вот, написали «плохую рецензию «…
АФ: Я не знаю… В фильме «Сталкер» Солоницын играет писателя, которую ругает там какая-нибудь сволочь — рана, да. Так и есть. Должно быть неважно, да не получается. Я реагирую на всё — и на хорошее, и на плохое.
В: А чем тебе так Сибирь-то не нравится?
АФ: Да не так…
В: Ну, я по последней песне сужу — «Не поеду в Сибирь, не поеду…».
АФ: Как сказал Ермен еще 3 года назад Рудкину : «Ну, Рудкин, ну ведь, правда, заебал ЧЕРНОЗЕМ…» (смех). Фраза лаконично выражает отношение ко всему этому. Обожаю ТЕПЛУЮ ТРАССУ. Была любимой группой в своё время. Но признаю, что «валенки» всё равно.
В: Почему?
АФ: Потому что!.. Одно другому не мешает. Я их альбомы, допустим, не стираю.
В: Так, а что такого случилось…
АФ: Да нет, скорее всего, это просто элементарная реакция на ажиотаж, который возник еще со времен Летова вокруг Сибири.
ДК: Да нет никакого ажиотажа!
АФ: А вот ЧЕРНОЗЁМ мне всё равно не нравится.
В: Но ведь Сибирь «летовская» она существует практически отдельно от новых людей…
АФ: Между ними много общего. Она существует отдельно для Летова, которому вообще никакие музыканты не нужны, кроме него самого и теперь, как выяснилось, советских композиторов.
В: Последний его альбом зацепил многих людей.
АФ: Да, меня тоже…
В: Тебя «смущает» миф, который сложился вокруг Сибири?
ДК: Надуманный миф..
АФ: Если говорить про эту самую песню новую — там же нет никакого агрессивного наезда на Сибирь, там просто — «Не поеду!»… Да нафиг надо! Есть она и есть — что теперь? Есть предложение — я про песню — закрыть эту тему и успокоиться. Это такой миф, как питерский миф. Он проехал — и всё…
В: Есть люди в разных городах, которые идут, на мой взгляд, в одной обойме. Их достаточно мало…
АФ: Да не так уж и мало.
В: Ну, мне так кажется. И вот какая разница — где находятся эти люди?
ДК: Ну так сложилось, что Джексон живёт в Тюмени, ТРАССА в Барнауле, Сидоров в Кинешме — какая разница-то?
АФ: Тут я не совсем согласен. Они этот миф очень хорошо поддерживают.
ДК: Не они…
АФ: Да, началось не с них. Не они его придумали, но они очень на него повелись. Я не знаю, как это объяснить логически — это прёт отовсюду. Из того же гениального альбома ТЁПЛОЙ ТРАССЫ «Всё Впереди». Там нет вообще слова «Сибирь», не упоминается ни разу, но это прёт между строк, что понятно — человек живёт ни в Кинешме, ни в Курске, ни в Волгограде, а именно в Сибири. При чем, это же мы так смотрим на Сибирь, между городами такие расстояния. Все города разные, люди везде разные.
В: Ладно. А то, что ты в самиздате делаешь — это для тебя также важно, как и написание песен? Опять же, ты сказал — «Поэты — это и художники и т.д.»…
АФ: Это немножко другое. До этого я писал в СВЯЗЬ ВРЕМЕН, в СВИРЕПЫЙ ЁЖ, в КУЛЬТУРУ 8, в ПОРОГ тот же…И везде я пытался всё-таки, это нормально, по-моему, встраиваться в контекст издания. А у меня есть свой контекст; его только я могу сделать. Поэтому я начал делать своё. Про музыку там очень мало…. Свою систему ценностей, взглядов, идеологию в песнях я не выражаю, потому что если это делать, это очень быстро достанет, и это будет не песня, а пропаганда. А вот как раз в статьях это можно сделать очень хорошо.
ДК: То есть, тебе это нужно?
АФ: Да, иначе я этого бы не делал… В других журналах я подстраивался, поскольку в ту же СВЯЗЬ ВРЕМЁН писать идеологическую статью бесполезно, там больше эстетики. У Аверьянова там по-другому (СВИРЕПЫЙ ЁЖ, КУЛЬТУРА 8 — прим. ред.) там больше свободы, можно какую-то идеологию, но всё равно… ПОРОГ — у меня есть возможность высказать свои мнения о каких-то там альбомах вышедших, музыкантах, я пишу рецензии и сдаю их пачками. Но это недавно только было, а газета накрылась, к сожалению — не знаю, каким образом, но ничего не выходит. Свой журнал я не могу делать очень большим. Мне нужно было на очень глобальные темы высказаться. Взаимоотношение с простыми людьми, взаимоотношение с родителями — в общем, такие, не имеющие отношения ни к музыке, ни к чему-то такому. Высказать своё мнение и объединить в какой-то один орган. Там так получилось, что, хотя я и вел переговоры с некоторыми людьми, чтоб они поучаствовали, фактически я один всё сделал… В песню всё не влезает. Сказать правду так, как ты этого хочешь, теми словами, в песне невозможно. Начинаешь заморачиваться на всяком зарифмовывании, на том, чтоб это звучало, на том, чтоб это слушалось. Это действует на разные рецепторы — песни и статьи, даже чужие.
В: Журнал — жизненно необходим?
АФ: Думаю, что да. Потому что, если б это не было так, значит, было бы — «хочу сделать журнал не такой как у всех». А он такой не будет, в нем не будет оригинальности какой- то особой. Тем более оформление, издание практически всё делал Аверьянов, то есть там очень много общего со СВИРЕПЫМ ЕЖОМ — много картинок там, всего этого. Но вот именно то, что там внутри… начинается с идеологической даже не статьи, а материала на 2-3-х листах без единой фотографии. «Манифест культурного фашизма» я так его назвал. Название мне это уже не нравится, но я решил его оставить…Что и Как — всё, картина мира. Если я буду делать второй номер — не факт, но, может быть, буду — он будет начинаться с этого самого материала. Второй раз на случай, если кому-то сразу дойдёт второй номер, а не первый. Потому что всё остальное — это приложение к нему. Это вот моя концепция такая. Там идеология прёт отовсюду.
В: А если, как ты считаешь, песня должна распространяться на большую аудиторию — по средствам концертов, записей… должен ли вот такой журнал так же хорошо распространяться?
АФ: Ха… Хотелось бы! Но это гораздо сложнее, потому что сам факт размножения 50-60 страниц — это для меня уже проблема. Я могу какое-то количество сделать… а так, хотелось бы, да… Как тот же Штепа (редактор журнала «ИNАЧЕ» — прим. ред), только наоборот. У него есть возможность, но нет какого-то стержня, он пихает туда всё подряд. Есть возможность издать недорого журнал, где будет всякое, что ему нравиться, а ему много, что нравится, он человек разносторонний. А у меня всё наоборот. Я об этом там и пишу. Там есть большая статья про журнал «ИNАЧЕ» — что есть журналы по возможности, а есть по необходимости. По возможности, это — «ИNАЧЕ», а по необходимости, допустим, мой. Возможности у меня очень скромные. Я не сделаю лучше, чем многие, я сделаю даже хуже. Но я всё равно делаю. Для журнала же важно всё — и формальные какие-то вещи, и как это выглядит, и как это иллюстрировано. И вообще — это же не просто набор текста!
В: А если песня, по-твоему, хорошо должна быть сделана, аранжирована и т. д., насколько хорошо должен быть сделан журнал…Глянец, фотографии качественные?
АФ: Да нет, никаких глянцевых обложек.
В: А я просто провожу аналогию. Вот мне, например, дальнейшее улучшение качества печати, по большому счету, уже не нужно… Форма — она же и есть форма. Форма песен. Форма издания.
АФ: Нет, тут немножко неправильная аналогия. Глянцевая обложка по отношению к песням — это пойти и записаться на студию, где вот такие пульты рафинированные, замечательный звук. А это нафиг, на самом деле, не нужно. А я-то о другом говорю. Я говорю, что когда я делаю какие-то вещи в электричестве, я играю с формой — тут так, тут такие примочки, тут такой звук…
В: Ну, ладно, если не глянцевая обложка, а просто более менее качественная верстка в компьютерной программе.
АФ: Да, наверное, я по разному отношусь к песням и к журналу… В журнале главное — идеология, а в песне… там всё главное. Это то, чем я занимаюсь. Как дыхание. Как само собой. А журнал — это же не моё, это мне неестественно. Это творчество, но на другом уровне. Тут как раз есть и цель, и все, а в песнях — нет. Я завтра решу, что песен писать не надо, но писать их всё равно буду. А если я решу, что журнал делать не надо, я делать его не буду.
Когда я говорил про кирпич, падающий на ногу — к песням это имеет отношение, к журналу — нет. Это более продуманный шаг. К написанию песен я никогда не шёл — взял да и начал.
А перед тем как журнал свой делать, я сколько статей написал в другие издания перед тем, как понять, что этого не хватает. Песни — это то, без чего я не могу, но это не значит, что я только этим и живу. Есть вещи не обязательные, но нужные тем не менее.
16.07.02
