Когда догорит свеча
«Когда догорит свеча,
Пробьет двенадцать часов
Когда догорит свеча,
Двери закрой на засов…»
Костик отложил карандаш и посмотрел на улицу.
На фоне ночного неба хаотично расположились светящиеся окна стоящей через дорогу девятиэтажки. Костик любил смотреть на огни. Он представлял их то элементами мозаики, то частями головоломки, наподобие той, что заставляла складывать Кая Снежная Королева. А еще это было похоже на необычную шахматную доску, увеличенную до размеров дома; из-за того, что светлые квадратики постоянно меняли расположение, гипотетически фигуркам приходилось выделывать немыслимые маневры, а Костику (в роли главнокомандующего) нужно было всякий раз заново придумывать правила игры.
Мальчик повертел карандаш. Делать черновые записи карандашом его научил дёд, поясняя что «руки за головой не успевают». Дед часто рассказывал, как на фронте однажды ему надо было написать письмо домой, но, так как бумаги не хватало, некоторые предложения он стирал, и по ним писал другие, те, что, по его выражению, содержали «нужные слова».
Костик уже запомнил эту историю почти наизусть, но чтобы не расстраивать дедушку, деликатно слушал.
Дед же обучил Костика шахматам, но внук не особо рьяно занимался этой древнеиндийской «стратегией». Мальчику не нравились чересчур ограниченные возможности «пехоты», и нередко, играя сам с собой, он мог вывести на поле, к примеру, шесть коней, четыре ладьи, и парочку ферзей с каждой стороны. Игра принимал совершенно другой оборот. Дедушка смотрел на шалости внука снисходительно, хотя сам в такие минуты не принимал участия в «битве».
Как жаль, что он умер в пришлом году.
«Когда догорит свеча,
Угаснет неяркий свет…»
Еще две строчки заняли свои места на бумаге, но продолжение никак не придумывалось. Не помогало на почесывание карандашом возле уха, ни поглядывание в окно, где изредка перемигивались квадратики бессонниц. И вот, когда рифма наконец-то была найдена, пламя в ночнике вдруг дёрнулось и затрепетало. Мальчик с тревогой посмотрел на огарок; он совсем забыл про него, и теперь остаток фитиля, освобожденный, лежал на стекле, окруженный тоненьким парафиновым колечком, Еще немного — сгорит и он.
Костик зачарованно смотрел на огненный лепесток. Каждый раз он, затаив дыхание, ждал этого момента, и в то же время где-то в глубине души боялся его как предвестника чего-то таинственного и потому опасаемого. Лёгкая вспышка — и в темноте светится лишь яркий хвостик фитилька, несколько секунд, остевая, уходя в небытие.
В наступившей мгле кто-то зашевелился в углу, нарушая тишину. Кашлянул.
— Дедушка? — негромко спросил Костик, еще никого не видя, но уже чувствуя затылком родное тепло.
ЧЕРТА ОСЕДЛОСТИ.
Тем неплохо живется, чьи окна выходят во двор:
Видно белье, полощущееся на ветру,
Слышно сигналы машин и ночной разговор,
Громко весь вече дети о чем-то орут.Также неплохо, коль смотрят на улицу окна:
По проспекту снуют автобусы и пешеходы,
Катятся в сторону крупные серые волны,
Грустно глядят из стеклянных витрин бутерброды.Тем незавидно, кто видит лишь стену глухую.
Видно до мелочи сетку кирпичную кладки.
Не проникает к.ним солнце, ветер в окна не бьётся.
Серые стены в каждом окне, куда не посмотришь.
Дмитрий, Волгоград
