Мир держат три слона:
Любовь, друзья и рок-н-ролл
ПРОДАВЕЦ СНОВ
Идут морозы, снегопады и бури. Провода оборваны, горла – перегрызены.
Летописцы скрипят перьями и поют печальные блюзы, покачивая в такт мелодии лысыми головами.
По радио футбол из Барселоны, по Цельсию минус двадцать, по календарю февраль. Время нарезали ломтиками и обжарили с луком. Время разбрасывать камни, собирать окурки и пить водку кружками?
Летописцы скрипят перьями, они хорошо знают свое дело. Быть летописцем престижно и почетно. Я не летописец. Я — Продавец Снов. Всего десять монет, и я смешаю Вам восхитительную смесь. Хотите вот это — пожалуйста, желаете то — нет проблем; чуть-чуть поярче, чуть-чуть погромче, — все будет исполнено — всего за десять монет, десять кругляшей, десять капель яда.
Вы можете не есть. Вы можете не пить, но Вы не можете без моих Снов. Так Принято. Так Положено. Так Надо.
Голова на замке, ключ выброшен в мусоропровод. Это не поможет. Дужка спилена, дверцы распахнуты, дорогу Вы знаете наощупь, — и что с того, что Вы забыли мыло и зубную щетку — поезд уже тронулся. Проданные билеты касса назад не принимает.
Только Летописцам не нужны Сны, им вообще ничего не надо, кроме перьев, свечей и блюзов. Но вы-то не Летописцы, и вы идете ко мне, зажав в кулаке десять монет. Десять кругляшей. Десять капель яда.
Голова болит, во рту сухо. Эй, приятель, тебе надо спешить — титры пошли, скоро вторая серия и никто не виноват, что ты не выучил роль. Эй, приятель, все будет хорошо, ты ведь купил билет в Никуда. Займи свое место, познакомься с соседями и не пей свои коньяк залпом — дорога у нас длинная…
Ветер усиливается, ветер заставляет стрелки часов вращаться быстрее, ветер гонит весну по венам, искажая реальность новей порцией адреналина. Мы идем. Мы боимся остановиться. Мы все давным давно сошли с ума, но врач не решается поставить диагноз. Мы жмем на «PLAY», но экран пуст.
…Только ты одна не веришь в мои Сны, ты смеешься надо мной. Ты еще помнишь, что таксе Любовь. Спасибо тебе. Я отолью из монет крест и поставлю на пригорке напротив твоих окон. Но я должен продавать Сны. Так Принято. Так Положено. Так Надо…
СЕГОДНЯ ОСЕНЬ.
Утро приходит по-разному. Иногда оно на цыпочках подкрадывается к кровати и гладит мягкой ладошкой по щеке. Иногда оно врывается, пинком распахнув дверь. Оплеуха света. Лавина звуков. Маленький суетливый смерч подхватывает тебя и несет по коридорам дня.
Сегодня осень. Сегодня дождь. Капли дождя стучат по стеклу, сливаясь в диковинную мелодию, словно маленький оркестр играет на неизвестных инструментах. Оркестр Серого Дня. Аккорд вне времени.
Мне 28 и я лежу на диване, перекладывая мысли с полки на полку. Я вытаскиваю из карманов засохшие мысли и разбрасываю их по полу. Хорошие мысли я вытираю от пыли и ложу на лучшее место. Я не знаю, зачем мне это. Так принято. Так сказано в правилах Игры.
Никто не знает, кто и когда написал Правила, но все стараются неукоснительно следовать им. Странно… Вообще, люди — странные существа, они строят планы, воздвигают идеи, громоздят все это одно на другое, и, когда все рухнет и рассыпется, они будут разводить руками и беспомощно смотреть по сторонам.
Но сегодня Утро. Сегодня Осень. Утром все вокруг не имеет цвета, словно страничка из детской книжки—разукрашки. Я беру кисти и смешиваю краски. К вечеру День должен быть разукрашен. И каким он будет, зависит от тебя. Неудачные Дни я комкаю и бросаю в урну. Те, которые мне нравятся, я прикалываю булавкой к стене. Но это бывает не так часто, и поэтому урна у меня всегда полна.
Тук-тук. Это дождь стучит в мою дверь. Пора выходить. Занавес уже поднят и зал полон зрителей.
Тук-тук. Это ритм сегодняшнего дня, подбери мелодию и попади в такт. Ударь по струнам, смелей!
Сегодня дождь. На безлюдных улицах лужи. В лужах отражается небо. Шаг в лужу — шаг на небо.
Сегодня дождь и сегодня я пойду к друзьям. Мы будем пить чай, мы будем смеяться, мы развесим в клубах папиросного дыма дюжину забавных историй. Это кайф. Это то, что нас двигает вперед. Это то, чего нет в Правилах.
Большая черная туча, словно гигантская рыба, плывет над крышей соседнего дома. Воздух влажный и сладкий. В мире нет новостей. Экраны погасли. Желтый березовый лист прилип к стеклу, словно листик отрывного календаря.
Сегодня дождь.
Сегодня осень.
ИРЛАНДСКОЕ РАГУ.
У Коли Титькина моль прогрызла дыру на пиджаке. Пиджак этот был единственный, и надо было Коле идти в нем незамедлительно на свидание… Сел Коля штопать дырку — нитки достал, иголку, вставил одно в другое — и давай шнуровать.
Вдруг дверь открывается, и входят люди, все лысые и в плащах. Коля от неожиданности воткнул иголку в щеку и встал по стойке смирно.
-Вы кто, люди добрые? — спрашивает.
-Мы ирландцы, — отвечают, — Но мы люди недобрые.
-Ух ты! — Коля вытащил иглу из щеки и сел.
Ирландцы плащи в угол побросали и тоже сели.
-Ну, говорят, рассказывай.
-Что рассказывать-то? — Коля сначала покраснел, потом побледнел, — Что рассказывать-то?
А ирландцы сигарами дымят и улыбаются:
-Все, все рассказывай…
-Что за лажа? — думает Коля, — Если это грабители, то почему такие странные? Если шизики, то почему их так много?
-Сейчас, — говорит ирландцам, — сейчас, братва. Водички только глотну. И на кухню — шмыг. Окно открыл, перекрестился — и вниз.
Подбегает к постовому:
-Товарищ милиционер, товарищ милиционер, до меня личности подозрительные домогаются!
Тот глаз единственный приоткрыл:
-Лысые такие, в плащах?
-Да, — удивился Коля.
-А. . . — махнул рукой милиционер, -это ирландцы. Ты лучше иди, расскажи им все.
И пошел ,насвистывая в свисток «Sister Moon».
Делать нечего — пошел Коля, рассказал все. А ирландцы ничего — спасибо сказали и рагу своим ирландским накормили.
А Коля прижег ранку на щеке йодом, одел свой единственный пиджак и пошел на свидание с негритянской девушкой Машей.
БЛЮЗ ВЕСНА
Когда приходит весна, на склоны Хибин вылезают негры и поют печальные блюзы.
Не верьте календарям — весна для каждого приходит по-разному. Одни так и живут всю жизнь в холодных лапах зимы и умирают, не дождавшись весны, — Карл Маркс, например. Такие вот люди и придумали все эти календари, схемы и расписания. И вот смотрят они на свои циферки и графики и торжественно так объявляют: » Весна пришла! » А какая же это весна, если пиво в бутылке замерзает и снега по колено? Глупость это какая-то, а не весна.
Так вот, когда приходит настоящая весна, на склоны Хибин вылезают негры и поют блюзы. Крестьяне в поле, побросав плуги и мотыги, подхватывают песню и размазывают слезы по морщинистым щекам. И даже семейство кошачьих, забыв про инстинкт размножения, мирно рассаживается на крышах и внимательно слушает, покачивая разномастными хвостами.
И только милиционеры не любят блюзы. Они вообще не знают что это такое.
А я буду петь. Я пойду на вокзал и куплю билет в Никуда. Нижняя полка. Плацкартный вагон. Чай без сахара и клубы папиросного дыма в тамбуре.. Не доезжая три остановки до конечной я сойду, забыв сдать постель. Прости, проводник — сегодня весна, сегодня можно. Я поброжу по полям Первой Любви и загляну на Острова Одиночества; я наберу подснежников в Лесу Странных Снов и останусь там до рассвета, чтобы первым увидеть, как косой солнечный луч вспарывает синеву неба.
Я вернусь, когда выпадет первый снег. Ты придешь ко мне, и мы будем долгими зимними вечерами пить чай и курить папиросы, и мы будем ждать новую весну, когда на склоны Хибин снова вылезут негры и запоют свои блюзы.
КОЕ-ЧТО ИЗ ЖИЗНИ АНТОНА ПОПО
Антон Попо раньше называл себя графом и носил трость с рукояткой в форме фаллоса. Друзья подпаивали Антона и вставляли трость в разные непристойные места — в рот, например.
Теперь Антон считает себя бургомистром и на все вопросы отвечает:
— Это я завсегда пожалуйста…
Но на самом деле он не граф и не бургомистр, он Начальник Гималаев и Сторож Летнего Времени, мне об этом сказал дядя Миша. Дядя Миша видел падение тунгусского метеорита, ему можно верить…
А вот летчикам верить нельзя — такого наплетут… Космонавты — те получше, но чуть выпьют — тоже туши лампу. Это все высота на них действует. Высота и ультрафиолетовое излучение, будь они неладны. И вое у них наперекосяк: и дети плохо учатся, и эрекция слабая. Вот проводники сидят себе в вагонах, все у них хорошо, все ладится и спорится. А эти… Не может летать рожденный ползать, не может!
Вот Антон тоже прошлым летом крылышки себе замостырил — и к облакам.. Парит над проспектам, петли мертвые крутит.
— Эй! — кричит прохожим, — Обратите свои взоры в небеса! Возвращение Юрия Гагарина на грешную землю!
Прохожие врассыпную. А дядя Миша ружьишко цап — плюх ! плюх! — и начал Антон пикировать, брякнулся на землю, бока трет:
— Расшибся я, братцы! Ох, расшибся!
Ну доктора сбежались — йод льют, шприцами тыкают, сдурели совсем. Обмотали Антона с нога до головы, к стеночке приставили и ушли.
Дернулся Попо — куда там! Ни рукой, ни ногой не пошевелить. Упал на землю, пополз. Прохожие ходят, в носах ковыряют:
— Уж не мумия ли это фараона ползет?
А Антон только мычать в ответ мажет.
— Точно, — говорят прохожие, — И говорит не по нашему.
Хорошо архитектор Нед’о’резов из рюмочной выходил, освободил беднягу, а то ведь загрызли бы собаки с кошками.
Нет, не надо нам в небеса пока что еще! Мы уж как—нибудь здесь потихонечку, к земельке поближе. Земля — она тетка добрая — и прокормит, и напоит.
Люби только ее, братишка, люби…