Сидел как-то Егор дома. Чаю попил, покурил, включил «Сто лет одиночества» — сидит, тащится. Вдруг — стук-гром — звонок. Подбежал Егор к двери, спрашивает: «Кто?», а в ответ ему оттуда:»НАШИ» Обрадовался Егор, засов отодвинул, двери распахнул, а ему по лбу дубиной — р-р-раз! Отлетел Егорушка на середину комнаты — лежит, кровавые слёзы-сопли по лицу размазывает, на кулак наматывает, а в комнату мужиков набежало видимо-невидимо — все в чёрном, усатые, портупеями хрустят, и у каждого — свастики да серпы-молота — на рукаве и на груди.
«Всё», — говорят мужики, — «Игорь Фёдорович, будем мы тебя щас казнить-вешать!». И- херак гитарушку об пол! Только звон. «Да за что же?!» — кричит Егор. «А за то», — отвечают, — «что Родину не любишь! Святых людей — НАСТОЯЩИХ патриотов хаешь, и — ваще!». И — хуяк! топором по магнитофону. Взвыл Егор кинулся было на обидчиков, да где ж ему. Дохлому-то…
Короче — побили фашисты все пластинки молотком, спроворили петельку из магнитофонной плёнки и начали Егорушке на шею прилаживать. Почуял Егор, что пиздец ему настаёт, задёргался, затрепыхался. «Стойте!» — кричит, — «А последнее желание как же?! «. Задумались Фашисты, потом говорят: «Ну, шут с тобой — чего перед смертью хочешь?». Егор вмиг смекнул, что делать: «Хочу», — отвечает, — «песенку напоследок спеть». Подали ему гитару, всю растерзанную — одна-единственная струна только и осталась. Схватил Егор инструмент, ударил что было мочи по той последней струне, да как закричит страшным голосом: «Поднимается моя Родина!». Ударил во второй раз — и ещё страшнее: «Будет новый день!!». Смотрит. стоят фашисты, слушают, нравится им. «Ну»,-говорят, -«а ещё могешь?». Егор себя дважды просить не заставил — выдал им по первому по классу — и «Общество «Память», и «Добровольца», и про «Я хочу быть фюрером» и естественно, «Русское поле экспериментов».
На «Русском поле» фашисты расстрогались, даром что только в заглавие и въехали, заплакали, кулаки посжимали. «Вот ведь» — говорят, — «чего сволочи с Великой Росью вытворяют…»
А главный фашист слушал-слушал, да и говорит: «Шабаш, братья словяне! Чуть своего паренька не загубили», — а Егор улыбается, кивает — дескать, свой я, НАШ…
И стали с тех пор фашисты к Егору чуть ли не кажинный день захаживать — водку пить да песни орать. По первоначалу-то Егорушке неловко было, а потом додумался — только в дверь звонок, он — хоп! — ЛСД закинется, и идёт: отворяет, руки жмёт, ко столу ведёт, разговоры разговаривает, песенки поёт, а сам всё свастики ножичком на клеёнке вырезывает — и никакого тебе внутреннего конфликту…
А то один раз вдел серьгу в ухо — сидит, ждёт. Фашики пришли, серьгу увидали, рассердились, ногами затопали: «Ты что,» — кричат -«гомосек, что ли?». А Егор им важно этак отвечает: «Казаки мы!». Успокоились фашисты, похвалили Егора и подарили ему цельный мешок заезженных пластинок — взамен побитых. «Они хоть и СОВЕТСКИЕ», — говорят, -«а всё же РУССКИЕ». Обрадовался Егорушка, и с тех пор слушал только советскую эстраду, а буржуйские музыки — ругал ругательски…
Так вот и стал Егор фашистом-коммунистом, а кто вам что другое расскажет — так вы не верьте, врут они.
Без комментариев.