Наконец-то пришла та долгожданная пора, когда выступления и концерты завсегдатаев Зайцевских квартирников стали проходить и в других местах. Оными в последнее время стали студия «Добролёт» и клуб «Белый кролик». Видимо, постоянному и бессмертному устроителю квартирников — Зайцу — захотелось «расширить и углубить» масштабы своей деятельности (хотя что же я на хрупкие Зайцевы плечи всё свалила, может, он и ни при чём здесь вовсе). Так вот, недавний концерт в «Добролёте», на котором выступали Тоха и Илья Сёмкин, убедительно доказал, что квартирник не является единственным пристанищем музыкантов питерского акустического андерграунда (прошу простить за матерное слово). Хотя «Добролёт» — это более близкий к квартирнику вариант по своим размерам и вместимости, но если географическое расположение ДК Ленсовета (в котором, собственно, и находится вышеупомянутая студия) оставляет надежду на посещение «Добролёта» новыми людьми, то на практике отсутствие рекламы (кроме как при входе) сводит возможность этого на нет.
Хотя по сравнению со случившимся все мои брюзжания просто несопоставимы.
Клуба «Белый кролик» во главе с Димой Блиновым хватило аж на целый мини-фестиваль, который был бы неполным без присутствия на нём редакции журнала «Осколки», от переизбытка чувств закусившей удила и решившей состряпать об этом статеечку.
Фестивальный вечер прошёл на редкость ровно и гармонично. Расстановка акцентов была такова: явный перевес трёх «китов» (Мишка, Сёмкин, Поль), затем Леда, Мерлин и Тоха. Рассказывать коротко о каждом кажется мне весьма нудным делом, поэтому (извини меня, Светка!) хотелось бы поделиться некоторыми впечатлениями и мыслями, составленными от дамского творчества (пропихивание «своих» на страницы журнала — ха!).
Ощущение от песен Леды такое, словно после произнесения магическою заклинания ты становишься свидетелем волшебных перемен: стоит выйти на улицу, а там, может, уже лето, время повернуло вспять, и ты окажешься на берегу реки или же удивишься всепоглощающей пустоте. Приобщение к колдовской стихии создаётся не только от собственно текстов (хотя там и «скрижали скрежещут», и магические танцы у костра), но и от довольно необычной манеры исполнения, точнее, пропевания-проговаривания-нашёптывания своих композиций, в удачном сочетании со световыми экспериментами (попеременно загорались то красные, то белые, то жёлто-сине-зелёные софиты). Остаётся внимательно вслушиваться в это мистическое хитросплетение снов-песен-заклинаний, ибо главная сила здесь заключена не столько в содержании, сколько в почти сверхъестественной энергии, которая исходит от слов, сочетаний слов, рифм и т.д. Это попытка объединения законов магии и природы в единый закон существования.
Замирая молчим на санскрите
скрижали скрежещут
О горении темы вначале
скончавшемся сразу
Ты желаешь движенья вперед
впереди все свершилось
Наша песня о Вечности
в Вечности вечно допета
Мы танцуем бессмысленный танец
с бессмысленным небом
И оно от усталости плачет —
мы чувствуем осень
Нам играют на скрипках бессмертья
Элегию Смерти,
Мы любуемся чудом финала
Чудовища Жизни
Опускаем мятежное сердце
в покоящий холод
Набираем колодезной лености
долгие ведра .
Эта томная жизнь
называется Зимнею Сказкой
Мы внимаем ее непокорной
но правильной прозе …
Если Леда — это желание проникнуть в тайны, лежащие за гранью обычного человеческого познания, поэтому и воспринимали её как что-то чужое — осторожно, даже с некоторой долей сознания недоступности пониманию простого смертного, то Мишке важнее понять себя, разобраться в себе, с самой собой, чем вторгаться во что-то запредельное, колдовское (а надо ли это вообще?).
Мишка создала свой ‘’Город”, явившийся концептуальным проектом, объединяющим несколько уже слышанных ранее и доселе неизвестных мне вещей.
Мишкин ’’Город” сродни ’’Городу N” Майка:
«Этот город странен, этот город непрост,
Жизнь бьёт здесь ключом.
Здесь всё непривычно, здесь всё кверх ногами:
Этот город — сумасшедший дом.»
В чём-то перекликается с городом СашБаша:
«Этот город скользит и меняет названья,
Этот адрес давно кто-то тщательно стёр,
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтёр.»
Гробовая тишина, воцарившаяся в зале, показала, как внимательно-напряжённо вслушивался пипл в Мишкины песни. Мишка пришла уже к тому моменту, когда появляется возможность наиболее ясными, простыми и понятными, без вычурности, средствами выразить одиночество, ранимость, хрупкость внутреннего мира художника, поиск контакта с «Городом», родственной души.
Когда просыпается город,
Я тихо курю в тишине,
Когда засыпает город,
Я молча курю один.
Возьми мои мысли, город,
Возьми — зачем они мне?
Развей мои страхи, город,
Они превратились в дым…
Мишкины песни — это поиск выхода из невозможности ’’жить в этом мире, где так мало любви, где так мало тепла, где слишком много зла” (М. Науменко).
Ю. К.
«Это вновь явился не кто иной, как Белый Кролик. Разодетый в пух и прах, в одной лапке он вдобавок держал большущий веер, в другой — пару лайковых бальных перчаток. Он, видно, очень торопился и на ходу бормотал себе под нос:
— Все бы ничего, но вот Герцогиня, Герцогиня! Она придёт в ярость, если я опоздаю! Она именно туда и придёт! Алиса была в таком отчаянии, что готова бьиа просить помощи у кого угодно, так что, когда Кролик подбежал поближе, она робким голоском начала:
— Простите, пожалуйста…
Кролик подскочил как ужаленный, выронив перчатки и веер, отпрянул в сторону и тут же скрылся в темноте. ”