Роальд Манделштам

ANNO 1958 В цикл «Три форте»

Горячие тучи воняют сукном,
По городу бродит кошмар:
Угарные звезды шипят за окном,
Вращается
Каменный Шар.

Я знаю, в норе захороненный гном
Мышонком — в ковровую прель:
«В застенке пытают зарю.
Метроном
Кует серебристую трель.»

Меня лихорадит.
— О, сердце, как лед!
— О, мозга пылающий шар! –
Косматое Солнце по венам плывет.
Вращается
Каменный
Шар.

 

* * *

Бел. Бел.
Даже слишком изысканно бел
Мел колоколен.
Мел. Мел.
Пересыпанный звездами мел,
В лунной ночи купается мел –
Город сказочно болен.
— — —

Да. Да.
Колья брошены: кол на кол,
Сухо щелкнули кол о кол,
Глухо замерли кол у кола
Около колокола.
— — —
Нет. Нет.
Руки с крещены крест-на-крест.
Медно-огненный день воскрес.
Просыпаться садам окрест.
Свет. Свет.

 

* * *

Кто-то больною грудью
Жарко приник к окну.
Талая ночь. Безлюдье.
В городе ждут весну.

Вены реки вскрывая,
Серую кровь леденя,
Где-то звонок трамвая
Ищет начало дня…

 

ПЕРЕД ВЕСНОЙ

Прочиталось в лужах под трамваем:
«Завтра, завтра кончится зима», —
Я не знаю, знали иль не знали
Это отсыревшие дома.

А в саду расплакались деревья
Не от боли — просто таял снег.
Как большие голубые перья,
Облака тянулись через вен.

* * *

Я нечаянно здесь — я смотрел
В отраженья серебряных крыш,
И совсем от весны заболел,
Как от света летучая мышь.

Захотелось прийти и сказать:
Извини, это было давно…
И на ветер рукой показать,
И раскрыть голубое окно…
— Извини, это было давно…

* * *

О, предзакатная пленница! –
Волосы в синих ветрах —
В синей хрустальной вечернице
Кто-то сложил вечера.

Манием звездного веера
Ветер приносит в полон
Запах морской парфюмерии
В каменный город-флакон.

Пеной из мраморных раковин
Ночь, нарождаясь, бежит:
Паками, маками, маками, —
Розами небо дрожит.

В синей хрустальной вечернице
Яблоки бронзовых лун.
О, предзакатная пленница –
Ночь на паркетном полу!

 

ОСЕНЬ

1
Пускай говорят соседи,
Что много выходит дров,
И прозелень лунной меди
Растет от сырых ветров —
В тревожный и мокрый вечер
Я снова окно открыл:
Врывайся свободно, ветер,
Исполненный птичьих крыл.

2
На ветру взорвались флаги:
Ночь вошла в блестящий сад.
Сучья, звонкие, как шпаги,
Обнажают листопад.

 

НОКТЮРН 6

Ночь первая
Едва перестанет весенний закат кровоточить,
И синими станут домов покрасневшие стены,
Я двери открою в лиловую ветреность ночи,
Я в окна пущу беспокойные серые тени.

На ликах зеркал, драпированных бархатом пыли,
Удвою, утрою арабские цифры тревоги,
Когда под шагами грядущей из прошлого были
Скрипичной струной напрягутся ночные дороги.

Придет — и поникну, исполненный радости мглистой,
Не смея поверить, не смея молить о пощаде, —
Так в лунном саду потускневшее золото листьев
Дрожащие звезды лучом голубым лихорадят.

* * *

Мы занимались копией
Древней иконы.
Мыслей измученных копья,
Ржавея, просили битвы
И облекали опием
Линии и молитвы,
Помыслов наших утопии,
Стиснутые законом.

* * *

По тротуарам, шурша, уходил
Порок духов и одежд.
Вечер последним окном погасил
Первые искры надежд.

Тень охватила какая-то дрожь –
Зыбь потревоженных вод.
Вечер бросается, жадный, как нож,
В черный домов хоровод.

Брызжут горячие искры светил
Из глубины небытья.
В черном просторе холодных перил –
Вечер, безмолвье и я.

 

НОЧНАЯ ПЕСНЯ

По тучам, по звездам в остывшим закат
Вечерние птицы летят.
А городом, ставшим по пояс в луне
Косматая полночь на черном коне
Едет. Едет. Едет.

Дремлют сады, ожидая весну,
Ветер их клонит ко сну.
По звонкому холоду каменных плит
Не искры, не искры летят от копыт –
Звезды. Звезды. Звезды.

По лунному городу полночь спешит|
И лунный в руке ее щит, —
И, глядя в него, засыпают дома.
И к ним наклонясь, уснула сама
Полночь. Полночь. Полночь.

* * *

Чудотворные пальцы икон
В кипарисовом масле тоски
Лихорадило…
Был камертон
Окончанием каждой руки.

* * *

То — лепестки хризантемы
Или утренний иней?
Мне из окна не виден
Запорошенный сад.
На стеклах древние темы –
Крупкой росписью линий,
За стеклами георгины,
Как одежды, висят.
Из них не собрать букета,
Палитра и кисти засохнут,
Холсты перестанут мучить,
Отдамся в полон стихий.
Звенящих углей сонеты,
Холодные синие окна,
Дивана уют дремучий –
Буду писать стихи.

* * *

Когда из пустой канонерки
Был кем-то окликнут Роальд, —
«Привет Вам, прохожий берсеркер!»
«Привет Вам, неистовый скальд!»
Сырую перчатку, как вымя,
Он выдоил в уличный стык, —
«Мы, верно, знакомы, но имя
Не всуе промолвит язык».

Туман наворачивал лисы
На лунный жирок фонарей –
«Вы все еще пишете висы
С уверенной силой зверей?”

«Пишу», — заскрипев, как телега,
Я плюнул на мокрый асфальт.
А он мне: «Подальше от снега,
Подальше, неистовый скальд!»

Громадно и громко молчат небеса,
Восходит звезда за звездой,
Для рифмы, конечно, я выдумал сам
Твой жалобный крик, козодой.

А что не для рифмы?
Оборванный сон,
Луны серповидный обрез,
Дворовый колодец — бетонный песок,
Кессонная злая болезнь.

Блестящей монеткой горит в синеве
Серебряный очерк лица,
И только для рифмы на желтой траве
Тяжелый живот мертвеца.

Идущие к дому, спешащие прочь,
Не надо на рифмы пенять,
На ваших кроватях костлявая ночь,
Патерая, потная блядь.

* * *

Сквозь кружево лиственниц мглистых,
Читая скрещения шпаг,
Я резок, как пушечный выстрел,
Как ветром освистанный флаг.

Когда изукрасить заливы
Луну принесут облака,
Над миром — таким молчаливым!
Моя распростерта рука.

Тогда каменеет бумага
От тяжести гордых словес:
Люблю одиночество флага
В хохочущей глотке небес!


Обсуждение