Интервью с Сергеем Калугиным
-Что ты делал последние два года?
-Я собрал группу, с ней мы очень активно выступали весь прошлый год (я мыслю учебными годами до сих нор, то есть с сентября 95 но май 96), дали очень много концертов, я сыграл несколько сольников. В среднем выступали 2-3 раза в месяц по каким-то московским клубам, они разорялись — а мы всё равно продолжали выступать… “Не бей копытом“ ещё держится до сих пор, “Табула Раса“, “Магнифик”, был зал в театре Спесивцева; сейчас всё это накрылось, и единственная точка, где ещё можно выступать, это ЦДХ, который сейчас Урюпин оккупировал… А в этом году все выступления прекращены, я не даю концертов, единственное исключение — вот в Питер приехал, меня позвали, и ради такой большой гастроли было грех отказываться. А в принципе сейчас я с концертной деятельностью завязал, группа заморожена…
-Почему?
-Меня очень утомила старая программа, с которой я рублюсь где-то уже три года. Год её записывал, год выступал сольно, год выступал с группой — с одними и теми же вещами, в общем-то. Новые вещи не пишутся пока, поэтому в Москве я уже просто больше не могу. За пределами, видишь, выступаю.
-Зачем тебе группа? Ты человек в большей степени самодостаточный…
-Как любой человек, в молодости не наигравшийся в хэви-металл, я до сих пор имею огромный комплекс. Мне хочется так вдарить, чтоб потолок обрушился. В каком-то смысле реализуя этот комплекс, я собрал группу. Ну и мне действительно нравилось, как это звучит в аранжировках, было интересно работать. Ну а сейчас, очевидно, группа будет реформироваться, в том смысле, что мы пытались использовать синтезатор как некий кладезь акустических звучаний, поскольку очень хочется выйти с симфоническим оркестром, а оркестра-то нет! Сейчас, eсли всё это будет пересобрано, появятся новые музыканты и будет сделан упор на акустическую сторону. То есть появится перкуссия, этнические инструменты, барабанщик, и вдобавок к этому будет подвязан ещё синтезатор — уже как фоновый инструмент.
-Ты играл с Арефьевой в качестве сессионного музыканта. Насколько охотно ты вписываешься в такие дела?
-Очень неохотно. История была такая: я Арефьеву попросил подпеть на компакте, что она и сделала, а она, соответственно, попросила меня подыграть на диске, который записывала. Я подыграл, в “Чёрной флейте“. А она говорит: “Слушай, ну поиграй со мной, у меня гитариста нет, помоги, выручи разок!“. Я вышел, сыграл, потом второй раз, потом третий… А она энергетически очень мощный человек, как накатит — никуда не деться, а я как раз мягкий, спокойный, на меня как раз воздействовать таким образом возможно. И вот она меня выписывала концертов на пять-шесть, я таким образом по дружбе ей подыгрывал, но в конце концов взбунтовался, говорю: “Оля, ну не могу я больше! На студни если помочь — я с удовольствием приду, а концертная деятельность… Найди себе нормального гитариста!“. Что она и сделала, у неё сейчас всё благополучно, очень хороший, крепкий состав.
-Сегодняшний твой концерт организовала газета “Вече», я её как-то случайно читала, и там ты стоишь на первом месте в списке рекомендуемой музыки для фашистов.
-Не для фашистов. Я шёл в рубрике “Что полезно слушать русскому человеку”, как я сейчас помню.
-Откуда такой интерес всех этих национал-патриотов к твоей персоне?
-Я тебе могу сказать то, что они мне сами рассказали. Они меня считают певцом истинно арийского духа, уж не знаю, с чего такое дело разнеслось. Я-то лично думаю, что я семитический дух выражаю точно так же, как и арийский, это некие культурные пласты, с которыми я играю и посредством апелляций к которым пытаюсь отражать какие-то ситуации, которые со мной случаются и вообще характерны для духовного пути человека. Я-то грешным делом думал, что вся причина в том, что у меня на обложке компакта помещена свастика. А оказалось — нет, ни фига. Оказалось, фишка в том, что в моих вещах абсолютно не прослеживается блюзовых интонаций, что у меня постоянно акцентируется первая доля, что характерно для европейской музыки, я не для рок-музыки, которая пошла от негритянских корней, и используются мелодические и гармонические миноры, которые опять-таки характерны для европейской музыки. Когда эти подбарочные обороты звучат, им это очень нравится, и они считают, что это настоящая белая музыка и что это оппозиция тотальной негритянской культуре с её вторыми долями, которая всё затопила. Но крайней мере, мне всё это изложит таким образом.
-О свастике на компакте надо, наверное, спрашивать Олли*?..
-Это я её попросил. Я вот сейчас процитирую Дали, которого недавно читал, он говорит, что “сумасшедшие и самоубийцы липнут ко мне, потому что тёмное знание говорит им о том, что я свой. Также они считают, что единственная разница между мной и сумасшедшим в том, что я не сумасшедший». Действительно, был в моей биографии эпизод… то есть этот тип сознания мне очень знаком внутренне, и действительно, мои декларации трёхлетней давности могли способствовать такому интересу. Как правило, те, кто приходят, они деклараций-то моих, собственно, и не слышали…
Давай я вот с какой стороны заплыву: дело в том, что современный мир, современное общество, то, что сейчас пытается устроить человечество, наглухо игнорирует целый ряд ценностей, которые действительно этими ценностями являются, которые необходимы для того, чтобы человек гармонично и празднично существовал в этом мире, существовал благородно. Задача мира такова, что он их не только задвинул на второй план, но просто агрессивно не принимает. Это: красота, иерархия, служение, строгость, аскеза, самоограничение и благородство, ещё раз благородство. И я именно на это делаю упор, на возрождение, жизнь традиции; и существует целая волна людей, которые современное бытие не принимают в силу того, что эти ценности в нём задвинуты. И когда люди пытаются защищать эти ценности, неприятие мира по отношению к ним таково, что они звереют. И, соответственно, следующий ход: “Ах так? Ну ладно!!». И человек обривается наголо, прячет в голенище нож, начинает орать “Зиг Хяйль!” — то есть, действительно, я на себе с этим столкнулся. Я говорю о том, что должно быть так-то и так-то, а мне говорят: “Ты фашист!”. Ты спокойно это слушаешь, пытаешься объяснить, а потом возникает это искушение сказать: “Ах так? Да, да, вот я такой! Зиг Хайль!“’. Я не понимаю, естественно, куски мяса, которым по фигу, к чему примкнуть, лишь бы ревизовать свои агрессивные потенции, такого плана пассажиры есть везде — но вот этих людей озверевших, я их очень хорошо понимаю. Ну а поскольку они чувствуют, что я защищаю именно их, то они и клюют, приходят, примыкают. Если каким-то образом то, что я делаю, поможет предотвратить извращение этих самых ценностей, то было бы очень хорошо. И если это поможет донести до тех, кто стоит на противоположных позициях, то, что эти ценности — действительно ценности, то… То есть существует три, условно говоря, парадигмы: коммунистическая, либеральная и фашистская. Каждая из них постулирует некие вещи, которые, в общем-то, правильны. Проблема в том, что нет интегральной философии и интегрального взгляда на мир, который бы объединял всё это. И покуда этого нет… Сейчас, в общем-то, господствует либеральный взгляд, он несёт в себе ровно столько же минусов, сколько и прочие два пути. Мы с этим столкнёмся в самое ближайшее время.
-Так свастика на компакте — это эпатаж, декларация или…?
-Я, честно говоря, сдуру думал, что буду очень оригинальным, но оказалось, что на тот момент вышло штук пятьдесят компактов, где свастика использована. Если б я мог предвидеть такой поворот, я бы этого не сделал, а так получилось, что попал в струю. Что касается меня лично, то свастикой я болен очень давно, это один из самых любимых моих символов, и я считаю, что растабуирование свастики — одна из задач поколения. Обходить её очень сложно, и, пожалуй, невозможно. Это не только каббалистический, но и одни из самых древних традиционных символов, который встречается и в китайской культуре, и в европейской — где его только нет! Я вот только вчера из храма Смоленской Божьей Матери, где этот символ орнаментально повторяется просто везде. Опять же он встречается на гробницах первохристиан… То есть я пытаюсь к ней относиться как к символу в ряду других очень мощных символов, таких, как треугольник, равносторонний крест, пяти- и шестиконечная звезда и другие. В общем, геометрические символы, обозначающие определённые духовные вещи. Насколько я понимаю, в европейской культуре левая и правая свастики аналогичны инь-янь. И у меня этот символ встречается именно в таких значениях. Ну а помимо этого, эпатаж — такое приятное занятие! Ещё раз говорю, что, помещая этот символ на обложку, я совершенно не имею в виду, что моя мечта — построить газовые камеры на каждом втором углу. И, с другой стороны, трагизм и ошибка консервативной революции — это и моя ошибка, я тоже в это дело в своё время влип. Но сейчас я это просто пережил для себя.
-А если тебя будут вписывать в какие-то активные политические действия? Двигать впереди как некий культурный символ ?
-Нет-нет, я не буду в это вписываться! Я не склонен подписываться ни на какие мероприятия.
-То есть политикой ты не занимаешься и не собираешься заниматься ?
-Какое-то время у меня были определённые симпатии. Я, между прочим, героический защитник ГКЧП, я в 91-м году ходил вокруг Кремля и думал, что найдётся хотя бы один человек в стране, который понимает, что происходит. Сейчас я это проехал и думаю, что время каких-то попыток… Нет, в качестве культурного символа каких-то политических движений я выступать не намерен. Более того, мне как-то симпатично, что на моих концертах сидят люди с абсолютно разными убеждениями. Вот, пожалуйста, хиппари, вот скинхэды сидят и кричат “Зиг Хайль!” как раз в те моменты, когда я начинаю петь на древнееврейском. Это красиво, согласись. Я ещё раз говорю, что, на мой взгляд, наступают потихонечку времена, когда… Собственно говоря, каждый человек — это человечество в миниатюре, а человечество в целом — это и есть отдельный человек. И пора кончать эту шизофрению и… ну как тебе сказать? Вот я ездил с хиппарями два года назад в Крым и было очень интересно слушать их дифирамбы в адрес Советской Армии, потому что они как раз попали в Грузию в какую-то страшную ситуацию, когда началась война и вывозил их оттуда на броне БТР не кто иной, как российский солдат. И до них дошло: всю жизнь бунтуют против сапога, гремя феньками с пацификами, а армия-то, ёлки-палки, нужна! Нужна просто для того, чтобы люди не перестреляли друг друга! И те же самые процессы происходят и в патриотических кругах, потому что они вдоволь наелись ненавистью, и до них стало доходить, что без любви-то — никуда! Любовь-то — центр всего. И очень интересны процессы проникновения, я пытаюсь работать как раз на это. Чтоб человек расслабился, перестал себя вписывать в некое движешь и осознал себя как цельную личность, как целостное бытие, и чтоб ценности — любою,, свобода, равенство с одной стороны и иерархия, красота, служение — с другой существовали не в конфликте, а в органичном синтезе. Я знаю один-единственный пример, когда эти ценности действительно встретились и стали друг друга дополнять: церковь. Здесь соединяется демократия и монархия, иерархия и равенство… Другое дело, что эта попытка на данном этане ужасно себя скомпрометировала, и состояние церкви катастрофическое. Тем не менее такая попытка была, и всё-таки она живёт. Говорят, что церковь — небо на земле, и вот возвращение к храмовому искусству — это мой вектор. Моя попытка.
К. Борисова
январь’97
Графика — Ольга Руммель.
Использованы фрагменты оформления компакта Сергея Калугина “Nigredo»