Интервью перед концертом

Моя январская поездка в Москву была вызвана одним обстоятельством: 27января 1998 г. в Центральном Доме Художника (ЦДХ) должен был состояться концерт Сергея Калугина и его группы ДИКАЯ ОХОТА. К сожалению, в силу объективных обстоятельств в Питере увидеть и услышать их пока нет никакой возможности.

Единственный концерт, данный Калугиным 26 января 1997 г. в Санкт-Петербурге, никак нельзя назвать удачным из-за плохой организации.

А в Москве Сергей Калугин выступает достаточно часто: и на квартирниках, и в клубах. 24 января его на свою программу “Антропология», что на телеканале “Культура», пригласил Дмитрий Дибров, что позволило узнать о творчестве Калугина большому числу зрителей и потенциальных поклонников. Апофеозом всему стал аншлаг (около 700 человек) на концерте 27 января сего года, перед которым мне удалось побеседовать с Сергеем.

 

-Сергей, расскажите, пожалуйста, о своём первом выступлении перед серьёзной аудиторией.

-Серьёзная аудитория — что имеется в виду ?

-Имеется в виду не квартирник для узкого круга, а нечто более масштабное.

-Первое клубное выступление, если я не ошибаюсь, было весной 1994 — первый клубный концерт ДИКОЙ ОХОТЫ, совершенно безумный: за двадцать минут до выступления мы стёрли все барабаны; к счастью, их удалось восстановить. На концерте мы постоянно расползались в разные стороны — это была полная катастрофа. А до этого у меня были сольные концерты в театре Спесивцева.

-Вам всё равно, где и перед кем играть?

-Нет, пожалуй, не всё равно. Я для себя совершенно чётко определил, что никогда не полезу в сборные тусовки, даже ecли какая-то популярность поднимет меня снизу. Тот уровень опопсовоности, на котором существуют, к примеру, МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС и КВАРТАЛ, для меня совершенно невозможен. А публика… не хотелось бы выступать перед “новыми русскими”.

-Ваше выступление — это шоу, спектакль или потоки неких энергий со сцены?

-Это состояние полного безумия, потому что, как правило, ничего не готово. У меня есть нехорошая русская привычка делать всё в последний момент. Например, мы собирались за две недели до этого концерта, была масса проблем, а закончилось тем, что за два дня до концерта барабанщик сказал: “Ребята, вы знаете, в день концерта я улетаю в Арабские Эмираты на три месяца”. В конечном итоге он никуда не улетел, но мы спешно нашли другого барабанщика и сегодня он будет играть большую часть концерта. В общем, каждый раз мы вылетаем на сцену в состоянии шока и не знаем, что получится. А насчёт потоков энергии — это зрителям виднее.

-В чём для Вас разница между первым исполнением песни “для себя «, студийной работой и концертной ?

-Песня по-настоящему живёт первые две-три недели со дня написания. Потом уже фиксируется исполнение и дальше начинаешь работать с магнитофоном, по возможности вкладывая в это некую внутреннюю силу, но жизнь из песни очень быстро уходит. Студия — это ближе к демонстрации материала, передать живую атмосферу концерта там, конечно, совершенно невозможно. А на концерте начинается некий живой обмен с залом, и эти энергетические кольца важнее всего остального.

-Это зависит от характера песни или от собственной настроенности?

-Скорее, от собственной настроенности.

-А студийная работа подразумевает большое количество дублей…

-Да, именно так, поэтому всё получается несколько отмороженным. Можно, конечно, предположить некие идеальные условия, когда тебе сунули два микрофона, пришла группа и отыграли вживую. Некоторые так и делают. Или как Маклафлин с компанией: поставили магнитофончик в центре комнаты, сели, вживую отыграли альбом и ушли. А мы достаточно тщательно прописываем партии, ищем — такая вот максимально чистая и продуманная демонстрация материала.

-В последнее время Вы гораздо чаще стали давать концерты — и квартирные, и более серьёзные. Недавно Вы появились в прямом эфире у Диброва в “Антропологии ”. С чем всё это связано?

-Да ни с чем это не связано, потому что на самом деле я выступал мало: этих квартирников было, наверное, три штуки, которые я сыграл за прошедшую осень. Иногда это связано с тем, что попросту есть нечего, а тут вдруг кто-то звонит: “Давай ты квартирничек сыграешь?” Я наоборот весь этот год старался выступать как можно меньше.

-Почему?

-Потому что я очень помалу пишу — у меня в год появляется одна-две новых песни — и я принципиально выступаю мало, чтобы зритель успел слегка соскучиться и чтобы появилось что-то новое, которое я мог бы показать.

-Вы обычно работаете в акустике, а не хотелось бы попробовать в электричестве?

-Да, следующий альбом будет электрическим.

-Когда его можно ожидать ?

-Вот после этого концерта мы садимся в студню, а дальше — как всё получится.

-Какие у Вас приоритеты в музыке?

-DEAD CAN DANCE. Естественно, за кадром оставляем классику и т.д. Да и в классике всё достаточно традиционно: Бах, Моцарт.

-Это то, что оказывает влияние на жизнь, творчество?

-Нет, это просто близкие мне люди. Ещё — всевозможные этнические деля, Гариэль очень нравится… Ладно, туг я могу долго рассуждать.

-Юрий Наумов утверждал, что у него на первом месте стоит музыка, а не текст. Как у Вас?

-У меня, пожалуй, философия. Это просто высказывание определённой идеи и облечение её в некую традиционную форму. В принципе, все мои вещи — это в разной степени стилизация. То есть для высказывания определённой мысли подбирается адекватная форма и потом уже по законам этой формы она воспроизводится как можно более аутентично.

-Рождение песни у Вас — это озарение или кропотливый труд?

-Очень по-разному. “Танец Казановы» я писал года полтора, вымучивая из себя каждую строчку, “Весна” появилась за два-три часа целиком. Всё это совершенно непредсказуемо.

-Вопрос, может быть, несколько абстрактный: свобода творчества — насколько она важна?

-А разве бывает несвобода?

-Ну, я не знаю. В данном случае Вам виднее… Человек что-то созидает, выступает на сцене, пишет песни — находится наедине с какой-то своей Вселенной. Должен ли он в этот момент быть свободным от всего остального, отграничиваться от обыденности?

-Ограничиваться бессмысленно, потому что она всё равно войдёт и всё равно с ней придётся иметь дело.

-Но с ней надо бороться или просто махнуть рукой?

-Да и бороться-то нехорошо, так как чем больше борешься, тем больше оказываешься этим захвачен. Рукой махать тоже не получается — за кефиром-то идти надо. Идеальный вариант — это то, что в православии называется Царский Путь — надо искать для себя серединный путь, который не уклоняется ни вправо, ни влево.

-Куда в таком случае направлено Ваше творчество: наружу или “в себя»?

-У меня, скорее, это просто отходы мыслительной деятельности.

-Если это — отходы, то какая тогда сама мыслительная работа?

-Тут ничего нового: попытка осмысления реальности, попытка открыть для себя какие-то более глубокие пласты.

-Ваше отношение к вере?

-Я православный христианин. Но если меня серьёзно припереть к стенке и наставить пулемёт, то я буду исповедовать Никейский символ веры. А вообще я себя ощущаю живущим в доникейском периоде. Восточная, Западная, Коптская, Армянская, Несторианская церкви — всё это я ощущаю как единое целое. Везде, где преломляется хлеб в искренней убеждённости, что это есть тело Бога, и предлагается вино с искренней верой, что это есть кровь Бога — это для меня христианство. А расхождения, возникшие от адаптации Откровений к кальвинистической культуре, меня мало интересуют.

-Но христианство — это религия, принесённая на Русь извне. Какое у Вас отношение к язычеству?

-Язычество — это корни. Обычно более примитивные религии разрешаются в более совершенной. Подобно тому, как шаманизм разрешился в буддизм на Востоке, у нас язычество достаточно органично разрешалось в христианстве. Это более широкий объём, нежели язычество. Скажу больше: для того, чтобы понять язычество, нужно быть христианством. Если ты попытаешься сделать это в обход христианства, то в лучшем случае создашь какие-то иллюзорные пространства, которые к делу отношения не имеют.

-Помнится, в одном интервью. данном Вами год назад в Питере, Вы сказали, что Ваше время — это европейское Средневековье. Не грозит ли это по нынешним меркам раздвоением сознания, души?

-А я штопаю этот разрыв, потому что ничего не поделаешь: современная реальность вторгается. И сегодня будет как раз пара песен, которые сугубо современны: рок-н-ролл на бытовую тему и “Московская Православная”. Просто, действительно, в какой-то момент я почувствовал, как образуется некий шизофренический разрыв.

-Совершенно отвлечённый вопрос: что доставляет Вам удовольствие в жизни?

-Вообще удовольствие появляется тогда, когда тебя наполняет Сила. Это единственный источник, а по какому поводу она тебя наполняет — уже не суть. Только эта Сила должка приходить извне, а не быть уворованной.

-Должен ли исполнитель нести ответственность за слушателя?

-Это достаточно актуальный вопрос. Был случай, когда человек отстрелил себе башню, наслушавшись песни “Радость Моя”. Я очень долю думал: чувствую ли я свою вину по этому поводу или нет? И когда я немножко узнал о судьбе этою человека — он прошёл несколько войн и явно искал такой выход — я перестал ощущать ответственность за подобные ситуации. Я выдаю некие энергии, а как человек это воспринимает и как этим пользуется — это его дело. Я просто стараюсь говорить честно то, что думаю и переживаю, а уж к каким выводам придёт человек… Некоторые начинают стрелять в толпу, наслушавшись BEATLES — это вообще бред. Я не думаю, что художник должен нести ответственность за подобные ситуации.

-То есть у Вас нет страха за то, что фраза «.Ничего нет прекраснее смерти ” даст начало новой религии?

-А это старая религия, это нормальная христианская позиция.

-Но каждый её интерпретирует по-своему, потому что нельзя назвать нынешнее увлечение религией серьёзным к ней отношением.

-Да, конечно. Я уже как-то рассказывал такой интересный случай: мы с женой были во Псково-Печёрском монастыре, в пещере, и ходили там в полном блаженстве — святое место, спать там можно лечь в этих пещерах, на этих гробах! Одновременно пришли туристы, которые на это всё смотрели и явно находились в состоянии тотального ада: кругом черепа, гробы — только бы бежать оттуда! Они в страшном сне такое увидеть не могли… И рай, и ад человек всегда таскает с собой. Совершенно естественно, что нормальный религиозный человек воспримет песню “Радость Моя“ как ведущую вверх. Человек, который упёрся в некие мрачные пространства, может воспринять её как некрофильский гимн. Но сама песня за это не ответственна — в ней достаточно много пластов, и если человек сам их не раскроет, то это его проблема.

-Расскажите, пожалуйста, про раритетный альбом “Путь ”…

-Этого альбома нет, не было и никогда не будет! Одна песня с него войдёт в новый альбом.

-Раз уж такой ответ, то я не стану углубляться в подробности.

-Да, не стоит.

-Расскажите тогда про фильм “SocialistStiy», снятый ВВС.

-О, это полная ерунда. Не знаю, почему она до сих пор остаётся в пресс-релизе. В 1988 году приехали сюда би-би-сишники и снимали фильм о жизни советской семьи, так что как музыкант я к этому особого отношения не имел, просто фильм заканчивался сценой квартирника.

-Ну вот, в принципе, всё. Я надеюсь, что удастся наконец сделать очередные Ваши гастроли в Питере и что это будет исполнено на более высоком уровне, чем год назад.

-Да, я тоже на это надеюсь. Надеюсь, что всё будет происходить в более подобающем зале, нежели “Колизей”, и что заниматься организацией станут более профессиональные люди.

-Желаю Вам и ДИКОЙ ОХОТЕ удачного выступления.

-Спасибо.

 

В первом отделении концерта выступал Игорь Смирнов — сюрприз, никак не отмеченный в афишах. Мне он больше всего напомнил раннего Градского, причём сходство было не только в манере исполнения, но и во внешности. Тем не менее, Смирнов достаточно интересный и самобытный автор, принимали его очень тепло.

Но это не могло сравниться с той овацией, которую устроил зал при появлении на сцене ДИКОЙ ОХОТЫ. Во время интервью чувствовалось, что Сергей немного нервничает: аншлаг — это серьёзно. Но обстановка в зале сложилась очень тёплая время от времени Калугин общался со слушателями… Писать об этом выступлении крайне сложно — там надо было присутствовать. По ходу концерта возникали различные технические сложности всё-таки зал ЦДХ больше подходит для лекций и сальных выступлений. Угловое расположение сцены привело к тому, что ритм-секция “съела” остальные инструменты. За несколько дней до концерта Калугин решил использовать для своей гитары металлические струны вместо обычных для него синтетических, сославшись на то, что синтетические струны будет плохо слышно. Так вот: с металлическими произошла та же история — гитара Сергея почти терялась в массе низких частот, издаваемых бас-гитарой и барабанами. На “ура» были приняты абсолютно все песни: как новые, так и старые. В текстах Калугина появились ирония и сарказм, которых не было на NIGREDO, да и диапазон музыкальных стилей, используемых им в своём творчестве, значительно расширился. В общем, новый альбом Сергея Калугина & ДИКОЙ ОХОТЫ обещает быть очень интересным.

Интервью, текст и фото — Сергей Галкин

P.S. Хочу выразить огромную признательность:
Дмитрию Урюпину — за пресс-релиз С.Калугина и предоставленную возможность для интервью,
Татьяне Ивановой и её родителям — за гостеприимство, радушие и терпение,
Аллеею Стебанову — за техническую поддержку,
Юлии Ладыгиной — за очарование и загадочность.


Обсуждение