У подножья горы, или попытка о-очень субъективной рецензии

Минувшее лето было жарким, небывало, нестерпимо жарким, и плавился асфальт, и коварная азиатская лень брала податливый ум в полон, и влажное марево, в которое превратился воздух, наплывало на урбанистический пейзаж, лишая его обычной серой строгости…

И в тогдашнее моё мироощущение весьма органично вписался последний альбом группы АВАРИЯ — “Гора на небе”, как раз в разгар лета и услышанный.

Первое, самое общее впечатление от альбома — мультфильмы в жанре абсурда: яркая мозаика образов, соединённых будто бы механически, сделала бы честь бессмертному Эдварду Лиру, и образы эти, благодаря чёткости линий и причудливости очертаний, кажутся вырисованными рукой аниматора. Или — ещё одно сравнение — миражами, возникающими в призрачно бледном небе.

Но, хотя в этих песнях-мультфильмах и живут всяческие загадочные звери — целый бестиарий! — и прочие персонажи сказочного и фольклорного происхождения, и живут престранно, и сцены сменяются с хаотичностью, присущей обозначенному жанру, ничего “неземного”, “нездешнего”, “запредельного” в них нет — это мир “здесь и сейчас”, обыгрывая название альбома — мир, раскинувшийся в долине у подножья небесной горы, отражённый дробным, разорванным сознанием нашего современника, увиденный взглядом отстранённым, но не свысока.

Голос “главного аварца», солиста и автора музыки и текстов, Андрея Радченко — хрипловатый, скупой на интонации, иногда немного усталый — сам по себе уже служит своеобразной “снижающей метафорой», исключающей возможность излишне пафосной трактовки.

Его творчеству свойственен трагизм особого рода, но — только в подтексте, в угадываемой “предыстории» при полном отсутствии истории как таковой, — никакого надрыва; если внутренний конфликт и есть, он остаётся за кадром: всё давным-давно пережито, выплакано, осмыслено – затишье после бури, слегка ироничное спокойствие зрелости. Вновь вышло солнце — этот парадоксальный мир парадоксально светел.

Музыку АВАРИИ, в частности, представленную в “Горе на небе”, не решусь, в силу своей неграмотности, как-то классифицировать, единственный и самодельный “ярлык”, который приходит в голову — “псевдоориентализм”: это всё же не “всамделишный” Восток, это — Питер, Россия, Евразия… словом, знойной марево на фоне городского ландшафта, прощения за вольную ассоциацию не прошу. Затейливая вязь двух гитар (Радченко и Юрий Шенкер), перкуссия — Александр Рагоза — индийские барабанчики табла, и флейта — Наталья Васенева. Опять же “по-восточному” нарядные орнаменты аранжировок. Музыка как бы стелется по низу тяжёлой волной, и даже прозрачная мелодия флейты, взмывая над землёй, застывает вдалеке от небес.

Альбом открывается песней “Ангелы” — некоей панорамой с “ангельского полёта”, впрочем, как выясняется… Любопытно это сравнить с “Могилой” из предыдущего альбома (“Абракадабра, плыви”) — и сыграно в той же тональности, и имеется прямая автоцитата в позднейшей из песен: “Мимо своей могилы/ Мимо своей тюрьмы…”, и, если там — почти ещё юношески-серьёзное: “Господи, дай мне силу/ С тобой говорить языком”, то здесь: “Господи, дай нам силы!/ Ведь ангелы — это мы”. Круг замкнулся, ангелы — это мы. Те самые, что водятся на суше, и, неуклюжие, “в сердце прилежно метят/ А попадают в пах”.

Дальше идёт мой любимый “Петербургский муравей” — одна из самых “миражных”, самых сюрреалистичных песен альбома. Очевидная параллель с пушкинским “Медным всадником”, можно сюда же и всего Достоевского пристегнуть при желании — “Этот город над рекой/ Пётр Первый основал/ Муравей его взорвал”, в ирреальной атмосфере кроха-насекомое равняется в размерах с уничтоженным им — то ли в отравленных фантазиях, то ли “в действительности” — каменным исполином, — жуткая картинка! Но тон “рассказчика” не повышается ни на мгновение.

“Ворона” — пожалуй, самая жизнерадостная песенка. Любят всё-таки “аварцы” животных — добрые, значит, люди! Но рифма “ништяк — косяк” как-то… смущает, что ли…
Восьми-с-лишком-минутной эпопеей “Времена года” заканчивается первая сторона. Русский фольклор на ориентальном фоне — я ж говорю, Евразия! Жаль только, что к моменту записи музыканты ещё не додумались использовать “Болеро” Равеля, что теперь с успехом делают на концертах.

Первая на второй стороне — мелодичная “колыбельная” “Кот в сапогах”. Ещё одна моя любимая песня, слушала бы и слушала. А что до результата, который даёт сплав сказочки Перро с детской страшилкой про гранату… ну, взорвал дед горком, ну, палил старенький “из пушки куда попало”, ну, котика обидел — так давно же всё это безобразие случилось. И совсем-совсем никому уже не больно. А звук флейты нежен и красив до слёз.

“Черта” медитативна и производит странное впечатление… какой-то сложной игры с оптическими эффектами и вращающимися зеркалами. А о чём это — Богу и автору известно.
И в завершение — “Гора на небе”, давшая название альбому и единственная, насколько мне известно, специально для него записанная — кульминация и итог одновременно. Ещё одна панорама — грандиозная панорама суеты “человеков дней последних”, где смерть зажата в кулаке дебила, а солнце светит в ночи. “Мир многолик и скушен/ Карфаген должен быть разрушен” — решающее усилие… и, на выдохе, рефрен — “Гора на небе!..”

Горя на небе, что это — очередной мираж или видение, непостижимое и недостижимое доя обитателей её подножья?

Сэнди


Обсуждение