Муза, воспой дифирамбом славного мужа, который…
Дядя Гомер
Помните школьную программу? Не всю, конечно, не всю, а только пару-тройку уроков литературы в одиннадцатом классе: быстро, почти бегом, почти мимо — Мережковский, Гиппиус, Бальмонт, Сологуб, Белый, Северянин, Мандельштам… Далее — уже не в пример подробней — Блок, Маяковский, Ахматова, кто-то ещё, читайте, учите наизусть стихи, на вступительном экзамене в институт обязательно спросят…
«Начало XX литературного столетия внутренне связано с его концом, который пришелся на наше время. Как и веком раньше, наша литература столкнулась с проблемами крушения и возрождения идеалов, переоценки всех ценностей, созданием новых жизнетворческих и жизнестроительных концепция, соперничеством реализма и романтизма, материализма и идеализма, альтруизма и всех разновидностей эгоизма. Вот почему поэзия «серебряного века», отразившая в себе эти проблемы и устремления, интересна сегодня не только для познания нашего прошлого, но и для постижения духовнонравственных и эстетических процессов настоящею и будущего.»*
Ландо, муаровые платья, ананасы в шампанском, “Бродячая собака”…
“Знаешь, у меня такое странное ощущение от всею этого — как будто собрались поэты… к примеру, серебряного века, и решили спеть свои стихи под гитару «
Последняя цитата — личное мнение моей сестры, временами отнюдь не самого тупого человека на свете, высказанное ею после квартирника, прошедшего у меня на флэту и описанного в меру сил и возможностей — в “Осколках” № 7.
А у Поля есть песня “Серебряный век” — написанная тремя месяцами позже и совсем не об этом. Хотя…
А ночами ножи разжимались
и жались на ножное ложе…
И Серебряный Шар жал в ребро,
обнажал серебро бренной кожи.
Я бежал по меже между душ,
шедших с неба, как снег…
Меня ждал, разжигая в ладонях сбой ладан,
Серебряный Век…
Я не одинока и в любви, и в нелюбви к Полеву творчеству: кто-то презрительно клеймит его “декадентом”, упрекая в “заумности” и “эстетизме”, кто-то — признаётся в том, что был весьма чувствительно травмирован тремя десятками подобных песен (которых на сегодняшний день в моём “официальном” архиве — тридцать три плюс три стихотворения, и ещё одна вещь — в стадии переделки). Есть люди, почти демонстративно уходящие с выступлений, когда Поль играет в каких- нибудь сборных “солянках” — кто знает, что чудится им за изысканной вязью сплетений слов и струн — а есть… ну, скажем так, поклонники, склонные не то что за каждой строчкой, но и за каждым словом искать и находить — глубокий смысл и прочие откровения…
«Для меня, если по вещи нельзя написать философский трактат, она не является произведением искусства. ”
Из интервью газете “Стиль”. Ну вот и дошли после летовских запределок, после андерграунда, в доказательство немереной крутизны и революционности подложившем бомбу под свой собственный зад (грохотало по всей стране, бэйби, кое-где осколки летают до сих пор) – возвращение на мифопоэтические, иррациональные “круги своя”, круги, изначально не свойственные общему российскому менталитету, а поэтому трогательно обреченные на невостребованность — даже в той мере, в какой вообще возможна востребованность того, что грубо называется “некоммерческим искусством”. Профессионализм? Да, пожалуй. Тусовочный синдром? Что ж, тоже важно… За счет этих двух составляющих — слушали, слушают, будут слушать. Квартирники, какие-то клубы, акустические фестивальчики, два интервью, двадцать-тридцать человек, более-менее способные понять значение слова “эгрегор” (каюсь, сама до разговора с Полем не знала, что это такое).
Там , где нёбо неба чешут руки –
Ростральных , раненых колонн , —
Я ною от боли н от скуки ,
Предвкушая погребальный звон…
Записи? Да, конечно, существуют. Истины ради начну с “Чёрной Мессы” — шестидесятиминутной кассеты, в муках увидевшей свет (тьму?) в 1991 году и обозначившей некий перелом в творчестве молодого таланта — от типично подростковых и плохо срифмованных раздумий “о смысле жизни” до глубоких вещей, “чёрная”, “сатанинская” тематика которых воспринимается именно как символ, символ отречения — не от божественного, но от человеческого.
«…Знаешь ли ты, что мы оба дети дьявола?
Да, мы его дети. Дьявол — это дух, и мы его несчастные дети.»**
Всяческая популяризация данного альбома приравнена автором к тяжкому преступлению. Наверное, это правильно — по сравнению с более поздними вещами (я свято придерживаюсь теории относительности; для какого-нибудь автора-исполнителя средней руки “Чёрная месса” была бы очень даже неплоха) 80% песен представляют собой чисто академический интерес, а любителей выявлять и прослеживать, из каких чернозёмов торчат корни того или иного явления и вообще-то находится немного, к тому же именно для них существует пресса, священной обязанностью которой считается раскладывание вещей и понятий по различным ящичкам и полочкам.
Творчество Поля росло не из рок-н-ролла. Я уверена, что не было у него в детстве болезни преклонения перед “Led Zeppelin”, “Deep Purple” и прочими родоначальниками, ну, может быть, за исключением “Beatles”, которые так или иначе проехались по любым ушам и мозгам, оставив там свой неизгладимый след. Больше — Окуджава, ещё больше — Макаревич, плюс… романсовая форма, так изящно выстебанная позднее. Но главное уже прочитывается:
Я в полёте совсем не такой…
Я — бескрылая Чёрная Птица.
И одно лишь желанье разбиться –
Поднимает меня над Землёй.
Следующая по хронологии, уже почти официальная запись — 1994 год, “Театр Санкт-Питер’Брук, или Рок чистого разума”, live in “Стерх”, т.е. концертник. Почти официальная — потому, что в последнее время и эту кассету тиражировать не то чтобы запрещено… ну, нежелательно. Дела прошлые… Авторское определение, вынесенное на обложку: “декаданс-бард-рок” (позже заменено на “арт-бард-рок”); отсюда, по всей видимости, и пошло расхожее обвинение в декадентстве и прочих смертных грехах типа сложности формы, а также умения играть на гитаре и поставленного голоса.
«Декаданс — упадок, вырождение, разложение культуры.
Декадентство — направление, возникшее в буржуазном искусстве и литературе в последней четверти XIX века; является выражением упадка буржуазной культуры, её неспособности к дальнейшему развитию. Декаденты в Западной Европе, как и в России, были “представителями реакционного мракобесия и ренегатства в политике и искусстве” (Жданов). Декаденты проповедуют “искусство ради искусства», характерные черты декадентства: крайний индивидуализм, антиобщественность, погоня За внешней бессодержательной красивостью, вычурность, извращённость, формализм, мистицизм и т.п.»***
Первая же вещь — своеобразная игра; впрочем, кто сможет сказать наверняка, что из спетого Полем когда-либо всерьёз, а что — умелая стилизация? И название — “Гонки по диагонали” — настолько точно, насколько красива и одновременно искусственна конструкция аллитеративных наворотов, держащая хрупкий костяк песни. То же можно сказать и о “Портрете Сальвадора Дали”, то бишь “Соло для трубы с арестом”, и о “Пол’иаде Алекс’ея” (мирское имя господина исполнителя — Алексей Поляков), изящной фантазии на темы античности; и о “Тысяче второй Ша’хере’задской” — восточной боевой приходной песне, пожалуй, первой, которую можно отнести к расплывчатому ряду “стебалова” (прикольные песенки, которые П. вставляет на выступлениях между “нормальными” вещами, чтобы народ не очень уставал).
Общий настрой альбома — мистически-религиозный: Христос и Иуда, объединённые одним образом; дуализм “Разбитой флейты”, в не очень хорошо зарифмованных строках неумолимо разъясняющий вдумчивому слушателю внутреннее единство Света и Тьмы; богоборческий пафос “Дороги на рай” (в которой, кстати, снова появляется герой “Чёрной мессы”, вернее, возникает предчувствие его появления: “пробил час и бывший изгой/ на Земной плоти сеет перелом ”), перекликающийся с подростково-рассерженно-презрительным “Триумфальным гимном человечеству” и пронзительным трагизмом “Обойдённых Богом”:
Обойдённые Богом устали от ран,
Им ли думать о лучшей карьере?
Даже буря б стакане – уже ураган
Для ста тысяч влюблённых Сальери…
Как логическое продолжение — “Серенада Гефсиманской долины” и “Молитва” — взгляд сверху вниз — на Землю; поиски следов то ли “спящего Бога”, то ли его извечного двойника-соперника, в виде товарища в чёрной шляпе навестившего некую даму в заглавной песне предыдущего альбома, в изрядно улучшенном варианте продублированной на “Театре” (как и уже упомянутые “Обойдённые Богом” с “Разбитой флейтой”, и дождливая “Колыбельная”). И, наконец, ближе к концу 90-минутного марафона — две “программные” вещи, каждая из которых заслуживает самого пристального внимания.
“Автонекрология” — мелодичный плач семи сердец о своей безвременной гибели, история шести предыдущих инкарнаций и раздумья о судьбе седьмой, нынешней — вещь очень индивидуальная, можно было бы сказать “интимная”, если бы не… “Театр Санкт-Питер’Брук” — лики петербургской культуры на подмостках проспектов и набережных; признанные классики — поэты Серебряного Века — деятели т. н. “рок-музыки” уравнены в величии смертью (уже происшедшей или грядущей) и Городом, оборачивающимся театральной декорацией — всего лишь театральной декорацией…
Сознательная отстранённость автора от его “лирического героя” (да, полноте, а был ли мальчик?), а этого самого “лирического героя”, в свою очередь, от нас, слушателей, подчёркнутая звонким и холодным саундом акустической гитары, превращает со-переживание в co-наблюдение, не допускает возможности препарирования или взгляда с близкого расстояния — всё происходит как бы под стеклянным колпаком, отделяющим Поля от всего остального мира, и не мешающим ничему, кроме… Кроме?
…В раме мира ,
как лиры —
ряды параллельных ролей , —
Наши бюсты безмолвно стоят
средь лиловых аллей …
Нам не сделали руки ,
нас звуки тиранят , как плеть ,
Но нам каменных губ не разъять …
не сыграть , и не спеть …
95-й, 96-й годы — четыре песни, две из которых — то самое “стебалово”, потом — перелом, переход через “CrossRoad” (не правда ли, символично?) к целому букету самых разных, в большинстве своём гораздо менее “стеклянных” вещей. Исключение, правда, всего одно. Блюз — язык для разговора с Богом, дорога после перекрёстка — полосой — в небеса, но, хоть и признал поэзию выше всех деяний земных один пиит, считающийся ныне классиком (нет-нет, я ни в коем случае не сравниваю, просто привожу подвернувшиеся под руку исторические параллели), всё же пафос “Post CrossRoad’a” немного обламывает. Следующий шаг — “Попутная песня”, соединившая в себе “стебалово” и вполне серьёзное стремление к смерти, и ознаменовавшая собой открытие нового пространства, в котором свободно существуют последующие вещи.
«… трагедия в чистом виде в последнее время становится скучной и утомительной. Комедия просто глупа. Она не воспринимается и смотрится пошло. А вот трагикомедия жива и живёт. «****
Писать обо всех совсем недавно появившихся песнях, я думаю, смысла не имеет — слишком уж они разнородны и неравноценны; снова оговорюсь, что объективно плохих, конечно, нет — есть песни “среднего Полева уровня” — “Письмена Богу”, “Военно-Полевой Джазовый Штандарт”, версия романса “Отвори потихоньку калитку”, неожиданно простенькая “Проза Мира”. А вот кое на чём стоит остановиться и немного постоять.
Премьера давшего название нынешней программе (и сразившего народ наповал) “Серебряного Века”, а также моего любимого “Рассказа цесаревича Ананды об охоте на ГомоЗавра в среду” состоялась в октябре на каком-то из очередных квартирников и стала откровением для присутствовавших: может быть, благодаря дивному инструменту, наверняка украшающему стены всех среднестатических квартир (потому что ни на что другое, кроме как украшать стены, он не годится) под кодовым названием “гитара за 18 руб.”, может, благодаря ещё чему, но выступление случилось на редкость живым. Колпак приоткрылся… Как уже отмечалось выше, “Серебряный Век” — вовсе не о времени, а о человеке, самой первой, и, может быть, самой трагичной реинкарнации Поля (впрочем, первое воплощение всегда трагично; ведь именно его события во многом определяют карму следующих). В самых общих чертах повторяется внешний сюжет одной песни из “Чёрной Мессы”: древний Рим, гладиаторская арена, и, не желая добивать безоружного врага, герой гибнет от его руки. Здесь всё гораздо сложнее. “полукровка и полудурок, без рода, без веры”, его “реальная” жизнь и его сны переплелись настолько тесно, что трудно понять — что же на самом деле сон… Плюс актёрское мастерство — и песня в устах некоторых товарищей сразу же обрела второе название: “Э-э-э… Мне повезло!”; трагикомедия в действии.
“Рассказ…”, пронизанный буддистко-индуисткой философией и символикой — одна из самых завораживающих и страшных вещей. Ритуальное превращение в ГомоЗавра, осознание его в себе и ритуальное же уничтожение зверечеловека, прикованного к земле “древом желаний”…
…И мы будем по капле давить из себя ГомоЗавра,
Чтоб Закончить охоту хотя бы к концу Кали Юги…
И почти шаманское: «Не выходи из круга!”; круг, черта — граница между ТЕМ миром и ЭТИМ — не её ли ищут “калики перехожие” из “Расписной Поизбени” (ну кто из нас ещё не писал посвящений Я-Хе?) — очень нехарактерной для Поля песни. Фолковые мотивы, «русалочья кровь», «тридевятые хоромы”, «изба на куриных на ножках”, наконец, “рифма на слово «любовь”” (у Поля рифмуется с “кровью”, между прочим) — стилизация, стёб, что угодно, но прошибает насквозь:
Ох ты, дубовое небо — спасибо, не в клеточку…
Сломана пилочка, руки в крови до ушей…
Или теперь проскребёмся ногтями по щелочке,
Или в сией поизбени накормим мышей…
А “Божественные Сны” — с божественной мелодией (Моцарт переворачивается в гробу) — пока что разваливаются, распадаются на три самостоятельных части, но, даже несмотря на это, удержаться от цитирования нелегко. И именно поэтому я этого делать не буду. В чём-то — продолжение и развитие идеи “Серебряного Века”, но уже не на узколичностном уровне, а на глобально-вселенском: наше существование — суть сны высшего существа; лик Бога всё так же размыт и неконкретен, хотя его приметы прописаны в деталях. Молитва? Кощунство? Скорее всего, и то, и другое. Но если Поль как следует сядет за доработку, это будет если не лучшее, то одно из лучших его творений.
Ну вот, вроде бы, и всё. Хотела написать про Поля, а получилось всё про песни да про песни — этакая развёрнутая рецензия сразу на три альбома, включая так и не записанный. А что, собственно, писать про Поля? То, что родился 15 мая 1967 года в подмосковном городке Щёлково, наверняка ходил в школу (и, по некоторым сведениям, её закончил), потом переехал в Питер и закончил ЛГИТМиК? То, что в кругу друзей и знакомых известен как личность, обладающая немереным обаянием и харизмой, как лучший в мире рассказыватель всяческих анекдотов, как секс-символ “питерского акустического андерграунда”?
Ну и кому это что-нибудь даст?
И, чтобы хоть как-то связать конец статьи с её началом:
«Реальность, описанная мною, — единственная, которая для меня даёт смысл жизни, миру и искусству. Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет «нет”, мы остаёмся просто «так себе декадентами», сочинителями невиданных ощущений, а о смерти говорим теперь только потому, что устали.
За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится дальше и выше меня самого; осмелюсь прибавить кстати, что я покорнейше просил бы не тратить времени на непонимание моих стихов почтенную критику и публику, ибо стихи мои суть только подробное и последовательное описание того, о чем я говорю в этой статье, и желающих ознакомиться с описанными переживаниями ближе я могу отослать только к ним. ”*****
С.С.
февраль 98
Примечания:
* — “Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX — начала XX в.” Послесловие М.Ф. Пьяных.
** — Герман Гессе “Степной Волк”
*** — “Краткий словарь иностранных слов” под редакцией М.В.Лёхина и проф.Ф.Н. Петрова, Москва, 1950
**** — из того же интервью газете “Стиль”, от 15 мая 1997
***** — А. Блок “О современном состоянии русского символизма”
Фото: КБ.