В Музее. Не вздумай остановиться, мгновенье!

Оксо. В Музее.

Окончание. Начало в № 10.

НЕ ВЗДУМАЙ ОСТАНОВИТЬСЯ, МГНОВЕНЬЕ!

Секрет прост: импрессионистические картины такого рода нельзя разглядывать! Упаси вас Боже. Похоже, в зале импрессионизма надо поступать иначе — носиться по залу и зыркать то на одно, то на другое.

На разглядывание нас, конечно, провоцирует сама обстановка Музея: картина висит на стене как нечто постоянное, остановленное, и, в обшем-то, казалось бы, ты имеешь право подойти и на нее уставиться. Но если ты подойдешь так к импрессионистской картине, ты поступишь не очень умно. Потому что при этом скорее потеряешь что-то, чем найдешь. Дело в том, что при медленном разглядывании импрессионистской картины зрение выявляет только технику — блики, мазки (ведь детали в такой картине обычно совершенно не прорисованы), а само изображение при этом, под вашим добрым, заинтересованным и внимательным взглядом начинает зыбко дрожать и весьма коварно распадаться прямо на глазах, от чаго у вас вытягивается лицо. Последние связи и смысл в нем теряются, и перед вами лишь разрозненная цветная мозаика. Вместо образа — абстракция. Ни уму, ни сердцу.

По-моему, именно этого мгновенного распада изображения я и не выношу. Как и не вышину всегда скрытой в импрессионистской картине потенции распада. Из-за этого саморазрушительного качества на такую картину нельзя смотреть долго. А то в итоге все рассыплется. Глаз не может задуматься и проникнуть вглубь, ибо проникать некуда. Характер изображения его обязывает скользить.

Надо сказать, однако, что здесь законы восприятия уже до тебя нарушил сам художник, который, желая зафиксировать случайное визуальное впечатление, получаемое при мимолетно брошенном взгляде, вставляет его в рамку и делает «вечным», постоянно существующим. Ему блеснула на миг в глаза иллюзия, — а он ее взял, да и пригвоздил к холсту.

В этом и состоит художественное нарушение: нам предлагают созерцать остановленное мгновение. Причем, насильно остановленное, что против всяких правил.

Оно, может, для того и бежало, чтобы быть неуловимым и непознаваемым, и в этом было его обаяние. А теперь, когда мы посадили его перед собой и обязаны на него смотреть, мы дуреем от бесчисленного количества цветных элементов, из которых оно состоит. Поэтому не заглядывайтесь особенно на такое изображение — при долгом рассмотрении этот легкий образ крайне отягощает, становится навязчивым и громоздким. Все равно что прослушивать пластинку на замедленной скорости.

Может, мгновения потому и носятся с такой быстротой, что могут очаровать только на ходу, впоследствии выдыхаясь. Развевающиеся в движении одежды при остановке повиснут безжизненной тряпкой. Мгновения всю жизнь стараются нас перехитрить, обмануть, но вдруг их ловят на полуслове, останавливают и начинают «изучать». От этого мгновение, видимо, стесняется, ежится и от ужаса начинает судорожно видоизменяться, как Золушка в полночь. И разом теряет все свои секреты, обнаруживает все свои винтики и гаечки. Ведь его красота и тайна были именно в движении. А в статичном виде видна лишь его невообразимая сложность.

Зато если мы бросим на картину мимолетный взгляд, мы увидим то же, что и сам художник: вся эта сложность и бессвязность вдруг соединится для нас в единый образ. Который пронзает мгновенно. И который хочется унести с собой в памяти и потом тихонечко вспомнить.

Знаете, как надо смотреть репродукции картин Клода Моне? Надо очень быстро листать альбом — тогда перед вашими глазами будут вспыхивать великолепные виды и моменты, потрясающе яркие, изумительные, живые. Но не вздумайте задуматься над каким-нибудь изображением и начать вглядываться в него. Сразу же вам покажется, что кое-где он переборщил в цвете (иногда какие-нибудь синие разводы на воде или красная корма лодки, да или вот это розовое, проглядывающее в зелени у мостика с кувшинками, начинает производить впечатление ретуши на черно-белой фотографии — настолько неправдоподобными, искусственными, слащавыми кажутся эти цвета).

Поэтому — не останавливайте момент! Ловите его на ходу! И вы изумитесь его красоте. Но только в полете, только пока он мчится. Импрессионисты как никто дают почувствовать фишку: есть то, что подлежит фиксации, а есть то, что подлежит движению, что имеет смысл только в процессе.


Обсуждение