Главвред. Снег этого лета

1

В новогоднюю ночь, унылым боем курантов отметившую неумолимое наступление 1999 года, мне приснился сон. Там были какие-то теплоходы, сады, реки и даже закулисная тусня очередного долбаного акустического фестиваля. А под конец я очутилась в месте, куда попадают собаки после смерти* — маленькие, скрюченные, с высохшей задней половиной тельца, они ползали в грязи под низким серым небом, поскуливая и выводя бессмысленные круги разъезжающимися лапами.

А вы когда-нибудь просыпались от собственной истерики?

2

«Осколки» как идея — это то, чем при определенных условиях мог бы заниматься каждый. Тихие радости самозаписанных альбомов и самосыгранных концертов, неторопливые размышления у парадных подъездов и чёрных ходов музеев и художественных галерей (а не был ли Ван Гог панком?), ночи без сна над какой-нибудь книгой, или — в клубах дыма и океанах чая (чай при желании легко заменить на какой-нибудь более подходящий к случаю напиток) над обоюдоприятным разрешением глобальных философских проблем. Всё это могло бы быть. Если бы не было обречено изначально — обречено не родиться мёртвым, но вообще — не родиться, и тоненький целлюлозный артефакт, который вы держите в руках, всего лишь выкидыш ТОЙ ИДЕИ. Вглядываясь в его черты сегодня, хочется кричать, не от страха перед покойниками, а от того, что его лицо, пусть искажённое до неузнаваемости, всё же — родное и близкое. Слишком родное и близкое, чтобы быть – мёртвым.

3

Время, время, время. До сих пор тупой болью отзывается в висках бой курантов, и только ненависть помогает устоять на ногах. Ненависть — к «старшему поколению», к тем, кто лет на 20-30 старше нас (мне 26), к тем, у кого были Тарковский и Высоцкий, Дали и Довлатов. Символ нашего поколения- глянец: глянцевые фотографии, глянцевые обложки модных журналов, отполированные физиономии и автомобили.

У нас был — БГ, у нас был — Майк, у нас был – Баш, у нас был — Летов, у нас была – Янка. Радужные тела компактов весело сияют, услаждая взоры мастурбирующих коллекционеров и навсегда оставшихся в 80-х “старых рокеров».

Мы не играем в самиздат. Ешьте — вот плоть моя. Пейте — вот кровь моя.

4

Была мечта заниматься своим делом (ибо издание «Осколков» я чувствую делом действительно СВОИМ) — это личное. Господи, ну ведь наверняка это нужно кому-то еще кроме тех, кто нас читает сейчас! Я не верю, чтобы затейливый многоугольник, мысленно вычерченный на карте и состоящий из двух десятков различных городов и весей, был НАСТОЛЬКО замкнут! Вот только попыхтеть с оформлением и, может быть, мы можем позволить себе маленький компромисс в виде статьи про…

Стоп! Этот путь ведет только в тупик. Нет на данный момент феномена «золотой середины», просто нет. Не получается идти прямо, и стоит Редакторат перед камнем на развилке. Справа — FUZZ, слева — жопа (стоит сказать, что FUZZ в данном контексте — образ столь же абстрактный, сколь и жопа. Причем FUZZy еще хватает порядочности изредка публиковать по чуть-чуть о малоизвестных музыках. Хвалить их за это не стоит, как не стоит превозносить до небес щедрость процветающего бизнесмена, кидающего какую-то мелочь в шляпу уличной побирушки). Ни в ту, ни в другую сторону идти не хочется. Вот и стоит Редакторат перед камнем на развилке.

5

…ибо для того, чтобы построить новый мир, нужно сначала «до основанья» разрушить старый — в этом автор «Интернационала» оказался прав. Что же делать неразрушителям в мире, который необходимо разрушить? Ломать пальцы, не желающие держать автомат, или — на крайняк — булыжник — орудие пролетариата? Ломать себя, наблюдая прилёт грачей и находя утешение в постоянстве смены времён года? Бесстрастно стенографировать летопись времён и хронику событий, пытаясь найти в болоте действительности островки твёрдой почвы? Наконец — коллекционировать имена, портреты и даты? Слишком много вопросительных знаков и ни одной точки: философия, даже прикладная, в отличие от истории, не терпит определённости. Пять доказательств бытия Божия столь же умозрительны, сколь неопровержимы.

6

Обвиняют нас в интеллигентстве и красивостях — ну не то чтобы обвиняют, но иронично этак намекают на недостатки. Многоуважаемые господа революционеры! Занимайтесь лучше своими делами. То есть готовьте мировую революцию, призывайте, агитируйте, протестуйте, делайте это все лучше и лучше, и успехов вам в вашем нелёгком пути в никуда.

Искусство не бывает анонимным (анонимны только анонимки), вас кто-то обманул. А бесплатный сыр — нет, даже не в мышеловке — просто тухлый. Хотите видеть в словосочетании «сексуальная революция» только второе слово — ваше право. Хотите сделать героя из человека, залепившего тортом в монитор Билли Майкрософтовичу Виндоусову — что ж, может, и это у вас получится. Ибо теоретический (да и практический, только это другая история) экстремизм неизбежно смыкается с попсом: ах, протест, как это романтично! Мода на баррикады не прошла со времён Делакруа, но, увы, «живая Маринка на настоящих баррикадах» выглядит далеко не так впечатляюще. Особенно — без соответствующей рекламы.

7

Есть ещё один верный способ делать журналы. Здесь главное — глобальность поставленной задачи, к примеру, сотворение итогового рок-журнала уходящего тысячелетия. Сия цель оправдывает любые средства: и перепечатки и без того известных статей, и хамство по отношению к объектам описания. Хорошо бы также означенный дивный писчебумажный артефакт выдержать в стилистике печально известного опуса питерского музыканта Ю. Морозова «Подземный блюз»: побольше апломба, безапеляционности и самолюбования, авось кто и поверит, что вы — круче всех.

Художник пишет автопортрет – это нормально. Но знает ли кто-нибудь такого художника, который изображает только себя?**

8

К чему я это? А к тому, что путь, выбранный «Осколками», наименее перспективен — с коммерческой точки зрения. Мы не потакаем ни музыкальным вкусам широкой общественности, ни невнятной революционности общественности узкой. Дело просто не в этом.

Три года назад, когда, кстати, еще силён был запал бороться за правое (или левое) дело, одной из целей, преследуемых нами, было затыкание своими хилыми писаниями некоей гипотетической дыры, зияющей в ткани информационного поля. Получилось — как с очень старыми джинсами ставишь заплату, а они тут же рвутся рядом. Если просто не расползаются в руках. Но других джинсов просто нет, поэтому — шьёшь, шьешь и шьёшь.

9

Каждый, так или иначе, делает СВОЙ выбор САМ. Внутри Выбор того — ЗАЧЕМ он занимается тем или иным делом. Или — для того, чтобы быть богатым и знаменитым, «чтобы обо мне узнали в Петербурге». Или — для того, чтобы кто-нибудь там, на небе, смахнул скупую слезу и возжег свечечку — за здравие ли, за упокой. Оба пути бессмысленны. На духовном уровне вырождение и самоуничтожение — вещи практически одного плана. «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие Божие» и «Блаженны алчущие и жаждущие правды» — фразы из одного Евангелия. На уровне материи — работа на Бога и на собственный успех в наших условиях одинаково вряд ли дадут сколько-нибудь конкретные результаты.
Разница — только в подходе. И только для одного человека — для самого творца. И только осознающим необходимость такого выбора персонажам свойственно задумываться о понятиях типа «андерграунд», «экзистенциализм» и пр. Социальности здесь нет и быть не может, потому что подполье — это игра заведомо проигравших — по всем статьям, кроме одной…

Дабы не впадать в ненужный пафос, позволю себе оставить мысль незаконченной.

10

Странно — кажется, я вовсе и не люблю музыку как таковую. То есть все, конечно, понятно — возраст, катастрофическое отсутствие страстного желания играть по правилам, установленным терминами «журналистика» и «самиздат», не менее катастрофическое отсутствие ДЕЙСТВИТЕЛЬНО эпохальных рок-художников (есть, правда, несколько человек, вполне способных стать таковыми), наконец, просто — духовная апатия, разъедающая нервные центры). Р-раз! — шапка-невидимка выворачивается наизнанку, то, что когда-то было источником чистого кайфа, становится объектом приложения рук. И оценивается уже не только с точки зрения культурологии, но и (в первую очередь) — с позиции вписываемости/не вписываемости в концепцию «Осколков», нужности/не нужности мне как журналистке.

Человек, идущий в лес за грибами, чаще всего не видит самого леса. Но бывает так, что поиски разноцветных шляпок придают прогулке загадочный смысл.

Предчувствие вкуса и аромата бульона.

11

Что скажут о нас — лет через десять/двадцать/ тридцать? Рукописи не горят, не горят и фотографии, а значит — не горит самиздат старого доброго целлюлозного формата. Я не знаю, ЧТО будет дальше — может быть, Интернет, может быть, любительские радио- и телеэфиры, может, ещё какие-нибудь коммуникации возьмут на себя роль проводников подземного переменного тока. Но я знаю точно, что цикл неизбежно повторится, и новый виток спирали поведёт на подвально-чердачную Голгофу следующее поколение мальчиков и девочек. Мне не всё равно, что ОНИ подумают о нас.Может быть, поэтому я и пишу всё это.

12

Почему именно музыка — не исключительная, но доминантная единица «Осколков»? Этот вопрос, вернее, различные варианты этого вопроса задавали мне неоднократно, и всякий раз данный факт вызывал удивление/отторжение — «да это же ясно!». Впрочем, барометр застыл на отметке «ясно» где-то пятнадцать лет назад, и с тех пор его заклинило, а плотные тучи обложили горизонт.

Знаковой системой культуры, к примеру, Серебряного века, были стихи. Не носились по Питеру с томиком под мышкой только самые толстокожие персонажи, сами не писали — самые ленивые. Дёшево и сердито. Дальше — живопись или то, что под неё канало — от окон РОСТа до «Чёрного квадрата». 60-е- краткий взлёт литературы, обусловленный «оттепелью», помноженной на полуторавековую традицию немереного уважения к Слову, ну, а потом…

А потом Слово перестало восприниматься как таковое (это — тема для отдельного культурологического исследования, и никак не в рамках «Осколков»). И какой-то умный человек догадался спеть его под гитару. Чем и определил наше время — вплоть до начала 90-х, пока коммерческая инерция не съела Слово, оставив от него пустую оболочку и шлейф бывшего смысла.

Мы несём этот шлейф. Мы будем его нести, пока последние истёршиеся нити не выпадут из рук. Пока кто-нибудь не облечёт свои идеи в совсем другие одежды.

13

Я ничего не обещаю. Может быть, этот номер будет последним. Может, нет. Процесс создания «Осколков» окончательно перестал радовать самих господ творцов, но мы сказали далеко не все. Собственно мы осчастливили мир меньшей частью наших шедевров. Но – «все всегда уезжают навсегда», поэтому и прощаться стоит только навсегда. Что я и делаю.
Надежды нет. Там нас ждет только серое низкое небо, грязь и продолжение существования, еще менее осмысленное, нежели сейчас. Надежды нет, но есть…

Главный Редактор. Весна 99

* — да не обвинит меня журнал «Кора Дуба» в художественном плагиате — чес-слово, мне это действительно приснилось!

** — если «Золотое Подполье» оказалось этаким надгробием самиздату (не помню, кто это сказал), то редактор журнала, о коем идёт речь в данном осколке, успешно присобачил на это надгробие свою фотографию. Браво!


Обсуждение