Митрофан Насосов. Сватэнкина любовь

К Герою нашего повествования — Сватэнке, в транспорте, на улице, в местах общественного питания и прочих, посещаемых Им заведениях, обращаются не иначе как «молодой человек». Крупная, видная фигура, осмысленно страдающий взгляд на невозмутимом при этом лице, отягощенном вполне гусарскими, хотя и не совсем ровными, усами. На голове — шапка, делающая его похожим на пленного фрица. Пальто неведомого покроя привело бы в трепетный восторг ведущих авангардных модельеров мира, ибо они такого не видели. На ногах — штаны цвета фекалий не совсем здорового бомжа и башмаки-говнодавы. За спиной — рюкзак со всяким хламом, иногда весьма кстати оказывающимся под рукой. Своим высоким ростом Он подобен Колоссу. Он заметен в любой толпе. Он влюблен.

Смотрите! Это именно Он едет в электричке, глядя в окно на лес, в котором давно знакомые сосны машут Ему едва заметно своими ветвями. Сватэнко отвечает соснам на их же деревянном языке. При этом соседям такое общение не мешает. Они ничего не слышат. Сватэнко же переполнен впечатлениями, внутри Него все трепещет. Березки, более редкие, нежели сосны, тоже нежными флюидами общаются с Ним. Баобабов в этом лесу нет, магнолий тоже. Зато вдоль железнодорожного полотна насыпано много щебенки. Она порождает цепь ассоциаций, алгоритмов и аллюзий, вихрем проносящихся в мозгу гения такого порядка, как Сватэнко. Полет мысли в голове его настолько сверхактивен, что способен вывести из строя даже самый мощный мыслефиксирующий энцефалограф. Но что нам до всех этих ухищрений — Сватэнко пылко влюблен.

Он делает массу открытий во всех человечеству ведомых и неведомых сферах и областях науки и искусства, техники и музыки. Но кто такой Сватэнко для просвещенного мира? Кто станет его слушать? Он — всего лишь Гений-Самородок с совершенно фантастическим мозговым потенциалом. Но да что там новые горизонты, необходимые миру для более гармоничной сущности оного? Сватэнко самозабвенно влюблен.

Раздается звонок. В дверь, поскольку телефон за вечные задолженности отключен. Сватэнко открывает дверь. На пороге стоят двое друзей. Один из них держит пакет, содержимое коего вскроется через три минуты.

— Приветствую, — произносит своим далеко не тихим голосом Наш герой, после чего гости проходят в одну из комнат квартиры, являющей собой нечто напоминающее свалку. На столе вперемешку навалены газеты, чайник, грязная посуда, луковая шелуха, листы бумаги со стихами, принадлежащими перу и разуму Гения, будильник, пара видеокассет, банка майонеза и пустые сигаретно-папиросные пачки. Обилие последних указует на то, что Наш Герой — человек общительный, ибо сам Он не курит. Он пламенно влюблен.

На свет Божий извлекаются, после чего занимают свое место на столе, добавляя живописности вышеописанному натюрморту и ликования ликам присутствующих, пара бутылок водки и некоторая закуска.

-Ы ,- величественно произносит хозяин квартиры, поднимая указательный палец левой руки вверх и через некоторое время продолжает. — Ну понял! Ну буду рад!

Пьется водка, слушается музыка из приемника. Пространство постепенно сдвигает грани и смещается в сторону слегка нетрезвой качки беседы потребляющих алкоголь людей. Благодать снисходит на Сватэнку и друзей. Шокирующий вначале дискомфорт вперемешку с брезгливостью становится уже домашним и родным, даже уютным и чистым. А что же с Гением? Его любовь безгранична.

Наступает утро. Друзья уходят. Сватэнко остается, дабы продолжать не просто цикличность процессов в пространстве собственной квартиры, но и интегрировать в ее пределах жизнь. Гений тривиально окидывает взором свои апартаменты, наслаждаясь традиционно инфернальными воплями жирного кота, привычно насравшего под дверью в туалет, и вновь видит куски поролона под тумбой, на которой стоит нечто, напоминающее телевизор. Когда-то этот прибор был средством массовой информации, доступной кому угодно. Ныне же, под воздействием неведомых сил, он превратился в эксклюзивный Сватэнкин передатчик потусторонних сигналов от запредельно-параллельных миров. Ежедневно-утренно-вечерно-нощно наш Благородный Адмирал небытия получает неимоверное количество сообщений отовсюду и обо всем. Для Него стерты грани осязаемого и неосязаемого миров. И это не мешает Ему любить.

Поглаживая Сватэнкота и анализируя множественные образы, Сватэнко достает из характерной более для бабушки подагро-ревматично-склеротично-гипертонично-рахитично-остеохондрозно-диабетично-маразматичного типа, нежели достойной гения, грязной и драной авоськи пакет с надписью «Молоко» и коробочку из-под «Voimix»a. Из этих пакета и коробочки, в свою очередь, извлекаются на свет Божий сосиски с картошкой, вареная свекла, сыр, ливер, бульонные кубики… Все, кроме молока и «Voimix»a. Все это, не спеша почавкивая, Гений начинает пожирать. Сватэнкот, невзирая на декабрь за окном и сытость в до неприличия жирном брюхе, орет благим матом. На Адепта небытия это не производит ни малейшего впечатления, Он берет одну из близлежащих тетрадей и начинает писать стихи. Ведь Он влюблен вдохновенно.

Из недр учебно-рабочих будней является старый знакомый фотограф. Разговор за вечерним чаем тянется подобно резиновому клею, выдавливаемому из тюбика. Щелкает затвор старенького «Зенита», зарницы фотовспышки загоняют Сватэнкота в ему самому невообразимое пространство. Старые снимки почти не извлекаются на свет. Их много. Их очень много. Среди них не так много разновидностей, как загубленной фотобумаги. Одного вида попадается от двадцати до трехсот экземпляров. Но есть и отдельные снимки, запечатлевшие Сватэнку в различные годы жизни. Насколько известно, у всех людей в разные годы жизни меняется и лицо, и выражение оного. Ноне у Сватэнки!!! Все в выражении глаз, ушей, рта (как закрытого, таки открытого), только подчеркивает величие любви.

В тесной прихожей стоит шкаф, полный технической литературы. Впрочем, ее, как и художественную, наш Герой не читает. Он знает о внутреннем содержании каждой книги, даже ни разу в нее не заглянув. Проницательность позволяет Сверхгению знать абсолютно все о внутреннем содержании, даже не заглядывая туда. Среди томов художественной литературы уютно расположен утюг. Приемник не включен. Что можно оттуда извлечь, кроме банальной трехмерщины!? Даже и без мебелеобразного телевизора мозг Гения в нужном режиме может принимать любую информацию извне. Поистине, только любовь, коей переполнен Оный, способна открыть самые невидимые нам, мудакам, горизонты.

Вот Он, согбенный над столом, чертит схемы железных дорог. Он бескорыстно проектирует нашим запредельным братьям коммуникативные пути. За советом к нему захаживают и трансгалактические гости, невидимые даже сверхновейшим разработкам средств противовоздушной обороны. Сватэнко ничего не совершенствует в пределах собственной квартиры, но отказать в помощи братьям по Разуму Он не в силах. Он трансцендентально влюблен.

За окном вовсю светит луна. Никто уже не атакует поры мозга Сватэнки, даже экстренно. И тут впечатления и осадки пережитого шквалом сыплются на бумагу, фиксируя на ней нетленные шедевры, исполняемые и как стихи, и как песни многими акынами, бардами и менестрелями. Да и сам Гений иногда не брезгует взять в руки гитару и исполнить нечто, Им созданное. Под неповторимый перебор струн льются слова:

Хозяин кошки в мир иной смылся,
Лишь вечер ступил на порог
Спился… А может, не спился…
Но «скорую» вызвать не смог.

Реализм поэта заставляет трепетать сердца даже самых взыскательных критиков и совершенно далеких от поэзии лиц.

Зла любовь! Полюбишь и козла.
Бьешь порой по морде не со зла.
Жизнь дана нам, чтоб соображать!..

Философичность — в каждой строчке. И самый ясный разум, невольно заражающий нас следовать ему; соображать, дабы не совершать необдуманных и ненужных поступков.

На дороге мертвый голубь.
Ты не дергайся, не трогай!
Нехорошая примета —
Подхватить заразу к лету…

В этих строках — назидание об убережении от непоправимого зла — инфекции. Но Сватэнке не чужды и практические зарисовки, говорящие о том, как не должно поступать человеку:

Да! Ума у него навалом
Положил пельмени в холодную воду…
Да не в воду, а в водку.
Не в кастрюлю, а в сковородку…
Сьел — и в уборную ходу!..
Да! Ума у него навалом!

Данный перл был написан автором семи лет от роду. Кто из вас в те годы имел представление о процессе приготовления пельменей? А кто знал, что такое водка или слышал это слово? Лишь Моцарт в эти годы уже вовсю импровизировал на роялях, клавесинах и прочих клавикордах. Нет в нашем мире ничего случайного. Все закономерно, и не верить этому может лишь полный мудак, либо ребенок, которому жизнь не разбила розовые очки. Мы — лишь декорации эфемерных закономерностей:

След сопли кровавой на снегу…
Я по снегу рыхлому бегу.
Но, ступая по весеннему, по льду.
Быть может, я тебя замерзшую найду.

Это вполне закономерно для лирики гения, тем более такого многогранного. Здесь стремление прийти на помощь даже в самой экстремальной ситуации. Жизнь — такова. Высокий слог не оставляет никаких сомнений, что эти строки могут принадлежать перу лишь Гения. Героя своего времени, ценность. Которого будет с веками расти в геометрической профессии. Жизнь ничтожно мала, так зачем тратить драгоценные миги вечности на никому не нужную низменную злость?

Любовь вытесняет в Сватэнке все.


Обсуждение