Доброй охоты тому, кто читает эти строчки. Меня зовут Леша, мне двадцать с небольшим (сам удивляюсь) лет, сижу на кухне, за окном — вечер, и не с кем поговорить.
Знаете, «раньше было совсем другое время», когда мы танцевали на грани весны, палубе тонущего корабля etc. И почему-то казалось: вот-вот загорится зеленый*, вспыхнет какое-то немыслимое солнце, и всех нас пустят куда-то в рай(?) Словом, было ожидание полёта. Полетав какие-то запредельные места, куда вход — только нам, только своим — братьям, сёстрам (я не хиппи)…
Детство, что ли, играло неподалёку? Наверное. Но всё же некое непознанное волшебство было, и ощущал его, по-моему, не я один. «Мы вместе». Это были правильные слова, от которых, к сожалению, ныне остался не смысл, а лишь фонема, которую любят мусолить в общественных местах юные алисоманы.
Тут бы мне время возопить: «Где же настоящий рок? Где же, наконец, та молодая шпана…?» Потом поругать тинэйджеров (современных) и сделать вывод, что не та, мол, пошла молодёжь.
Да не хочется как-то.
У них-то, в самом деле, всё правильно, и судить их за неумеренную экзальтацию — занятие глупейшее и непродуктивное. Мы там были, а вы здесь будете. Wish you were here.
А почему с нами сейчас вот так? Как? Семья, дети, взрослеем потихоньку (стареем?). Такие дела, как сказал бы Воннегут. Такие дела. Нет, я понимаю, новое время, новая жизнь. Но почему из тех, кто помнит праздник, не осталось почти никого?
— Привет, друг!
— Да, старик, как-нибудь потом…
Летовцы напомнят: «Праздник кончился, добрые люди…» Я и сам это знаю. Только неужто не хочется снова? Раньше ведь как-то и время, и желание находилось (и деньги! — хотя о них особо и не вспоминалось). Хотя, конечно, экономическая ситуация.
Роскошь человеческого общения — так, кажется, называл это Сент-Экс?
Наверное, мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не с кем поговорить.
Сумерки всё сгущаются, и звон комаров возле уха, как и собачий лай за окном, всё слышнее и слышнее. Кончаются сигареты. Гаже не придумаешь. Пьяньй товарищ спит за стеной, но ни у него, ни у меня денег на табак — никак (406 раз).
Янка утопилась девятого мая, в школах был выходной, и детишки резвились. Майка (от слова «май», наверное) хоронили тридцать первого августа, следующее утро было учебным, и все школьники были в трауре. Смешно, правда?
А вот когда хоронили Олеську Троянскую, я попал на Арбат (была суббота), и все веселились. И лишь трое старых волосатиков знали. Один из них был Злыдень (Женька Латышев из Нижнего), который меня и известил. А теперь и его нет. Какая-то в этом непостижимая ирония.
Особенно занятно, когда слушаешь записи. На концертах памяти Башлачёва пели: Майк и Цой (первый — в Москве, второй — в Питере, затем в Москве), Злыдень в Нижнем, Янка — в Москве (с Егором и Ником), затем — в Питере. На концерте памяти Янки пела Олеська (в SEXTONe, если память не изменяет).
Кто будет петь на концерте памяти Олеськи?
Думаю, никто. Слава Богу (из богов выбирай любого), похоже, ниточка оборвалась. Ибо Олеська осталась лишь в памяти тех, кто её знал, а не стала предметом торговли, а потому более смертников не будет. Очень хочется верить, во всяком случае.
Только вот знаете, есть такое наблюдение: когда все молятся, происходит чудо. Ну, не «молятся» — в ортодоксальном смысле — а очень хотят изменить ход событий.
Есть такой человек — Веня Дркин (это псевдоним, конечно, а на самом деле его зовут, по-моему, Сашей), и очень не хочется его терять. Но у него рак. Живёт он в Краснодоне, хотя это и не имеет особого значения. Послушайте его.
Впрочем, к чему вся эта проповедь (отповедь, исповедь) — не знаю. Хочется, видимо, что-то переделать, чтобы оставалось поменьше брёвен в глазу, поменьше дерьма в душах.
Потихоньку на кухне (второй раз в жизни) попиваю в одно рыло бренди и потому вполне искренен.
— Я н-не пьян-с, г-господ-да!..
Чтобы равновесие победило, процитирую вам песенку о супружеской верности московского человека Марка Фрейдкина (это не псевдоним):
Мне тоже бывало не чуждо мирское,
И я на любовном огне
Мог с треском гореть, как полено сухое.
А ныне женат я, и не изменяю жене –
Состоянье такое
Мужчине досадно вдвойне, и мужское
Зажглось самолюбье во мнеРешил я попробовать в веки-то кои
Развеяться на стороне
И, тряхнув портмоне,
Оказался я вскоре
С красоткою наедине. Мы обои
С ней были нагими вполне
Я то, что хотел, мог потрогать рукою,
Все шло, как по маслу, но внезапно
так я занемог прямою кишкою,
Что смолкло желанье во мне.… С тех пор я мирское оставил в покое,
Найдя утешенье в вине.
И больше налево уже ни ногою –
Я даже и в помыслах не
Изменяю жене,
Но с какой-то тоскою
Гляжу на девиц по весне.
* * *
Через полтора часа я допил остатки бренди и решил-таки дописать манускрипт. Коты, что сидят у меня на кухне, похоже, успокоились и медитируют. Бычки докурены, и за окном светает — июль всё-таки.
Никак не получается поймать комара рукой. Видно, таки, йес, оф кос (в смысле — очень кос).
Иногда наступает прозрение — не «сатори», как его трактует дзен — а просто начинаешь лучше понимать природу поступков людей. Особенно в те минуты, когда ты один. У вас такого не бывает?
«Один вырезал руны…» Помните? Он сделал это, когда никого рядом не было (специально не говорю “одинок»). Момент откровения интимен, и в присутственных местах можно о том лишь проповедовать.
Ищущий да обрящет. Я действительно не знаю, к чему я это пишу. Может, надеюсь на понимание (да объяснить не могу). Слаб человеческий язык и скорее мешает общению, нежели способствует ему. Ну да, ничем иным мы не владеем. Остаётся верить в возможность прочтения между строк, между слов.
Рок — это просто слово. Красивое, правда, слово. Но и оно не может объяснить (рассказать), что связывает людей, ему приверженных.
Странные существа – люди.
People are strange…
Читающий предыдущую строчку наверняка допоет её. Как по-английски сказать «только квартирный вопрос их немного испортил»?
Скорее всего, я люблю людей. Скорее всего.. Много, конечно, цитат, но всё же: «Мы все в эти годы любили, но мало любили нас»
К этому вряд ли что можно добавить. Скорее, кивнуть, выпить рюмку и обняться по-братски с собутыльником, роняя скупую, как известно, слезу. Присоединяйтесь, господин барон, присоединяйтесь!
Кстати, поймал-таки комара. Не ушёл, зараза. Вот ещё один, каналья. А насчет котов — ошибся. Тусуются, мерзавцы (но это я любя).
Человек очнулся (тот, что спал за стенкой) и курит на кухне рядом со мною. Правда, ещё не трезв. Ну да — ничего. Проспится ещё. Такие дела.
Надеюсь, по прочтении всего вышеизложенного у вас не возникнет известного желудочного рефлекса, а если ещё и на что-то сподвигнут эти исписанные листки, то я в самом деле буду рад.
Удачи в их начинаниям тем, кто этого заслуживает. Любви — друзьям.
И счастья – людям.
Не могу и не хочу придумывать какой-то логически-литературной «коды».
Просто — ни пуха!
АВМ
Веня Дркин умер 21 августа 1999 года
Веня Дркин
Раскалённый июль
Обезболь меня в прорубь
Преподай отъезжающим в рай
Инструктаж на санскрите –
Как спасать свои души в воде,
Исповедуясь перед собой,
И напомни о СПИДеРаскалённый июль
Впечатлён твоим ядом
Над растресканным полом глаза
Перед высохшим краном,
И оставленный кем-то цветок,
Он же — кактус, который не смог
Отстучать телеграммуО, согласитесь, не самое лучшее
Времечко выбрал мой друг
Для своей панихиды
О, это белое злое «ах»
На чёрном ажурном «ых»
До блевоты родных и друзей
И далёких, прохладных и недосягаемых
милых
С запахом моряВисокосный июль
Нам ли быть настороже
Не для всех теперь твой поцелуй
Отшелушенной кожи
Возгоревший от денежных масс
Серым пеплом покинувший нас
Дымом очи изгложетО, где ж ты, маленький, был, когда
солнечный круг эти сукины дети
Шагами делили на акры
О, это небо, что шеи вокруг,
Этот плуг, что пройдёт по рукам…
И обратный, плацкартный, тебя не
заметивший милый
С запахом моря…