В БОЙ ИДУТ ОДНИ. Интервью с Вячеславом Чистяковым

Ч: …Во-первых, ещё не то, не тот и не та.
Я-Ха: Не переживай. Первый у нас к тебе вопрос будет совершенно провокационный — ты почто из ЛАДОНИ ушёл? Зачем Стёпу обидел?
Ч (смеётся): “Совершенно провокационный вопрос” — я уж думал… Да не ушёл я, не ушёл.
Я-Ха: Как?
Ч: А вот так.
Я-Ха: Была последняя информация, что покинул, там, уже печати сдаёт, бланки и всё остальное.
Ч: Ну было, было, да. Была конфронтация некая. Но это для пользы дела нужно было.
Я-Ха (скептически): Это для какой же пользы нужно было с корешами со своими так поступать?
Ч: Вот для, так сказать, взбучки. Потому что люди застоялись уже, привыкли пользоваться…
Я-Ха: Твоими услугами?
Ч: Не обязательно моими, допустим. Вообще. Привыкли, что за них кто-нибудь всё делает. Я на Стёпу не собираюсь ничего катить конкретно, лично…
Личностного. Но вот он привык, ему постоянно всё нравится…

Стёпа недовольно стучит бутылками около микрофона.

Ч: Ну то есть спрашивает его, допустим, человек — вот почему ты не участвуешь в аранжировке? А он говорит: потому что мне нравится всё, что бы они не сделали. Меня это не удовлетворяет, не удовлетворяло… удовлетволя…
Я-Ха (подсказывает): И будет не удовлетворять?
Ч: …и будет не удовлетворять. А сейчас он пересмотрел свою точку зрения.
С: То есть в этом был какой-то такой воспитательный момент?
Ч: Ну… Видимо, да.
Я: И Стёпа теперь исправился, он всех строит, дрючит, да?
Ч: He-а, после этого ещё просто не было репетиций.
Общий смех.

Ч: Вот так вот. Не, ну были некие такие обстоятельства; давно это всё готовилось. И вот случилось. А потом мы поговорили с товарищем Малым, бас-гитаристом, естественно, пошумели, погрохотали, он сказал — ну что же, как же так, мы же не можем играть друг без друга… сердца четырёх… Ладно, чё делать… Не то чтобы он уговорил меня — я сам почувствовал, что чего то будет недоставать.
Я-Ха: А Стёпа говорил, что вот, мол, Борисыч хочет свой проект серьёзный делать…
Ч: Ну да. Мне же надо заниматься своими делами, а времени то на это не хватает, потому как барабанщик опять же один, база одна, я… тоже один… Как ни странно.
Я-Ха: То есть у вас и база одна?
Ч: Ну да, на всех.
Я-Ха: А на сколько команд?
Ч: Ну, считай (указывает на стену, увешанную афишами).
Я-Ха: Там уж больно много…
Ч: Ну, не все, конечно. Раз, два, три, четыре… Ну пять так точно.
Я-Ха: ЛАДОНЬ, ЖИВОТ… Q COMMUNICATION есть, или это так?
Ч: Q COMPILATION. Есть. Ну, ВЕСНА, но ВЕСНА репетирует раз в год, перед концертом. Там ещё есть из Твери парень, у которого играют опять же все наши, НЕБУ НЕБО это называется. Кто-то ещё есть… ну, не помню.
Я-Ха: И все вот так — в одном котелке?
Ч: В одном котелке, с одними ингредиентами…
Я-Ха: Такая “сибирская модель” — по группе на человека…
Ч: Да нет, понимаешь, так получилось не для того, чтоб подстраиваться подо что-то, а просто — за неимением. Хотелось бы наоборот — иметь конкретно своих сподвижников, каждый из которых больше нигде бы не принимал участие. Для меня это было бы гораздо лучше и приемлемей.
С: Кстати, расскажи про сподвижников то, про ЖИВОТ.
Я-Ха: Да, вообще — когда ты его придумал, окрестил когда, и что ты хотел в этом проекте такое вот залудить?
Ч: Блин, я даже не знаю, чё — “расскажи”… А чё залудить? Хотел просто свои песни попробовать в электричестве.
Я-Ха: А когда захотел? Когда посмотрел, что все кругом в электричестве, или когда…
Ч: А просто песни начали такие писаться. Раньше они были акустические довольно-таки — вот когда первые разы приезжал в Питер. То есть там с электричеством, по-моему, нефиг было и делать.
Я-Ха (упорно): А когда?
Ч: Ну вот когда “Деда Макара” привёз…
Я-Ха: Ещё до армии, да?
Ч: Да, да. Когда я Башлачёва очень много слушал. И часто. Сейчас редко. И мало.
Я-Ха: Правильно…
С: А чего — нередко и немало?
Я-Ха (недовольно): Всяких нехристей.
Ч: Да. Сейчас нехристей слушаю. Много. Сейчас слушаю фолк скандинавский.
Я-Ха: И чем он тебя пленяет? Потому что я там родных вибраций… /асейских виб/аций не могу отследить.
Ч: А где ты расейские вибрации сейчас отслеживаешь? В Земфире или в МУМИИ ТРОЛЛЕ? Я вот там слышу родные вибрации. Может, я в прошлой жизни скандинавом был. Да нет, вообще не к тому вопрос. Я не хочу тему про язычество поднимать, для меня это сейчас актуально — все вот эти вот дела. Не хочу об этом говорить. Тем более…
Я-Ха: …публично…
Ч: …для какого-то интервью, которое я совершенно…
Я-Ха: Не хочу давать, и жалко мне его…
Ч: …и где его взять…
Я-Ха: …и жадный я, да?
Ч: …и нету у меня ничего…
Я-Ха: А вот то, что тебя некоторые (тяжело вздыхает) журналисты видные “русским языческим панком” эос звали? Это как — отражает, на твой взгляд? К панку ты —ношение своё чувствуешь?
Ч: Да, да.
Я-Ха: А вот панк в твоём понимании — это чё такое? Потому- что — сам знаешь — и там СЕКС ПИСТОЛЗ, и Андрей Свинович Панов, Царствие Небесное, и Игорь Фёдорович Летов, Царствие Небесное…
Ч: Я против, кстати.
Я-Ха (довольно)-. Чего? Похоронения последнего?
Ч: Ага.
Я-Ха: Вот какая трактовка панка тебе ближе? Или у тебя своя какая-то?
Ч: Ой, да я, честно говоря, не заморачиваюсь насчёт формулировок каких бы то ни было…
Я-Ха: Но как чувствуешь — это музыкальное, или это идеологическое, или по вере?
Ч: Идеологическое прежде всего.
Я-Ха (несколько разочарованно): Идеологическое?
Ч: Конечно. Революционизьм некий, некое недовольство тем, что есть на самом деле, стремление к усовершенствованию. У каждого свои пути, конечно.
Я-Ха: Недовольство чем — музыкой, или системой в этой стране, или вообще — системой мироздания?
Ч: Системой мироздания. Для меня, по крайней мере.
Я-Ха: А ты вот, типа, её правильной делаешь?
Ч: Не, я довольно-таки реалистично на вещи-то смотрю. Но ничего не поделаешь, приходится пыжиться, раз не страивает чего-то.
Я-Ха (задумчиво): То есть такое понимание панка… А эстетика — неважна?
Ну то есть там с фуззом на риффах, там — ды-ды-ды-ды- ды… Или — а-а-а!
Ч: Для меня это неважно.
Я-Ха: То есть определение панка дать не можешь?
Ч: Не…
Я-ха: Ну вот какой тебе ближе — летовский, пистолетовсклй, ггиновский, Николая Францевича Кунцевича?
Ч: Ну, тогда летовский. Прежде всего. То есть на этом и возрастал.
Я-ха: А Башлачёв?
Ч: Не, начал с Летова всё же. С Летова я вообще — двинулся просто.
Я-Ха: Это когда было?
Ч: Это вот было в конце 80-х, когда только завезли… Панцырь, товарищ, батюшка конаковского панк-рока, он привез сюда первую ГО — “Некрофилия”, по-моему, это была.
Я-ха: А потом Баш появился?
Ч: Да… Хотя нет, я слышал Баша, но я тогда ещё был — урод, мудак и говно. Одна песня. “Время Колокольчиков” в дописке была — АЛИСА была акустическая, а дописана “Временем Колокольчиков”. Кто то из моих соратников старых/молодых сказал — вот, мол, мужик был, поэт, из окна выбросился, откуда они узнали — непонятно, потому что люди были далёкие от всего этого, кроме АЛИСЫ и КИНО, у нас тут и не было ничего. Ну, услышал я эту песню, задело, конечно, но у меня вообще очень много происходило вещей таких вот, предвзятых просто — не знаю, откуда берётся… И искоренить очень сложно. У меня вот с НИРВАНОЙ так же произошло. Потом пёрся просто через это. Быстро пропёрся, но всё равно. А поначалу отвергал, потому что был на сибирском панке. У меня циклические такие периоды. Тогда, понимаешь, виски себе выбрил под это, сейчас вот в лес хожу…
С: А песни начал писать под чьим-то влиянием?
Ч: А нет, стишки уже давно писал. Просто чувствовал в себе, что есть к этому порывы, позывы, и прочее. Но ничего не фиксировал, а тут Летова как раз послушал… Серьёзно. А песенки были просто такие — лежу, пою. Экспромты всяческие свои. Ну, детские, естественно — что же делать, в то время. А тут как раз на гитаре что-то научился играть. Первая песня у меня была очень смешная — про перестройку, естественно.
Я-Ха: Серьёзно?
Ч: Да. Ну это опять-таки в конце 80-х началось. И вот решил зафиксировать, у меня даже где-то ещё катушка есть, но я никому не буду её показывать.
Я-Ха: (довольно): Это правильно, это понятно. Есть, значится? Не стирается?
Ч: (смеётся): Я, кстати, не знаю, зачем всё это делается.
Я-Ха: (удовлетворённо ворчит): И я тоже не знаю. У меня первая песня до сих пор где-то записана.
Ч: У меня много катушек первых. Первых мировых. Вторая-то мировая у меня уже потом началась, после армии, наверное.
Я-Ха: Из-за армии? Влияло как-то или мимо прошло?
Ч: Влияло, конечно, по-другому никак не может быть. Влияет это по-любому, но смотря как влияет.
С: Ну как на тебя повлияло?
Ч: Сложно сказать. Повлияло, повлияло, повлияло… Повлияло. Стал относиться к происходящему более серьёзно, с пониманием того, что нужно крепче вязать, и что-то действительно фиксировать. Хотя бы. Записывать стал больше, не на бумажки там на всякие. Появилось ощущение того, что в любой момент может произойти фатально-летально-банальный… А вот зачем — чтобы осталось там что-то — вот это для меня, кстати, непонятно. Я пытался себе ответить на этот вопрос — хуй его знает, зачем. А сейчас что-то мне вообще непонятно — зачем всё это продолжается.
Я-Ха: Продолжается фиксация или вот песни сами?
Ч: Ну, писание… Я в последнее время пил здорово, так у меня вообще ничего не писалось, я и гитару-то фактически в руки не брал.
Я-Ха: Слушай, а пишется оно — вот как?
Ч: 0-ой… папарацци…
Я-Ха (с нажимом): Не, Славка, мне вот лично интересно — не потому, что все такие вопросы задают — “а вот как вы пишете”, там — мне интересно с собой сравнить — как это делается? Там, быстро, медленно, сначала музыка, потом текст, или одновременно, или как?
Ч (устало): По-разному, Ях…
Я-Ха (возмущённо): Не, ну что значит “по-разному”?! Вот у меня всегда одинаково.
Ч: А у меня всегда по-разному. Блин, бывают такие задумки грандиозные, как кажется сначала, а потом, со временем потери происходят — чем дольше пишется, тем больше потерь. У меня. Но бывает, что такие выстраданные штучки — они получаются, на мой взгляд, довольно-таки даже и ничего. А бывают штуки, которые пишутся так: взял гитару, поймал вот это (наигрывает), и пошёл сразу — переписал на листок. Слова. Играешь — и пишешь слова. Одновременно. Всё, песня готова. Без правок без всяких. А бывает наоборот — берёшь гитару, разыгрываешься, и появляется какая-нибудь мысля. Потом она обрисовывается, как у меня произошло вот с этой, на которую… Я имею в виду “За то, что…”.
Я-Ха: И как с ней было?
Ч: Ну как… Естественно, повлияло слушание Летова как-то подсознательно… Я, кстати, его не слушал в то время. У меня появилась фраза просто… И вот я бродил с этой фразой, долго, долго бродил, пока у меня не взялось и не написалось само — три или сколько там куплетиков. Я не знал просто, как её сделать, а что-то недоделанное мучает. Ну вот.
Я-Ха: А вот эти, так скажем перелицовки, перепевы, такие, самоосмысленные каверы песен “Радоваца”, “Ничего” и так далее, которые имеют под собой некую такую основу; это даже не заимствования, не какие-то там постмодернизьмы, когда, там, кусочек вынимается, а произведение целиком и полностью перемалывается, но как бы остаётся общая такая корпуса — это вот чего такое, с твоей точки зрения?
Ч: А это как раз вот явная выдача того, что что-то конкретно влияет. Вот некоторые люди — они голосом Летова поют просто другими словами перепетые песни того же Летова. Но это грубый пример, допустим. А на меня, допустим, повлияло, и я по-своему так вот реформировал. Так доходчивей, по крайней мере. Как мне кажется.
Я-Ха: То есть это используется как приём донесения своего?
Ч: Мною — да.
Я-Ха: Народ узнаёт знакомую мелодию, и ему легче ассимилироваться с текстом? Такой коник троянский?
Ч: Так ты понимаешь, и мне прикольно, на самом деле, такими делами заниматься — взять эти “Ничего, ничего” и прочие “Радовацы”… Да и вообще — нравится мне. Ндравится. Люблю я это. Оно мне ндравится. Это тоже на почве моего языческого отношения ко всему происходящему вокруг — послушал я как-то выпимши песню в исполнении Анны Герман — “Светит незнакомая звезда”, а у меня сразу получилось, что “Гаснет Вифлеемская звезда”. И вот с этим я тоже ходил-ходил-ходил-ходил, пока просто не сел вот так вот, не переписал этот текст из песни, натуральный, на одном листе — кстати, могу показать…
С: Ты лучше спой…
Ч: Спою, легко, кстати, я люблю её петь. Она такая, одна из главных, на мой взгляд, по крайней мере. А, кстати, сейчас покажу- листок… Переписал на одну сторону истинный текст, а на другую — просто, нахрапом, вот, свой. (Достаёт исписанный листок формата АЗ)
Я-Ха: Ну у тебя и листы, однако…
Ч: Ну а больше не было под рукой ничего.
Я-Ха: Больше? Тебе ещё и больше надо?

Все ржут

Я-Ха: Слушай, а вот, с течением времени, ценность песни для тебя меняется? Потому-что я вот по себе сужу, у меня, там, чем старее, тем — говно, хуйня, там…
Ч: С большинством — так оно и есть.
Я-Ха: Но остаются какие-то?
Ч: Естественно, что-то остаётся.
Я-Ха: Такой “золотой запас”?
Ч: Да, что-то трогает же до сих пор. Я, кстати, хотел сказать на этот счёт
— помнишь, ты меня… не знаю, можно ли применить это слово — обвинил в том — я про “Лестницу’” говорю — что нужно не только для себя, нужно и публике внимание уделять.
Я-Ха: Ну если ты это тащишь туда, на публику, то, я думаю, надо.
Ч: Понимаешь, а для меня более честным кажется — спеть в полный рост вот именно последние песни, которые тебе кажутся конкретной отдачей, выдачей тебя. Нельзя же петь везде “Закон сохранения энергии” — потому что этой песне тоже, блядь, десять лет, хоть и нравится она людям. Мне тоже нравится. Поэтому и пою. А вот не нравится людям эта песня (наигрывает первые аккорды “Внесны”), а мне она дорога, понимаешь, и я пою её везде. Я её буду петь, пока она мне будет дорога. А новые песни — это же вот, я, настоящий, сейчас. Поэтому я и спел то, что считал нужным, а не то, что, может быть, хотела публика от меня.
С: То есть для тебя мнение публики неважно?
Ч: Зачем тогда в принципе вылезать петь, если для тебя абсолютно неважно мнение публики? Просто если ты к вопросу о том, буду ли я петь песни, которые запланирую, или буду подстраиваться, чтобы всё-таки угодить публике, то, скорее всего, я буду петь песни, которые посчитаю нужным. И пускай они слушают то, что я хочу спеть, если будут слушать. А если не будут слушать, значит, не буду петь, вот и всё.
С: То, что ты делаешь — оно востребовано? Как ты считаешь — это нужно кому-то?
Ч: Да… Это всё-таки не пиздёж, когда говорят, что если будет сидеть один человек в зале, всё равно буду петь. Я буду петь. Тем более что я знаю людей, которым надо это, чё скрывать. Не то что нравится — не нравится, слово “нрав1гтся» мне не нравится точно. Ну надо, надо. Яшка, тебе же надо, ты говорил, что надо.
Я-Ха: Надо.
Ч: Вот. Значит, я буду петь.
Я-Ха: А вот если меня не станет, а?
Ч: Значит, понадобится кому-нибудь ещё. Я в это верю. И если даже это будет никому не надо — я буду петь. Я долгое время пел себе. Стенам вот пел. Всё равно кто- то будет, кому это будет надо. Кого то тронет — по-любому же. Раз сила есть — сила не может не тронуть. Я думаю, что так. Насколько бы ты туп не был — если, конечно, не ходить постоянно в полосатых штанах с бритой головой, предвзято относиться и запираться от любой силы. Хотя от любой — это чересчур… Но от моей можно запереться лысой головой и спортивными штанами — это точно.
С: Слав кин, а вот тема войны у тебя — откуда?
Ч: Так о чём же мужику ещё петь, как не о войне?
С: Война — чего с чем? Или — кого с кем?
Ч: Ну, это внутреннее на самом деле…
С: Внутри себя?
Ч: Ну, естественно. Не неба с землёй, никак. Это всё внутреннее. У меня, по крайней мере, точно.
С: Понятие “рок” для тебя актуально?
Я-Ха (страшным шёпотом):
“Верьте в рок! Верим в рок!”
Ч: А это вообще не об этом.
С: О чём тогда? Одно дело — то, что ты вкладываешь в песню, и совсем другое — то, что, допустим, я понимаю.
Ч: О! Тем-то и ценно, тем- то я и люблю такие вот тексты, построенные, или ~ рассчитанные изначально, на ассоциативное какое- то восприятие и понимание. Мне это гораздо ближе — вот тексты что у Стёпы, что у меня — нежели тексты, допустим… ну, примеров не буду, чафиг. Тем-то и ценно, что каждый человек по-своему поймёт, так, как ему ближе, и насколько способен, насколько развит — внутренне, прежде всего.
Я-Ха: А вот ежели наоборот — ну ладно, вот — никому не надо, буду петь стенам, туда (указывает наверх), вот, не знаю, куда. А ежели всё наоборот? (скандирует) Чис-тя-ков! Чис-тя-ков! “И из каждого окна песня Ставкина слышна”. Это вообще как оно? Хочется — не хочется, или боязно, или нахуй надо?
Ч: Не знаю, никогда не думал об этом.
Я-Ха: Ну, это было бы нормально? Потому что Борисова Катька — она вот говорит, что было бы жутко, если бы все слушали Янку, Баша, Неумоева и Летова. А я считаю, что это будет хорошо, если это будут слушать — не как ЛАСКОВЫЙ МАИ, а каждый будет, вот, там…
Ч: Это же утопия… но, в принципе, построение коммунизма — это же тоже заебись, и я Летова очень поддерживаю в этом плане. Потому как не к утопии — к чему же нам, в принципе, ещё стремиться, если, реально взглянув на жизнь, ты понимаешь, что, строго говоря, в ближайшие пять лет. десять, полвека, век даже — чего уж там — ни хера хорошего не произойдёт. Так же будут чеченцы с вахаббитами своими, и прочие взрывы и катаклизмы.
С: Но стремиться к утопии и пытаться её воплотить — разные вещи.
Ч: Не стремиться. Стремиться к утопии — это как раз ущербно, по-моему. Я философски мало подкован…
С: Революцию делать пойдёшь?
Ч: За Родину воевать пойду.
Я-Ха (быстро): Что для тебя — Родина?
Ч: Родина?
Я-Ха: Конаково? Европейская часть России? Россия? СНГ? Евразия?..
Ч: Родина — это прежде всего для меня…
Я-Ха: …Земной шар?
Ч: Мой адрес — Советский Союз… И территория тоже. И слава, завоёванная нашими предками, которые же не просто так… Блин, если углубляться…
Я-Ха: Давай, давай, углубляйся.
Ч: Территория наша была не настолько широка, не такие безобидные предки завоевали её для нас.
Я-Ха: Оккупировали.
Ч: Оккупировали. Наши предки, славяне. И я пойду защищать это, да.
Я-Ха: От кого? А от коренного населения? Якуты восстали? Национальное самосознание сыграло — их там три века назад под пяту, а они вот сейчас консолидируются и начнут — “блядь, мы тут жили всю жизнь! Наши предки здесь жили дольше ваших!”
Стёпа: Не, якуты не настолько хитрые.
С: Ну, неважно, якуты — не якуты.
Ч: Не, это уже не будет считаться защитой Родины — пойти якутов убивать, потому что они возбухают. И с чеченцами то же самое, кстати — я вот не знаю. Я тол ком-то не разобрался в этой ситуации.
С: А в этой ситуации на самом деле мало кто толком разбирается.
Ч: Я просто говорю, что вот если война — такая, как Великая Отечественная, я не то чтобы с удовольствием…

Все бурно радуются

Стёпа (довольный, как слон после трёхведёрной клизмы): Я с удовольствием, да…
Ч: …но точно пойду. Это не пиздёж. Зря говорят, что нет патриотов — есть патриоты. Я патриот. Только не шумлю об этом, на самом деле. А те, кто ” шумит, может, и не патриоты, ну, как обычно. Потому что отдать жизнь за то, что тебе дорого — это всё-таки наиболее красивая смерть. А смерть для меня — это очень важно.
Я-Ха: Очень важно как что? Как событие, как субстанция, как явление?
Ч: Я пытаюсь потихоньку изучать это, но говорить пока об этом не хочу, потому что мало об этом знаю. Ну, все об этом мало знают, на самом деле. И говорить об этом бессмысленно, кому-то что-то объяснять, рассказывать — зачем? Пускай каждый для себя решает что-то по этому поводу. Ведь о смерти же каждый думает, только тупой не думает о смерти.
Я-Ха: А вот такой попсовый вопрос — как ты своё будущее- то мыслишь?
Ч: О-ой…
Я-Ха: Вот так вот и будешь там — собрал состав, половина разбежалась, как тараканы, да ладно, хуй с ним, так посижу… Или надо что-то делать, в конце-то концов?
Ч: Надо, надо, надо. Я тоже считаю, что надо, но. понимаешь… что я больше всего ненавижу в людях — это слабость. И вот у меня дохера этого в последнее время почему-то стало. Ну, через различные события — ослаб просто чувак, вот и всё. Надо копить обратно силушку и всё это дело восстанавливать. Понимаешь… (голосом пьяной старушки) “запилася я…” Но тут, понимаешь: сколько я искал баяниста, не мог никак состав собрать, и вот мне баянист сам названивает — мол, давай делать. Приезжаю с работы — записка: “Звонил Володя Рогач, просуетись насчёт музыки, насчёт музыкального плана поскорей”. Я ему звоню — в чём дело? А он говорит, блин, мол, баян свой проебал. Ну пиздец… Ну где мы будем баян искать? Я уже готов был просто с ним в гараж, попробовать хотя бы вдвоём — мне пофиг, я, в принципе, могу и группу задвинуть, раз они так поступают, можно было бы и с баянистом, легко, я бы попробовал. Вот у меня такие планчики были, некие намёточкн. Не знаю, как всё это осуществится опять — как я могу знать? Хотелось бы, конечно, я уже давно хочу. Вот, баянист появился, сам звонит — нет теперь инструмента. Как не верить в рок? Как наши спартаковцы не забивают в пустые ворота? Как тут не верить в рок?
Я-Ха: Слушай, а вот эта идея обэлектрнчнть себя — вот ты говоришь, что сначала писались такие акустические песни. А потом стали писаться песни, которые предполагают электрическую аранжировку… Когда это получилось-то?
Ч: Ну что ж, я хронологию свою веду?
Я-Ха: Иль толчок какой был?
Ч: А. ну в принципе, знаешь, приблизительно года… когда я после армии начал вот эти штуки привозить Катьке…
Я-Ха: 96-й.
Ч: 96-й, да. Как раз мы с тобой и познакомились. Вот в то время. И так и ничего. Один концерт всего был — который мы сегодня посмотрели по видеву. И десяток репетиций. Очень тяжело — вот, спроси у Стёпы, который тут стоит, курит. Я заметил — актюбннские парни приезжали, и, если сравнить то, что у них, с ситуацией, которая здесь — очень разные вещи. У них всё-таки что-то такое от коммуны осталось, они готовы за идею даже пострадать, допустим. Мне так показалось, по крайней мере. То есть они ещё готовы революцию сделать.
А у нас же — нет. На кого я только в этом плане могу рассчитывать — вот, на Стёпу да на Панцыря. На остальных — нет. А у нас у каждого по группе.
Я-Ха: А я-то как раз и удивлялся, что уж больно схожие ситуации — в Сибири было 10 человек и 10 групп на них, в Актюбинске там — 5 человек и 5 групп, у вас…
Ч: Да нет, здесь по-другому. Здесь почему музыкантов мало — потому что город маленький, почему играешь везде — сначала заинтересовывает, а потом уже сложно сказать “нет”, потому как все знакомые, близкие, друзья. В принципе, бывает такое, что, вот, просто заебло — я очень долго готовился Ку сказать — мы начинали Q COMPILATION-to делать опять вместе, с Бомжом, и аранжировок большинство придумали первых, а потом просто — не хочется человека обижать, вот такая вот чепухнстика. Тянется, тянется всё, уже не в полную силу… Видимо, так вот и на меня уже ктото играет. Может, и все. Репетиций нет, я не могу собрать группу, не могу. Я не могу бегать с метлой и заметать на базу каждого. Лёха Портнов — его тоже можно понять, у него жена, он играет тоже у всех… Ещё театр у него какой- то вонючий. Ему тоже никак не разорваться, не всё ему и интересно. Я ему так и сказал: “Лёха, давай запишем ЖИВОТ, больше претензий к тебе иметь не буду с этой стороны”. Вроде как согласились поработать — вот, Лёха согласился, теперь с Бобом начались проблемы. Бомж молодой, в принципе, его построить можно. Ну вот.
Я-Ха: Бомж это…
Ч: Басист. Ну вот такая довольно сложная в нашем музыкальном «мире конаковском ситуация. Очень не хватает людей. И заинтересованности у людей имеющихся.
Я-Ха: Ориентация ЖИВОТная — на живые выступления, или на какой-то альбом — чтобы записать и всем вставить?
Ч: Была, в общем, на альбом. Я хотел альбом просто записать, а выступать — как- то и не знаю. Тут слулиателей, во-первых, для этого нет. Стёп, как вот у нас — молодёжь, в основном, на концерты ходит? Стёпа: Ну да.
Ч: Ты же видел сегодня концерт, ну что там? Те, кто понимает, стояли там у сцены — Свят, Фэш, Крюг, Стёпа… Ещё кто-то пьяный.
Я-Ха: Что-то я Свята там и не признал.
Ч: А он там ещё был не волосатый. Он увидел меня… (Стёпе) Помнишь, я ходил тогда, когда ты меня брил-то?
Я-Ха: Ой! (Стёпе) Так это ты его так?! Как рука-то поднялась?
Стёпа: Нормально было. Хотели гребешок оставить… Вернее, он хотел сначала налысо, потом я говорю: “Давай гребешок оставим”… Уже начали, я там подбрил, посмотрел — бля! Гребешок — заебнсь! “Не, — говорит, — сбривай”. И я ему оставил хуйню сзади…
Ч: (вызывающе): Ну? Какие ещё вопросы будут, господа журналисты? (Внезапно сникает) Если, конечно, я ответил, я, может, ещё чего не ответил, я забываюсь…
Я-Ха: (мрачно): Сейчас будут.
С: Ага! Вот — Я-Хина любимая тема: чё о конце света думаешь?
Ч: Ой, да не дутиаю я о конце света ничего. Не нужно мне это. Как будет конец света — так и будет. До упора нужно просто…
Стёпа (кулацки подпевает): Зачем его ждать, конец света- то? Как будет конец света — так и будет. Зачем его ждать- то?
Я-Ха (ехидно): Так надо подготовиться к этому.
Стёпа (сидит довольно далеко от микрофона, речи его поэтому малоразборчивы): … а то — молятся все…
Ч: Ну это всё к тому, что надо туже вязать. Чтобы каждый момент был прожит как последний — есть у меня такая злая песенка про себя. Нужно стараться… ни хуя ведь не получается чего-то… Думать об этом нечего, нужно просто стараться жить, стараться жить и пиздеть… или не пиздеть… Или пиздеть по делу. Не знаю, как мы сегодня собирались на интервью так называемое — надо было просто не кочевряжиться, а сесть вот и поговорить по-хорошему. А вот… К вопросу о конце света. А нечего ходить вокруг да около просто. Мне, в принципе, до лампочки, если прочитает кто-то, если когда-то кто-то выпустит, если как-то отредактиру’ется это… Мне поебать совершенно, кто чё подумает… Мне дорого мнение людей, которые дороги мне. Я легко очень отношусь к тому, что какая-нибудь ботва подумает о том, что (с пафосом) — “от какой у нас Чистяков!”
С: Кстати, как ты считаешь — вот то, что ты делаешь — это делаешь ты или это делает кто-то через тебя?
Ч: Во-от! Самый лучший вопрос, по-моему. Мне сложно на самом деле сформулировать, мне формулировать ответы очень сложно. Конкретно про себя-то я понимаю, а вот эти вот потери — они меня уничтожают совсем.
Я-Ха: Ты старайся…
Ч: Опыта нет…
С: Просто говори как есть.
Ч: Ну как “говори как есть”… Я думаю, что на больший процент это — моё. Потому как. В принципе, если брать вселенское влияние, влияние кого бы то ни было, чего бы то ни было, на всех — якобы одинаковое. И кто-то может раскрыть то, через что это идёт, тот канал, через который проходит всё это, пропустить через себя и чго то сформулировать суметь.
Вот это формулировать у меня получается иногда. Свои же какие-то мыслишки, мировые войнушки при разговоре формулировать слабо получается. Ещё же есть какие-то силы конкретные, которые влияют, которые следят за тобой конкретным, за конкретным индивидуумом, и наставляют на путь истинный.
С: Ты это чувствуешь?
Ч: Я это чувствую. Не знаю, помогает ли мне это при написании песен как-то. Ну то есть — влияет-то по-любому, конечно, влияет, потому как влияет на мироощущение, мироосознание. А вот конкретно на процесс писания — не знаю.
Ну, видимо, тоже влияет, раз влияет. Да, влияет. Конечно, влияет.
Я-Ха: А силы, которые наоборот — тёмно гнетут?..
Ч: Так они порой и способствуют написанию песен.
Я-Ха: …ощущаются или это общая такая природа?
Ч: Не, не, ощущаются конечно.
Я-Ха: Конкретное влияние? Ну, не то чтобы осознанное, а — направленное?
Ч: Умом осознанное конечно, нет. Это невозможно — для меня, по крайней мере. А конкретно — да.
Я-Ха: То есть есть два потока…
Ч: Это не какая-нибудь экстрасенсорика, не об этом речь, а чувства, просто конкретные чувства, которые, в принципе, не описать.
Я-Ха: Но есть одно — …, и есть другое — или как? Или это всё одно и ты там как такой листочек на ветру?
Ч: Я не знаю, одно это или нет, просто, видимо, зависит всё-таки многое и от тебя — как ты предрасположен, настроен воспринять, потому как белая энергетика, или силы твоих, там, благодетелей тоже ведь могут обидеться, если они тебе делают посыл, а ты, допустим, пьяный валяешься, кверху жопой, пёрнул в ответ на приветствие. Бывает такое, я ощущал такое — нечасто, конечно, потому что я частенько с притуплёнными нервными окончаниями нахожусь, в последнее время особенно. Что плохо, конечно, я это сам погашаю.
Я-Ха: Это слабость или анестезия такая?
Ч: Это и то, и другое, я думаю. Некий такой вроде как микс, какой-то даже рефлекс, я не знаю. А ещё вот с людьми я не могу общаться трезвым. Ну неинтересно мне с людьми общаться трезвым, то есть абсолютно. Серьёзно.
Я-Ха: С любыми?
Ч: С любыми.
Я-Ха: Почему?
Ч: Не знаю. Мне легче, лучше и полезнее пойти в лес одному.
С: Тебе люди вообще неинтересны?
Ч: Ну как… Вообще неинтересны — это грубо. Чересчур. С: Не, ну понятно, чго у каждого из нас есть некоторое количество людей, которые будут интересны в любой ситуации. А вот человечество вообще?
Ч: В общем-то, в метафизическом смысле меня мало человечество интересует. Как это, может быть, ни прискорбно. Не пт-аю я любви к человечеству. Не назову себя человеконенавистником, но любви к человеку и человечеству не питаю.
С: Можешь сформулировать — почему? Что отталкивает от людей?
Ч: А вот в первую очередь слабости как раз. Меня это очень задевает просто. Я сам себе противен частенько вот из- за этого. Возможно, чтобы не помнить, от этого и происходят грохотухи стаканные… А вообще-то, конечно, хочется, блядь, чтобы всем было хорошо, если честно. Даже людям. (Смеётся)
Я-Ха: А вот чё ты, Славка, любишь? Вот лес вот любишь…
Ч: Да.
Я-Ха: Лес — он для тебя чего-то или просто вот место? Или это что-то вот такое?
Ч: Что-то вот такое. Я там — в последнее время, по крайней мере — гораздо лучше, чем дома, себя чувствую. Хотя не всегда получается туда сходить — опять- таки из-за слабости.
Я-Ха (внезапно)-. Котеек любишь?
Ч: Не-а…
Я-Ха: Не любишь! Не любишь котеек! Ой, я люблю котеек, ой, я / люблю котеек…
Ч: Не, конкретно, котеек, что ли? кошку люблю. А нет. Собачков вот, кстати, люблю.
Я-Ха: А книжки любишь? Или книжки всё врут? Вот чё ты читаешь, скажем?
Ч: Сейчас? Я тебе могу показать…
Я-Ха: Да. Чё вот на твоё формирование оказало? Какие тома? Чё на тебя повлияло? Самые такие, которые запомнились, которые вот так как-то…
Ч: Это весь глобальный Достоевский, естественно. Читал одно время я. Ницше, но Ницше мало читал. Но тоже там — “Заратустра”… Надобно перечитать, я собираюсь “Заратустру” перечитать.
С: “Антихриста” читал?
Ч: Не-а.
С: Очень зря.
Ч (важно): Я дофига чего зря не читал.
Я-Ха: А Библию читал?
Ч: Мало. Какие-то три Евангелия читал.
Я-Ха: Нехристь… Ой, нехристь…
Ч: А я, кстати, и не претендую на христианство.
Я-Ха: Некрещёный?!
Ч: Нет.
Я-Ха: Музычку какую любишь, окромя своих этих Отитов? Ч: “Вот этих своих”… Чё ж ты так вот обо всех…
Я Ха: Нет, ну я… Кроме скандинавского фолка? Мне же интересно — вот у тебя там Летов, вот Башлачёв, ИНСТРУКЦИЯ вон у тебя на видиво записана, Олди…
Ч: Ну так а чё ж ты? Вот — всё, что я люблю.
Я-Ха: Вот эти вот кассеты, да?
Ч: Не всё, конечно.
Я-Ха: АУ там записаны.
Ч: Нет, ну, АУ, кстати, совсем даже не люблю. Это, кстати, кассета Панцыря, не моя. Я её из-за Янки взял.
Я-Ха {разочарованно): Так. значит, не твоя… А твои-то где? Башлачёв твой?
Ч: Башлачёв мой. За 80 рублей купил, однако.
Я-Ха (с присвистом): Ты чё, дурак?! Можно же было “Титаник” взять!

Ржач

С: И все засмеялись.
Ч: Да. Обязательно в скобочках надо будет указать — дружный хохот… (узрев, что Я-Ха положил бутерброд на лист с текстом; страшным голосом) Неча тут на моих пергаментах! Бутерброды разложил…

Общин смех

Стёпа: Скатерти, ёбть…
Я-Ха: Грешен, грешен…
С (подхватывает): Аз есмь червь…
Я-Ха: А много вообще песен? Я знаю, что дохуища. Но вот примерно можешь число?
Пятьсот, шестьсот, там, десять тысяч…
Ч: Да нет, таких количеств нет, но я не считал…
Я-Ха: А вот таких, которые остались до наших дней? Отсеивались, отсеивались, а вот то, что ты сейчас — там. “Закон сохранения энергии”…
Ч: Со всего — со всего?
Я-Ха: Да. Сколько наберётся?
Ч: То, что конкретно меня бы сейчас тронуло? Ну, я думаю, полтинник можно набрать.
Я-Ха: Экий вы, батенька, плодовитый.
Стёпа: Очень плодовитый.
Я-Ха: Слишком плодовитый.
Стёпа: Слишком не бывает.
Ч: Слишком, слишком. Было время, когда было слишком…
С: Слушай, а “Чёрный Заголовок” — он как появился?
Ч: А появился он довольно-таки случайно вообще. Потому как опять при нашумевших бутылках, стаканах и прочем апатично-депрессовом состоянии я просто решил все свои сбережения, гитары и нужные кассеты забрать и уехать жить в Питер. И вот я взял всё это дело и поехал жить в Питер. А в Питере я протрезвел, встретился с Яшкой, и он меня, естественно, как обычно — и туда, и сюда… А! Так вот, протрезвел я, и понял, что петь хочу. И вот Яшке сне сообщил, он предложил делать тогда квартирник… Или я предложил? А, ну, в принципе, я предложил попеть. Меня. И появился вариант, что, вот, у Анны. Стали делать квартирник, и выяснилось как-то в процессе, что есть такой Харченко, у которого можно недорого и записаться. А песен-то дохуя, надо же куда- то сувать их — вот и получилось. А ещё был у меня, конечно, каверзный стимул Яшку поучаствовать затянуть.
Стёпа: Да…
Я-Ха: За что и поплатился…
С (строго): Особого концепта никакого не было в альбоме?
Ч: Ты знаешь, единственным критерием было то, что эти песняки ранее не использованы нигде и вряд ли где, видимо, будут использованы опосля.
Я-Ха: А где они “ранее не использованы”? В тех альбомах, которые ты сам писал?
Ч: Ну да, ну пел в компаниях, вот, выпиваешь…
С: То есть — “уникальные редкости и красоты”?
Ч: В общем, да. И, в принципе, которые я не пою вообще на публике. Кроме исключений — вот “Зарок» этот иногда попеваю, потому как она такая… мелодично-динамичная. Как мне кажется. Которую петь легко, когда выпьешь.
Я-Ха: Потому что народу-то “Бронекартон” как-то боле нравится.
Ч: Ну так я читал… рецензии-то. В “Фу’ззе”. Эта Тоша Иванова — она вообще молодец, она такая… критичная папарацци.
Стёпа: Тоша? Тоша, да…
С: Мою-то рецензию на “Бронекартон” читал?
Ч (неуверенно): Естественно, читал.
Я-Ха (подсказывает): Но ни хуя не помню.
Ч (смущённо): Правда, не помню, чё там…
С (снисходительно): Ладно, тогда вопрос снимается.
Ч: Не, а, слушай… может, если вопрос задашь, то я вспомню…
С: Не-е, меня интересует как раз соответствие того, что вкладывает господин исполнитель и того, что воспринимают господа слушатели.
Ч: А! Так это сложно… Как я-то могу на это ответить? Мне же неведомо, каким образом воспринимается это тем, кто слушает…
С: Ну ты же читаешь про себя, там это и описывается.
Ч: А… А… Слушай, такой… такой…
Я-Ха: То Светка расслышала или не то?
Ч: Конечно, не то. Но мне понравилось. (Ржёт так, что зашкаливает уровень записи)
С: Выкрутился…
Я-Ха: А вот возможно, чтобы кто-нибудь адекватно воспринял это вот “творчество”?..
Ч: Нет. Я думаю, невозможно.
Я-Ха: Озарения такого быть не может, чтобы полная синхрофаза?
Ч: Я думаю, нет. Я в это не верю, по крайней мере.
С: А в реинкарнацию веришь? Ты помянул в начале интервью…
Ч: Ну, я, скорей всего, предрасположен верить в это. Конкретно я об этом не задумывался, если честно.
С: То есть такой вариант тебе нравится?
Ч: Наиболее приемлем.
Я-Ха: У-у… Не по пути нам с вами, (поучает) Однова живём, а потом нам ка-а-ак пиздюлей навставляют за то, что наворотили…
С: Вот оно, христианство!
Я-Ха: …а ещё больше — за то, что не сделали…
Стёпа: Зубов бояться — в лес не ходить… (смех)
С: Христианство в этом отношении — гораздо более жестокая религия — она не предоставляет второго шанса.
Я-Ха: Вот именно, да. А чё, вообще — жизнь жестока сама по себе, (внезапно) Борисыч, а с деньгами-то у нас чего?!
Ч (просыпаясь): А чё с деньгами?..
Я-Ха: А вот хотел бы ты на свои вот песнопения жить? На отчисления, как профессиональный музыкант: ты вот лабаешь — тебе максают… Считаешь ли ты, что это должно быть оплачено?
Ч: Не знаю… Не считаю, что это должно быть оплачено. Но я был бы не против жить на деньги, на какие-то средства, которые получал бы от того, что мне близко, от того, что я, может, умею… Не считаю это за какое-то попсячество…
Стёпа: Просить бы не стал, но если дают — не отказался бы.
Ч: Ну, не всегда бы, конечно, не отказался бы…
Я-Ха: А вот таких, как ты, много? Ну, как тебе кажется? Или ты вот — “метеор крылатый, самый распнздатый”? Стёпа (Я-Хе): Экой ты каверзный…
Ч: Да не, немного, но есть. Немного. Если бы было много — я думаю, всё по-другому всё-таки было бы.
С: Лучше было бы?
Ч: Лучше было бы. Честнее, по крайней мере, было бы. Прошли бы, возможно, через какие-то страхи и ненависти, но в результате
было бы уже, наверное, всё-таки… Если бы было, конечно. Мало таких людей всегда было.

Общая радость по поводу того, что такие люди всё-таки есть

С: Ты считаешь, что такие вещи, как честность, они оправдывают всякие страхи и ненависти?
Ч: Да.
С: То есть если, к примеру, я урою какого-нибудь персонажа, честно, от всей души, это будет правильно?
Ч: Да, я даже на убийство согласен.

Я-Ха издаёт непередаваемо протестующий звук

С: Ты сам мог бы убить человека?
Я-Ха (боязливо): Тут где-то ножик был…
Ч: И пара вилочек… В общем, я бы мог убить человека, да. Ну для этого нужно, конечно, основание. Вообще я очень люблю фильм “Прирождённые убийцы”, если вы смотрели… И поддерживаю идеологию, которая там…
Я-Ха: А какая там идеология?
Ч: Убийство — это не грех. Грех — то, что люди творят. Предательство — грех. Животные друг друга не предают. Понимаешь, в чём дело? Они убивают, но это честно. Это ради выживания сильнейших. Это христиане придумали, что каждый имеет право… Да, да. Почему бы и нет? Смотри, сколько расплодилось всякого говна… Я-Ха (раздражённо): Говно как раз плодится по принципу “кто сильнее, тот и прав”.
Ч: Да не, зачем? Нет, людская среда — говно уже со времён пришествия вашего любимого Иисуса Христа. Когда его якобы поганые язычники там предали…
Я-Ха (ехидно): А до этого, типа, всё хорошо было?
Ч: Не было хорошо, но всё было гораздо честнее н сильнейшие побеждали.
С: Христианство подменило ценности…
Ч: Абсолютно.
Я-Ха: Чем?! Что оно подменило?!
Ч: Не, ну сейчас развивается такая тема, на которую можно много чего сказать.
Я-Ха: Так и хорошо. И говорите много.
Ч: Я не хочу на эту тему говорить. Я не считаю себя готовым о пять-таки. Если бы я чувствовал себя готовым, я был бы сейчас только за. А пока я не готов — давайте не будем говорить на эту тему.
Я-Ха: А на какую тему ты готов?
Ч: Не знаю. Ваши вопросы — наши ответы.
С: Ты считаешь, что в итоге сможешь достичь того уровня знаний, при котором ты смог бы разрешить подобного рода вопросы?
Ч: А иначе мне и незачем заниматься было бы этим. Конечно, считаю. Я не один, у нас даже здесь, в городе, есть некое (выябывается) “тайное сообщество”.
С: Ну-ка, ну-ка…
Ч: Да не, а чё тут “ну-ка, ну-ка”, оно же тайное…

Бурный и продолжительный смех

Я-Ха: А война с собой — она может быть выиграна?
Ч: Да.
Я-Ха: (возмущённо) Каким, каким местом ты выиграешь? Ты же сам с собой воюешь! Ты у себя выиграешь — значит, ты сам себя победишь?
Ч: Это значит… Блин… Это значит…
Я-Ха: Тут вот как вот? Какая, в жопу, победа в войне с самим собой?
Ч : Гармоничное воссоединение себя с собой. Потому что в любом организме ипостась не одна. Их несколько — две, по крайней мере, точно. И когда ты почувствуешь, что возникло гармоничное соединение вот этих всех
ипостасей… Ну, это то, к чему стремились, скажем, схимники вот эти все. стремились к победе над собой. Кто-то побеждал всё- таки в результате.
Может, об этом история не знает — и не должна знать, кстати, насколько я понимаю. Люди, которые в лесу жили — друиды те же древние. Победа викинга заключалась в смерти за то, что ему дорого.
Я-Ха: Единение — это ж не победа, это компромисс.
Ч: Не, “компромиссе не для нас”, ты чё?
Я-Ха: Это понятно. Так как же это всё увязывается?
Ч: А так вот! Откуда я знаю, я же ещё не победил. Когда побежу — скажу, если доживу.
Я-Ха (безапеляционно): До этого ты не доживёшь.
Ч (изумлённо): Как — не доживу?
Я-Ха: Если уж победил — с копыт долой.
Ч: Почему?
Я-Ха: Потому. Все узлы — топором. Все вопросы разрешаются только…
Ч: По крайней мере… Не, в этом мире — вряд ли, конечно, живя, как сейчас… В общем, да. Обет молчания…
Я-Ха: А, ну да. Тебе то проще, у тебя-то там ещё чего-то будет.
Ч: Жалко, что у тебя ничего не будет, Ях…
Я-Ха: Что поделаешь… Кажному воздасся по вере его…
22.10.99, Конаково


Обсуждение