— Нет, — опять уныло сказал Пок. — Душа есть, а за душой ничего нет…
И. Михеев “Сказка”
Профессиональный подход неизбежно приводит к расслоению: самые способные я энергичные занимают командные посты. Иерархия, в свою очередь, как любая система, предполагает замкнутость — свои обычаи, правила, устав. Замкнутость порождает сектантство и непримиримость.
П. Вайль, А. Генис “60-е”
— Пиздец, блядь! Что ни день то сказка!
Эмоциональное восклицание одной из двух малолеток, пробегавших мимо.
“…И это НАШ с ТОБОЙ рок-н-ролльшлй фронт! НАШ с ТОБОЙ рок-н-ролльный фронт!” — надсаживаясь, ревёт с магнитофонной ленты голос Игоря Фёдоровича в заведомо тщетной попытке приблизиться к Ромычу. “…И это мой со мной рок-н-ролльный фронт. Наш со мной рок-н-ролльный фронт” — тихонько напевает Ромыч, забираясь в промёрзший сарайчик пригородного ПАЗика, который через пять минут повезёт его в сторону Спасо-Преображенского монастыря.
Роман Владимирович абсолютно прав, более того — непогрешим. Наверное, по понятиям Кости Мишина, он уже давно заработал себе квадратный бассейн со святой водой, на покрытых лазурным кафелем берегах которого сонм апостолов/ праведников/ ангелов дожидается лидера ИНСТРУКЦИИ. Роман Владимирович прав, потому’ что никакого “рок-н-ролльного фронта” уже сто лет как нет, более того — его никогда и не было, и уж, тем более, никогда не будет. Господь с вами, какой фронт? Существуют лишь разрозненные бандформирования, которые хоть и потрясают флажками с набитыми по трафарету надписями “СИСТЕМЕ — НЕТ!”, но мочат только друг дружку. Определение свой/чужой идёт по принципу “из какой ты группировки и с кем ты дружишь?”, а не “что ты делаешь?”. Кто из сибирцев старше тридцати будет слушать Ермена? Зачем? Есть же Летов… То, что тот и другой — совершенно разные Миры — не принципиально. Похоже — и точка.
Внешний враг — инерция ли, энтропия ли, государство — пренебречь!
В лучшем случае, дежурный холостой залп — не до того!
Идентификация.
Не я.
Огонь!
Музыкант никому ничего не должен.
Музыканту никто низачем не нужен.
Это только дети — жестокие, эгоистичные, несчастные дети от семнадцати до шестидесяти семи лет, бравируя своим атеизмом, с оттяжечкой припечатывают: “НИКТО НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН!”. Жалко их. Голословность и бессмысленность данного хлёсткого афоризма они подтверждают всей своей жизнью, ибо нет более жёстких кредиторов (в плане всех видов межчеловеческих отношений, а не только (и не столько) в плане денег). Бедные жадные люди, не способные прямо сказать: “Я никому ничего не должен, потому что НЕ ХОЧУ и жалко мне”, и от того демагогически придающие сему выражению заповедеобразную форму. Слабость внутренняя и внутренний же стыд — опорой им. При всей стильности и внешней героической красоте, этот постулат столь же бессмысленно червив изнутри, как и родственные “Все всегда уезжают навсегда”, “Человек по натуре добр”, “Человек человеку волк” — все они, так или иначе, опровергаются жизнью. Как и все жёстко сформулированные тезисы.
Ребята! Не ведитесь: если рокер совсем как настоящий отхлёбывает у вас пиво в антракте — это совсем не повод совать ему свои кассеты: в самом лучшем случае лениво воткнёт половину первой песни, а потом со вздохом засунет в самый дальний уголок. С журналистами всё ещё хуже — они всё и так знают, знают, под кого вы “косите”, у кого что спиздили — им даже слушать не надо, можно сразу затирать чем-нибудь стоящим.
Рокер устал, ему уже ничего не надо, у него свой круг общения и своя тусовка, и внутри этой тусовки непрерывно идёт процесс меряния хуими — с понятными изменениями во внутреннем раскладе. “То Софья Павловна с Венерой схожа/ то Софья Павловна венерою больна” — то Рудкин брат, то ренегат и мудак, то Марков лучший, то отъявленный фагот, то Летов свет в окошке — то Сибирский Пёс (и непохоже, чтобы краснобогемного лидера задели политические метания пожилого покойного сибиряка — на такие мелочи и пошлости обычно внимания никто не обращает, скорее всего, просто в своё время Егор не оценил Усова по нарицательной стоимости — за что и поплатился). Данный пример взят просто потому, что мне безумно обидно, что в склочной герметичной “Связи Времён” почти не осталось детской смертельно-обезоруживающей открытости “Шумелаъ Ъмышь”и. Да, процесс взросления необратим, хотя и остановим очень простым и варварским способом.
Белый эфир. По экрану бегут рябь, муть и прочие полосы…
Нам выпала великая честь — сдохнуть в перемену времён, и вы и мы всё равно сдохнем под забором, только вас будет глючить, что вы пали в битве под Ватерлоо, а мы будем знать, доподлинно знать, что это не игра — жизнь, а жизнь — она изначально проиграна смерти.
Самая широкая пропасть, разделяющая людей, пролегает между поколениями. “Радовались только первые” — дальше пошёл раздрай. Любое поколение ровесников — это уже готовая мафия. Мафия — и Власть. Как же! Они же росли вместе — с песочницы, одну музыку слушали, одни пиздюли получали в зависимости от положения в социуме. Бойцам “рок-н-ролльного фронта”, которого нет и не было, есть что вспомнить. В их трудовых книжках зафиксирован одинаковый стаж в “движении”. Конфронтация идёт и вверх — “да что этот старый пердун Бурлака понимает! Он же, окромя АКВАРИУМА и DEEP PURPLE, и не слышал ничего!” — и вниз — “ну, и что эта сопеля о себе возомнила? Да мы сейшена устраивали и винтились, когда она ещё над двойками в школе рыдала!”. Непрерывный стаж определяет статусность — тусуйся при всём этом — и через десять лет тебя уже будут знать все собаки, а молодая шпана будет приходить и угодливо хихикать над твоими бородатыми анекдотами. Думаете, я чем-то отличаюсь? Что я без ленивого пренебрежения беру в руки новорожденные журнальцы? Что без снисходительного: “Ну, что за хуйню нам принесли?”
— ставлю записи условно “молодых” команд? Хрен — как все, так и я. Как все — так и я. С некоторым даже изумлением понимаю, что в данный момент уже мои ровесники, дурацкое “моё поколение” становится номенклатурой и вертит рокинрол — трудовой стаж уже достаточен! Ещё лет пять, и те, кто из нас выживет — станут зубрами и монстрами — кто рока, кто ролла, кто независимой (а кто-то и зависимой) прессы. И будем радоваться, старые пмзд^ны тридцати пяти лет от роду, что молоды душой, и, частично, телом. И будем топтать тех, кто снизу, и с сожалением признавать, что те, кто пришёл до нас, пока ещё живы. Рокнролльная дедовщина — rules!! Белая армия — чёрный барон… А вы, думаете, другие? А вам не тошно? “Мы заслужили! Мы заслуженные!” — до дыр заслуженные.
Почему, почему два человека, пишущие, на мой лукавый взгляд, совершенно одинаковые песни, одинаково гениальные — и всё, в общем-то, про одно и то же, послушав кассеты друг друга, недоумённо пожимают плечами: “хрень какая-то…” Почему? Не видят картинку в целом? Глупые, да? Чёрт его знает. Ты на суше, я на море — мы не встретимся никак…
За окошком на улице тоскливо воет сирена — наверное, сотрудники правозахоронительных опять ловят анархистов. За что я не люблю анархов? А за то, что не верю. Не верю их многочисленным газетам и журналам, в которых полезная печатная площадь, на которой можно было напечатать статею про Фо Ми На, бездарно тратится на бессмысленные, как и эти заметки, манифесты, разоблачения и жалобы. Слова рассыпаются и никак не хотят сложиться в доверительную картинку мира, всё получаецца ещё картонней и идиотичней, нежели в программах ТВ или фнцци-газетах. Больше всего бесят скуления на тему беззакония, наперевес с которым Государство упорно мочит радикалов. Я с вас смеюсь! Вы поднимаетесь на борьбу с Системой — и возмущаетесь, что она, вместо того, чтобы капитулировать, едва завидев Чорное знамя, начинает уверенно защищаться? “Можно, к примеру, делать марки самому
— цветной ксерокс или сканер с цветным принтером. Это, правда, караетя по закону, но, согласитесь — обманывать государство не только полезно, но и приятно.” А и Государству столь же приятно (и полезно) наябывать своих граждан
— оно тоже жить хотит, так что уж — не обессудьте. Рассчитывать на соблюдение прав человека и прочих УК нельзя, даже если ты сидишь тихо, как мышка, а уж если сам, по своей воле, вламываешься в улей… Ты берёшься за оружие, даже если это банальная шариковая ручка или баллончик с краской — уж будь готов, 1гго это плохо кончится. Я помню, когда в Тбилиси правительство разогнало ночную манифестацию танками, все прогрессивные силы зашлись в истошном вопле: «Там подавили нескольких БЕРЕМЕННЫХ женщин!!!! ФАШИЗМ!!!!». Милые, скажите мне, почему они оказались ночью в колонне демонстрантов? Если сохранность нерождённой жизни, которую они в себе несли, абсолютно не заботила ни их, ни тех, кто был рядом, если никто не взял их за шкварннк и пинками не загнал домой — то об чём базар? Не лезь в трансформаторную будку — и тебя не ёбнет током. Борьба с фашизмом — дело милое, если ведётся не фашистскими методами. Гитлеровский СССР и сталинская Германия — это не только концлагеря и ГУЛАГ, но, в первую голову, мощнейшая пропагандистская машина, и, если смотреть чуток глубже, чем обычно, то важно не то, каким раствором тебе промывают мозги — коричневым, красным, или, скажем, зелёным, — а то, что промывают вообще. И когда кто-то говорит, что самое радикальное, что ты можешь сделать в этой стране — это исправить себе мозги — на это тоже вестись не очень-то…
Вообще всё плохо. Любая попытка встать в полный рост кончается тем, что тебя либо валят и гасят, либо вокруг наметает тусовку и ты становишься основателем династии, и, со временем, статусной фигурой. Никакого “братства” давно уже нет, даже если когда-то оно и было, хотя на сей счёт, как я уже говорил, есть серьёзные сомнения. Став таким удельным князьком, ты начинаешь вести политику с сопредельными княжествами, изредка заключая пакты о ненападении, а чаще вступая в конфронтацию со всем окружающим миром. Со стороны, сверху, сбоку это выглядит так: едет по городу обычный фургон. В фургоне двое. Сцепившись, катаются по полу, норовя вгрызться друг другу в глотку. Летят в разные стороны пуговицы, клочья волос и прочие носы и уши. Это фашист с коммунистом (шиит с сунитом, кошка с собакой — нужное вычеркнуть нахрен) полемизируют. Фургон меж тем выезжает за городскую черту и направляется к старому карьеру, возле которого уже месяц дежурит рота солдат, и который уже до краёв наполнен аккуратно разровненными бульдозером коммуняками и фашиками. Я это к тому, если кто не понял, что нас, собирателей крышек от канализационных люков, и так осталось мало, нас и так уже поджало со всех мыслимых и немыслимых сторон, что никому уже давно ничего, кроме собственных дурацких амбиций, не дорого — я про это. Всё равно во рту будет только толчёное стекло…
Рок? Панк? Новая религиозная доктрина? В стране с выжженной калёным православным железом тысячелетней языческой традицией (не слишком ли быстро — по историческим масштабам?), с корнями вырванным, в свою очередь, традицией коммунистической (тоже — не слишком ли легко — не по человеческим, понятно, меркам?), самостийно рухнувшей под ударами нуворишского ига (тоже — фантасмагорически быстро), для некоторой части молодёжи просто музыка превратилась в какой-то момент в нечто неизмеримо большее. Если верить воспоминаниям очевидцев — если можно вообще кому-либо верить — концерты в конце 60-х — начале 70-х предоставляли преизрядно возможностей для проведения аналогий с тайными собраниями первохристиан — катакомбного периода. И, как за всякую Веру, — положенная доля гонений и преследований — на всех и всяческих уровнях. Положение вечных сектантов. Для тех, кто уже не нашёл для имманентной религиозности иного воплощения, все эти смешные понятия: рок, панк, ещё что-то — куда более весомая реальность, чем сияющий фаллической мощью «Сникерс». Или крест. Или полумесяц. Со звездой. Или ещё что-нибудь — столь же святое для кого-то. Другого. Вот и относиться к этому приходится — соответственно. Адекватно. (Мальчик, истошно вопящий что-то отдалённо напоминающее — «Янка! Go Ноше!» — за что я не люблю тебя? За то, что отважно — зачастую действительно рискуя — ты размениваешь свой талант, данный Небом совсем для других Войн. Говоря с Золотым Тельцом на его языке, и даже предавая его анафеме, ты, подражая, уподобляешься ему же. Отчаянно рубить деревянным мечом тень врага, заносящего над тобой шоколадный батончик-кладенец-на-всё — значит проиграть изначально. Трансцендентная тотальная война ведётся совсем по-другому. И последствия её для всех враждующих сторон куда более ощутимы, хоть и не столь наглядны. Похабными шутовскими фокусами за версту смердит от бойких рекламных перевёртышей «Не сникерсняй — ОСКОЛКНИ!!!» Муйня это всё, граждане рокеры — не за этим вы здесь. Оккупантов надо крыть сверху.)
…Опять же, противустояние с внешним миром — за что я ненавижу всю контркультурную братию? За одноначную тупую (уж как ни крути, а тупую) ненависть ко всему, что не они. Эта штука, вообще-то, называется ксенофобией, в которой так приятно обвинять других. Конфронтация между неизбежно хуёвыми “ими” и безусловно пиздатыми “нами”. Отважные, героические разведчики — и столь же коварные и подлые шпионы. Чудовищная односторонняя полигкорректность. Бешеное рефлекторное отторжение иного — оно неизбежно, что бы не говорили иные доблестные “позитивные”, это биология, это инстинкты, и от этого не убежать, животная составляющая человеческой природы может быть сколь угодно задавлена, загнана внутрь, но выкорчевать её напрочь нельзя, тело рефлекторно напрягается на всё незнакомое и непонятное, сколь бы мощный культурно-репрессивный аппарат не строил сознание. Наша биологическая защитная система создавалась ну о-о-очень долго, и рассчитывать, что за 20-30 лет весьма относительного гуманизма можно переделать её до основания, глупо. В экстремальной ситуации рефлексы работают куда эффективнее сознания, которое, зачастую, только мешает, а когда тебя давят, долго, со знанием дела, фактурят, мочат и просто пиздят — сам Бог велел ответить тем же, на доступном тебе уровне. Но вот только одно “но”. Почему меня до судорог ломали теории И. Ф. Летова о делении человечества на ЛЮДЕЙ и НЕЛЮДЕЙ — при органическом приятии идеи о т.н. НАСТОЯЩЕМ etc — да только потому, что в данной модели существовала непререкаемая оценка НЕЛЮДЕЙ как априорно положительных персонажей, коим всё дозволено и простительно — и наоборот. Непреложна истина — ибо моя. Стрём сознаться в собственной субъективности — вот что меня корёжило, а вовсе не деление людей, люди, действительно, очень разные существа, с этим-то я как раз согласен, вся жизнь меня в этом убеждает. Вот только нельзя к данному разделу подходить, пытаться, по крайней мере, подходить с морально-этическими оценками. Здесь нет “правых” и “виноватых”, “хороших” и “плохих” — есть лишь муравьи: чёрные и рыжие, которых угораздило жить на одной территории. Рыжий муравей, рассекая жвалами чёрного на две равные половинки — и чёрный, разоряющий кладку яиц в чужом муравейнике, одинаково правы: морального императива в видовых разборках нет и быть не может, ни тот, ни другой не виноваты, что относятся к разным видам, которых люди-неэнтомологи с полным основанием называют просто “муравьи”. (Чёрные и рыжие муравьи вообще относятся к разным родам. Это так, к слову. — ред.) И вековечный антагонизм цивилизаций условных “поэтов” и условных же “мясников” — внеморален (я говорю лишь о принципе разделения, а не о частном приложении — понятно, что поголовное истребление волосатых или терроризм наобум — мерзость и дикость, ни то, ни другое, кстати, не оправдано здравым смыслом; лисица не охотится на зайцев, пока не голодна, да и тогда ограничивается лишь необходимым). Слабо, просто слаб о признаться хотя бы самому себе в том, что ты не избранный, высший, которому, естественно, сопротивляется тупая костная масса, “мясо”, а всего лишь ободранный кот, воюющий за территорию (с помойкой в центре) с другими котами — правда ведь, как-то негероически получается, несолидно, весь пафос контpкультурный куда-то исчезает без следа? А ведь так оно и есть. И если у тебя отобрали подвал, где твоя группа репетировала — то это не от того, что “Материя гнобит Дух”, а от того, что рыжие муравьи из АО “Палёная водка Ltd” оказались проворнее и сильнее, и не “поганый Бог их любит”, а подготовились они к выживанию на одной с тобой территории лучше. Вот и всё. И никакого героизма — все вопросы решаются в рабочем порядке видового выживания. И пусть я буду выглядеть полным мудаком, полным подонком, но: КОГДА. КУПНОСТИ, С КОТОРОЙ Я СЕБЯ ИДЕНТИФИЦИРУЮ, КТО-ТО ИЛИ ЧТО-ТО УГРОЖАЕТ, УГРОЖАЕТ САМОШ’ ЕЁ СУЩЕСТВОВАНИЮ — Я НЕ БУДУ МУЧИТЬСЯ ПО ПОВОДУ ТОГО, ЧТО У ПРОТИВНИКОВ ЕСТЬ ДЕТЁНЫШИ С ЛИЛОВЫМИ РОТИКАМИ И ОНИ ПИЩАТ — Я БУДУ ЗАЩИЩАТЬ СВОИХ…
…только не буду при этом с пеной у рта доказывать, что я, дескать, хороший, что бьюсь за единственное правое дело. Не знаю, с чего я так завёлся — я вообще довольно давно перестал знать и понимать очень многое и» того, что досель казалось самоочевидным — но просто камарилья, делящая всех на “объективно-хороших” и “объективно-плохих” уже порядком заебала. И пусть я буду первым и единственным в кровавом самиздате, кто посмеет сказать: “вот то-то и то-то — говно полное — и не потому, что плохое, а потому, что не нравится мне” — и пущай это прозвучит глупо и нестильно, зато, по крайней мере, честно. По крайней. Мере. И без понтов. Не прикрываясь высшим промыслом. И мнение тех, кто со мной не согласен — мне объективно (вот здесь уж объективно, без балды) похуй. Уж не обессудьте.
Как, впрочем, и вам — моё.
На прощание позвольте баечку. Все знают, что к г-ну Арбенину я отношусь очень плохо — он прекрасный поэт, хороший актёр, но попытки записать то, что делает он и ведомая им ансамбля в “рокъ” вызывают активное неприятие. Уж не взыщите. Тем не менее баечка будет про Костю, и баечка хорошая, говорят, что не выдумка. Костя Арбенин по жизни проникся Моррисоном и почитает его чуть ли не как Бога (к Моррисону у меня отношение тоже достаточно хуёвое, так что цените мою объективность). Так вот: снится Арбенину, что пришёл к нему товарищ Моррисон. Костя, естественно, ошалел от радости (а кто бы из вас не ошалел?), усаживает гостя дорогого, и начинает ему жалиться на тему: “Джим! Послутиай! У нас тут всё так хуёво, рок умер, никому ничего не надо (узнаёте?), полная труба, Джим, искусство умирает, денег нет, всё плохо!..” — и так далее. Моррисон мрачно слушает какое-то время все эти излияния, а потом устало изрекает: “Ну а я-то — что сделаю?..”
“Дурак ты, Шлыков, так ПРАЗДНИКА хотелось!..”
6-8 марта 1998 г. Я-Ха