Как показала практика, действа рода “Лестниц”, похоже, могут происходить абсолютно в любых условиях, вплоть до приближенных к боевым, примерно с одинаковым результатом. Каюсь, узрев горящий весёлыми огоньками стеклобетонный блок «Евразии», я отвалил челюсть и собрался резво метнуться обратно в метро, но… В общем, фест в очередной раз относительно удался, вопреки пораженческим настроениям в лагере организаторов и их недоброжелателей. Единственное что, ежели оные устроители возжелают продолжить свою колыму, стоит, наверное, хотя бы некоторые организационные вопросы решать не по ходу концертов, а хоть чуть-чуть загодя. Авантюризм — оно, конечно, хорошо и в традиции, но…
Частичная смена руководящего состава оргкомитета если и не пошла явно на пользу, то и во вред не обратилась — по крайней мере, фактически полностью исчезли со сцены сугубо эстетические девайсы — почти все выступавшие были в той или иной степени осмысленны. В то же время организация — на грани полнейшего бардака. Смелый эксперимент переноса действа из привычных «Корабел»ьных стен в пытающуюся казаться расфуфыренной “Евразию” оказался на руку только Ай-Болиту. Славке Астёнову и всей вписывавшейся у него в общаге московско-актюбинской братии — идти до зала два шага. Негодующие причеты наиболее радикальной части фестивальной братии «Кабакь! Фу-у-у! » истине, пожалуй, не соответствовали, оценка, данная залу Светкой Чапуриной, думается, куда точнее — «Столовая. Обычная совковая столовая. Они просто настоящих кабаков не видели». Рекламы —практически никакой. С другой стороны, на данный контингент выступавших нагнать левый народ можно лишь раскрутив на полную маховик СМИ, только денег надо будет почти стока, скока на Президента, а где их взять, если и на проезд музыкантам нету? Да и надо ли? (Не на проезд, понятно, а на сгон толп). А так ведь – все, почитай, свои в доску или в стельку — одни знакомые рожи и в зале, и на сцене — и, главное, много этих самых рож, приятно. Далее — всегдашнее больное место «Лестниц» — аппарат. В этот раз — сиквелл первого дня “Третьей”: что-то, негодящее даже для проведения школьной дискотеки — Беляев, конечно, пытался чего-то сделать, разрываясь между звукостроением и видеосъёмкой, но упрямое железо не хотело оживать Аминь.
По самим выступлениям несколько фрагментарно, ибо часть банально пропустил. Причины были. Всякия.
Непомнящий, вскрывший фест, приятно удивил — ожидался пост-летовский экстремумист, а явлен был романтик и лирик, причём не сюсюльный, а правильный. На редкость лёгкий и непонтовый (не путать с бесноптовым) персонаж. Что-то щемяще-детское — и в песнях, и в нём самом. Дежурные сетования о гигиене волосяного покрова — опустим.
МЕРЛИН БЭНД. Мерлин как Мерлин, спокойная ритм-и-блюзовая программа, песни то ли все старые, то ли новые, от них не отличимые. Увы — зная, на что сей кудесник способен иной раз — обидно, хотелось более проблемных вещей — как на квартирнике памяти “Огрызков».
Выступление Свирепого Ежа, широко разрекламированное как revival ПОГРАНЗОНЫ, фурора не произвело, даже хит “Наша Родина СССР” не увлёк так, как раньше. Звук был плох, слова Аверьяновских мантр ускользали от сознания, как сам он от микрофона, электрогитара без педалек звучала тоскливо. Просто беда.
Шальной налёт боевой конаковской конницы под командованием Будённого — Чистякова, как обычно, произвёл. ЖИВОТ опять трансформировался: на сей раз в паре со Славкой рубился семнадцатилетний рекрут Семён с белоснежными хайрами до попы, “по молодости” (!) игравший хэви метал — ну да что и по евоным гитарным переливам было несложно просечь, опять же, зная, что всё Конаково плотно сидит на скандинавском, языческом металле — куда ж без него? Новая программа, танковой дивизией на марше пронёсшаяся по залу, а особливо наговор-вступление чуть было не заставили меня сорвать нательный крестик и спешно обратиться во вроде бы исконное для сиих мест Родоверие — именно истовость, стоящая ЗА Славкой, и сметает всё на своём пути, истошная Вера в то, что что ты делаешь, а не в то, что это — круто. Вот и вся разница со всякими иными-прочими.
Дождь, опоздавший к началу и вклиненный в середину первого дня, не прозвучал: звука со сцены стало почему-то шибко мало, и, как следствие — уровень шума в зале адекватно возрос. Беляевские увещевания, неубедительно сдобренные матюками, вызвали лёгкий скандальчик в исполнении заезжего — чуть было не написал «варяжского” московского гостя Владлена Тупикина. Как обычно, правы были и тот, и другой, так что не будем об этом…
Владимир Белканов в сопровождении трио хомусистов-варганистов и стручка лишний раз показал, что рассматривать Актюбинск как линейно-панковскую константу бесполезно уже. “Нейтралитет» явно отклонился от АДАПТАЦИОННОЙ доминанты, а «Лестничное» выступление окончательно доконало моё видение — не берусь объективно провести анализ ингредиентов, его составлявших, но чудилось мне и этника и романс, и неявный реггей, и постАУКЦЫОНщина, и мракобесие — и всё это в диком миксе. Ну и голос, понятное дело.
АФоМин появившийся на сцене опосля Белканова, как обычно, дал просраться всем — и своим, и чужим. Спел всего три песни — если считать, за первую его выход, а считать, стоит: представьте, вылазит на сцену этакой неслабый мужик, свирепо воззревается в зал и так по-фюрерски кидает предьяву, что, дескать, на фестивале сложилась нездоровая обстановка — одни поют, другие в это время жрут пьют-пиздят, и что сам он, дескать.. делал то же самое, но вот сейчас он на сцене, и всех, кто не будет слушать, евойные агенты, рассосредоточенные по залу, станут банально убивать. И настолько убедительна своя сия тирада была выдана, что, что игнорируя реплику Жени из «Ножей и вилок»: «Откуда столько понтов?..”, я боязливо принялся шарить глазами по залу в поисках кровавых Фоминских ниндзёв, но, увидев лишь стенку из широких спин конаковской дружины, расслабился: с таким прикрытием я мог бы петь, плясать, орать, и никто мне ничего бы не сделал! Само же выступление — лишнее/нелишнее подтверждение моему тезису о том, что Лёха — чуть ли не единственный известный мне настоящий Поэт — не в смысле стихосложения, а пиит, бунтарь от Слова и трибун. Трибунал совести.
Засим для меня первый день фестиваля иссяк — прости, Пашка Клещь, слушал я тебя мимо уха, ибо был у меня достаточно судьбоносный базар в кулуарах.
На второй день обстановка в зале изменилась, столики были выстроены но ранжиру, халявы на проходе не стало, санкции к проносящим спиртное с улицы ужесточились, что привело к многочисленным стычкам актюбинско-московской фракции с администрацией. Андрей Тарасов, сытый, где-то даже щеголевато одетый Хозяин зала, величаво крейсировал среди тусовки, интересовался мнением «народа», по-отечески журил карбонариев, предпочитавших очередному выступлению неподконтрольное распитие портвея на вулице, и вообще, всячески давал понять, что место это будем крепко, и надолго, и что будут ещё концерты — короче всячески демонстрировал свою продвинутость. Ядерный Белканов, насев на него, чуть ли вытребовал гастроль всему Актюбинскому воинству после Нового года! Забавно будет, если дело склеится. Индепендет. Мля.
А пока второй день почал Семкин Со Товарищи. И снова та же петрушка, что и у Мерлина — «мы решили поиграть рок-н-роллы…» Ну и поиграли, с саксом, со всеми делами. Боюсь только, что подобного рода эксперименты имеем смысл проводить, тогда, когда у тебя по десять-двадцать концертов в месяц и хочется чего-то этакого. А на фест стоило бы программу составлять из более конфликтных вещей. А так — сидят граждане, пьют пиво и вальяжно слушают ненапряжную музыку…
Антона Андреева я, каюсь, пропустил, последние аккорды, зацепившие ухо, стойко проассоциировались почему-то с Дегтярёвым, по, поскоку слов не слышал…
ДАРТСы со своими псевдоирландскими стилизациями несколько выпадали из общефестивального стилистического поля, в общем-то, и без того неоднородного. Не знаю. Мило. Но декларируемого всеми веселия у меня чего-то не произросло. Мои проблемы…
Юля Тузова — этакое производное от Натальи Бородай и Мелани — аранжированная пронзительная боль. Сердце на ладони. Только вот боль отдельного человека. Не хватает мне, панимаш, космогоничности, которой, кстати, по субъективным ощущениям, в избытке у выступавшей следом Юльки Теуниковой. Тоже «девушка с гитарой»— только вот проблематика совсем иного порядка. Вселенского. Всемирного. Хоть и проводится через простые слова Слова. Начала выступление несколько вяло, потом был чудовищный прорыв — по-другому не объясню, сам не до конца понимаю — просто вот прёт через человека что-то нездешнее. Помимо воли, помимо всего. Потом стебовое: «Вот, просыпал!” — и… Комкает выступление: «Тут вот ещё люди с нами приехали, послушайтe их. Человек на взлёте, просто, без пафоса, без поз уступает место своим друзьям — кто-нибудь ещё из всего фестивальною кодла/ быдла смог бы так сделать? ХУя. А можем так и надо.*
Саша Сорокин. Если отбросить полушуточные вещи — в своих протославянских фолковых реконструкциях весьма убедителен и интересен, чего никак не могу сказать о персонаже из группы АЛОЭ — как-то безлико. Лучше бы Теуникова ещё попела (Кстати, конгломерат Тузова-Теуникова-Сорокин+Белканов периодически возникал в разных сочетаниях на сцене оба дня, немало поспособствовав украшению мероприятия.)
Па сцену поднялся Главный — сиречь Сергей Галкин, собственно строитель лестниц. Поднялся в амплуа простого выступающего — и сразу всё разладилось в фестивальном механизме. Я кинулся было всё налаживать, а когда вернулся — выступление Большого Босса — увы! — уже закончилось…
Воцарившийся вслед за Лестничим Ай-Болит выдал по первое число реггея — в сопровождении Белканова же, отчаянно молотившею весь день в помощь всем и всея по донышку астёновской кастрюли, превратив сей немудрящий кухонный инвентарь в полноправный музыкальный инструмент, и Сорокина. Ах, как жаль, что не было на пятой «Стремянке» Ваньки Земцова! Эх, как он, должно бы пропёрся бы, слушая русс-руте-реггей в исполнении человека, который уже настолько долго растаманит, что почти взаправду превратился в старого ниггера (да простят меня «Дырки и Булки»!). Но увы, Земцов пробыл в своей Йошкар-Оле, а на стынущих брегах Невы народ не пёрся, а расслаблялся и прикалывался. Вовка шоуменил, снискав звание фестивального Солнышка. Действительно, интереснейший персонаж. Он, собственно, и закрыл «Лестницу», спев пару песен уже почти севшим голосом. Финиш.
* — Забавный, вроде бы, факт: покровительствующий Тузовой Колесов потребовал все материалы по двум Юлям, отснятые на фесте и записанные на воспоследовавшем ему квартирнике для «худсовета» на предмет их заценки и санкционирования/ запрещения к распространению. По сути справедливо, только почему-то сумнительно мне, что в Первопрестольной все клубы, где барышни играют, так же строятся — судя по записям доходящим до нашей деревни, цензура там отсутствует напрочь.
Я-Ха
