…Мне нравится строить концерт абсолютно спонтанно. Некоторые люди садятся, пишут список песен, потом в бумажку заглядывают: «А чего это я там дальше пою?» Мне такое абсолютно не свойственно. У меня каждый раз идёт цепочка ассоциаций, и каждый раз эти ассоциации разные…
Из нескольких составных частей получается что-то новое, как конструктор.
Да. В любом случае каждый концерт, каждое отделение — это такая мистерия, сказка. Некий лабиринт, через который я пытаюсь пройти по-новому, и выйти из него, самое главное. Остаться в нём — это нечестно по отношению к слушателю.
А что, бывает?
Нет, не бывает. В жизни сложнее бывает из лабиринта выйти. Как говорил один философ: “Контринициация — это всего лишь неполная инициация».
Ты сказал, что Питер — тяжёлый город. В чём это выражается?
То, что на афишах написали “Александр Непомнящий, город Москва» — это симптоматично. Для Москвы существует понятие “Москва» и понятие «Россия”, а для Питера есть “Питер» и “Москва». В Москве на уровне ментов, Лужковых и прочих чуваков квадратных и кирпичных, всё жутко — прописки проверяют, документы шмонают, а вот на уровне людей город очень открытый, там постоянно выступают, раскручиваются люди со всей страны. А Питер самодостаточен. Костя Кудрячёв, который частью моих концертов занимается, не раз нарывался в Питере в музыкальных магазинах на такую ситуацию: привозят кассеты людей, которые в Москве большущие залы собирают, — Калугина, Арефьевой, и здесь говорят: «А мы их не знаем, нам этого не надо, у нас своё всё есть». Такой ментальности нет нигде в России — Питер себя какой-то отдельной страной считает. Но, кстати, на Украине в Одессе то же самое — наверное, приморский эффект, портовый.
Ты православный?
Я пытаюсь им быть. Если человек прочитал дьякона Андрея Кураева и решил, что это лучше, чем Дугин или Алистер Кроули, — это не значит, что он стал православным. Это значит, что он выбрал определённую философскую концепцию. А действительно быть православным — это совсем другое, это страсти, затаскиваемые в нас духами злобными, побеждать. Сильны духи, конечно, но я надеюсь, что мы тоже не лыком шиты.
Нет внутренней дисгармонии по поводу того, что жизнь — это одно, а то, что церковь требует, — совсем другое?
Глупости. Жизнь — она такая потому, что находится вне церкви. Большая часть человечества живёт овощным образом, не действует в жизни, а является её зрителем. Если это овощное состояние и есть то самое «другое», возникает вопрос — а нафиг оно нужно тогда?
Но человек же не всегда выбирает себе так жить. Вот он родился в этих условиях, он живёт в этих условиях, он просто ничего другого не знает…
В любых обстоятельствах человек обязательно приходит к маленьким, незаметным внутренним развилочкам, к описанному в русских народных сказках камню: налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь — душу потеряешь. Это происходит всегда, никто этого не избегает, на что и существует промысел. Это проблема человеческого выбора в условиях абсолютной данной ему свободы. Человек безгранично свободен, пределов внутреннего освобождения нет, в тот момент, когда человек ставит себе пределы, он умирает. Подлинной смертью.
А анархистов не любишь…
Что такое анархизм? Анархизм бывает мистический, политический, ещё какой- нибудь… Я не люблю плюшевых леваков. Вообще традиционная политика двадцатого века — с партиями, с флагами, — она вся канула в речку Лету, потому что мы вступили в постиндустриальную информационную цивилизацию — общество спектакля — в которой всё это управляемо. Незапланированных восстаний под руководством какой-нибудь непобедимой Трудовой России, ещё чего-нибудь, — таких приключений больше не будет, всё это кончилось.
Обоснуй.
Да потому что все партии являются частью общества спектакля. У меня в песне всё это просто: “Экстремист с красивым флагом/ чёртиком из табакерки/ выпрыгнет на нужном месте/ на предвыборных экранах,/ человек в калошах (ну Беликов этот чеховский)/ платит за надёжную охрану». Всё происходит по такому сценарию, поскольку между этими самыми партиями и обывателем стоит огромная стена PR-щиков, телевизионщиков и журналистов. Любое представление иллюзорно, это всего лишь шоу для наблюдающего овоща. Борьба идей, тем не менее, никуда не делась. Просто на данном этапе она выходит за пределы этого мира, я по-киношному выражусь — за пределы матрицы. Меня больше интересует дух человека, не вероисповедание, а просто определённый комплекс идей и состояний, которые он несёт в мир. Вот на этом уровне война шла и будет происходить, пока существует человек и его природа, то есть сердце человеческое, где, как говорил Фёдор Михайлович Достоевский, дьявол с Богом борется.
То есть ты считаешь, что на материальном уровне изменить что- то невозможно…
Нет, просто нельзя пользоваться иллюзорными фишками. Если почитать все эти анархистские журнальчики — они с фашистами борются!
Почему они не борются, допустим, с опричниками? Или почему они с легионерами не борются? Потому что фашизм — это явление, которое было в двадцатом веке. Но мы-то живём в информационном обществе, которое никакого отношения к этому не имеет. Кто-то марки собирает, кто-то «Майн Кампф» покупает — какая, хрен, разница? Они сражаются… они бойцы с фашизмом… Где? Покажите мне этих фашистов! Мы — славянская цивилизация, православная по своей основе… к сожалению, неправославная по большей части — мы просто-напросто вымираем. Это касается и христианской цивилизации вообще. Дети на западе один к одному рождаются, у нас — на минусе, а граждане мусульмане вовсю прибавляются. Через двадцать лет мы будем жить в городах, где минаретов будет больше, чем церквей. В этом свете все эти иллюзорные проблемы господ из “Травы и воли» и прочих идиотских журналов — они никому не интересны. Мы находимся на перекрёстке мощного взаимодействия двух культур: сильнейшего воздействия запада, притом разных периодов его, и какого- то ещё сохранившегося автохтонного ядра. Настолько, насколько в нас сохранилась ещё эта не-западность, я — фундаменталист, в смысле того, чтобы это всё по кусочкам не рассыпалось. Настолько, насколько мы реально присутствуем в западном мире — технократическом, постиндустриальном обществе спектакля — я леворадикал. Из наших меня интересует сайт Вербицкого — «Ленин», по-моему, называется, Цветков — действительно умный левак, Штепа, хотя он не совсем левак, но журнал «Иначе” в целом левый. Но эти люди — ретротусовка, они не имеют отношение к нынеш нему западному миру никакого. И обращаются к книжкам, которые были написаны в лучшем случае в 60-х годах. Парижа 68-го года больше не будет, будет что-то совершенно иное.
Как ты думаешь, насколько реально сохранение нашей культуры?
А насколько реальна вечная жизнь в теле? Наша культура всё равно умрёт. Известный факт — в нашей религии, христианской, и в индуизме, и в исламе — конец этого мира неизбежен. И в конце на какое-то время по полной программе неизбежно побеждают силы зла, но это не страшно. Я всегда привожу пример Брестской крепости — совершенно неважно, захватят эту крепость, не захватят, неважно, что ты бьёшься за ту победу, которой, может, не увидишь никогда — главное, что за твоей спиной стоят некие ценности, которые ты принял, являешься, соответственно, их носителем, и за счёт этого становишься таким большим, выше облаков. А твоя земная победа в данном случае никакого значения не имеет. И мне совершенно неинтересно, что будет после нашей победы. Все эти партии составом в 15 человек очень любят размышлять, что будет после нашей победы. Им это нравится… Любая победа человеческая происходит здесь и сейчас, а не в будущем. Будущего нет — это очень положительный лозунг.
А прошлого — есть?
Здесь ответ сложный: и да, и нет. С одной стороны есть, потому что все мы чего-то понатворяли этакого. С другой стороны это ничуть не уменьшает степень нашей ответственности за настоящее. Переносить ответственность в прошлое тоже нельзя. В первую очередь есть только здесь и сейчас. У очень любимого мной автора Саши Подорожного есть хорошая строчка: «Просто завтра было вчера, а сегодня будет всегда».
Кого, кстати, слушаешь, кроме Саши Подорожного?
Много кого. У меня полная каша в башке — религиозная музыка, этническая всевозможная, рок 60-х годов, 80-х… Из наших… Я могу назвать, кто мне интересен, но это не значит, что я их слушаю постоянно. Максим Крижевский, Веня Дркин, ДРУЗЬЯ БУДАРАГИНА, Калугин, Неумоев, ЧЕРНОЗЁМ, ТЁПЛАЯ ТРАССА. Боря Усов и СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ — моя любимая московская группа. Это люди, с которыми происходили на каком-то внутреннем уровне истории, подобные каким-то моим историям. Я их узнаю: “О! Собратья по несчастью», — или по счастью, что в данном случае тоже неважно.
Расскажи про ‘‘Оскольскую Лиру”.
Это с одной стороны фестиваль, то есть место под Старым Осколом, где масса народу в палатках, в последние выходные июля, собираются, чтобы вместе петь песни. Но с другой стороны это давно перестало быть просто фестивалем, а стало неким направлением, какая-то консорция получилась.
Господа музыканты интересовались — куда можно писать, чтобы туда попасть, или просто приезжаешь, и тебя там прослушивают.
Писать — пожалуйста, на сайт. Ну, Господи, по поисковику, по RAMBLER’y, набираешь “Оскольская Лира»… Там масса персональных страничек… кстати, на сайтах присутствует категория — те люди, которые никогда не были на «Лире», но тем не менее они наши. Там есть странички Подорожного, Калугина, ТЁПЛОЙ ТРАССЫ… И людей, которые реально были — странички Дркина, Крижевского, ДРУЗЕЙ БУДАРАГИНА, Хабаровой, Кисы — Сергея Игнатьева из Белгорода, моя страничка, Ромы ВПР… И некоторые издания мы хотим включить в сайт как относящиеся к нашему миропониманию, “ОдС» тот же самый, Боря Усов там делает виртуальный вариант «Мира искусства» и так далее… “Оскольская Лира” — для тех, кто не любит унылые КСП-шные грушинские песни, которые были замечательны во времена Визбора в 60-х годах, но сейчас это не передовая, это глубокий тыл, причём я бы даже сказал — тыл во время чумы. С другой стороны, лаковые журналы, которые тащатся от СПЛИНОВ, которые пытаются поделить всех на направления — это там нью-зйдж, это эйсид, записать живых людей в такой универмаг. Почему невозможно назвать направление музыки, которое я люблю? В музыке, как в любом искусстве, возможен только личностный подход. Я не могу сказать, что люблю романы — я люблю Достоевского, Майринка… Я не могу сказать, что люблю стихи — я видел столько стихов, которых лучше б не видеть никогда. Вся эта критика, которая начинается от Троицких и дальше, имя им легион, они пытаются из рока сделать большую вкусную продаваемую конфетку. Нам это на хрен не надо, мы считаем, что это музыкально-поэтическое направление, открытое небу, то есть живое. Мы есть, и не надо нас засовывать в универмаг, а то мы можем по морде дать.
Но всё это малое воинство — оно прекрасно интегрировано в имеющуюся ситуацию. Вот этот абстрактный тупой козлище обыватель — он как хавал, так и будет хавать. А его ребёночек, у которого маленькие отклонения, будет хавать, допустим, вот это, потому что ему надо.
Так оно и будет.
Метафизический фронт, конечно, хорош, но всё равно же ни хуя не меняется!
Меняется в душах конкретных людей, потому что тотальной победы никогда не будет, она никому на хрен не нужна. Лик её был бы ужасен, наверное… Она сама бы являлась поражением…
Есть люди, которым постоянно что-то надо, из поколения в поколение, какой-то процент. Получаются две цивилизации, параллельно существующих на одном питательном фоне.
В индуизме было понятие каст. Людей первой касты меньше, чем людей второй, людей второй меньше, чем людей третьей… Это нормально, шудра, он может реализоваться, он прав Главное, чтобы нынешний мир не убил браминов.
А такое возможно?
Это опять-же довольно безысходно, но проблема сохранения культуры и развития её — это их проблема. Вопреки этому миру.
Вопросы: Светлана Смирнова, Катя Соколова, Я-Ха
03.03.01
Фото: Катя Ишкова
