Александр Долгов: История рок-музыки знает немало случаев, когда прославленные группы разваливались, достигнув пика популярности. Конец 80-х для ЗВУКОВ МУ был довольно успешным. Почему все-таки распался ансамбль?
Петр Мамонов: Группа не распалась из-за каких-то конфликтов, интриг или денег, «Звуки» кончились как идея для нас всех, участников ансамбля. И очень здорово, что это произошло на взлете группы… В общем, это обычная пещь, как и в спорте: всюду надо вовремя закончить, не тянуть из-за того, что люди хотят: …мол, вот как раньше было здорово… Это все для артиста не причины, чтобы продолжать что-то неинтересное ему… Мне, в частности, стало интересно попробовать каким-то образом ДВИНУТЬСЯ вперед или вбок — я уж не знаю — но сделать что-то другое. И вот сейчас, когда прошли первые два концерта, можно сказать, что это абсолютно какое-то иное состояние на сцене и в зале. Я это чувствую. И те люди, которые приходят на это зрелище, как на обычный рок-концерт в старом стиле, — они не очень удовлетворены, потому что это не рок-концерт, а что-то другое… Мы очень боялись, что это вообще как-то не сомкнется с залом. Но, к нашему удовольствию и к некоторому удивлению, — люди сидят и слушают. Им интересно. Наша идея была — создать такую обстановку, что вот — люди в театр пошли на этот вечер отдохнуть, что-то услышать для ума, что-то для эмоций. То есть это скорее не рок-шоу, а аудиовизуальное искусство на сцене, «живое кино» или что-то в этом роде… Основная претензия наших старых поклонников — отсутствие живого контакта с залом. Но это и было нашей целью, потому что современное искусство уже несколько иначе развивается, чем в 70-х годах… И поэтому я считаю, что ориентироваться в творчестве нужно не на коммерческий успех, не на возможность заработка, а на то, что интересно делать, чтобы быть в постоянном развитии…
А. Д.: Значит, ваши дороги с Александром Липницким пока разошлись?
П. М.: Ну, они не разошлись, потому что у нас есть одна небольшая студия звукозаписи. И мы все, члены группы, участвуем в этом деле на абсолютно равных правах. Это не моя студия, не Сашина, не Паши Хотина (Павел Хотин — клавишник ЗВУКОВ МУ — А. Д.) — это общая студия. И каждый имеет там определенное время. В частности, я сейчас занимаюсь продюсированием, то есть записываю интересных, на мой взгляд, людей…
А. Д.: Молодых?
П. М.: Не только молодых — разных. Вот сейчас я записываю одного 30-летнего человека — это уже возраст… Это такая немного странная музыка, хоть и исполняется она на обычных электроинструментах… Это еще одна попытка поискать что-то свое… Понимаете, это не новая мысль, об этом уже говорил Брайан Ино: музыка сегодня занимает другое место — это фон будничной жизни. Скажем, если раньше я шел с пластинкой ПИНК ФЛОЙД или БИТЛЗ как с «куском золота» и слушал ее всю, не отрываясь, и не один раз, то сейчас под музыку я делаю какие-то свои дела. Изменился сам подход к ней, теперь она служит для создания определенного настроения в вашем доме или концертном зале… Вот, например, Брайан делает музыку для аэропортов — люди ждут…
А. Д.: Состояние духа?
П. М.: Да. Вот это сейчас интересно мне… Я, естественно, не открещиваюсь совсем от старых методов, от танцев или мимики… Невозможно вот так за несколько месяцев изменить имидж и стать другим.
А. Д.: На каких музыкальных традициях вы воспитаны?
П. М.: Я не представляю особого исключения из людей моего поколения. Все мы определенным образом выросли на негритянской музыке, ну и БИТЛЗ, конечно, и вся эта «психоделическая струя» — ДОРЗ…
А. Д.: Хендрикс?
П. М.: Безусловно… Потом, с годами, личные пристрастия, конечно, изменялись. И это очень здорово, что существует столько много разнообразной музыки, что в подростковом возрасте ты слушаешь одно, старше — другое, еще постарше — третье… Я очень люблю все новое — пусть это будет удачно или неудачно.. Единственное условие, чтобы это было сделано с хорошим вкусом, чтобы это не было повтором пройденного или какой-нибудь «конъюнктурой».
А. Д.: Вопрос о вашей англо-американской эпопее. Это была единовременная акция?
П. М.: Нет, у нас с фирмой Ино заключен контракт на несколько лет на таких, скажем так, мягких условиях. Все, что мы будем делать на Западе, контролируется его фирмой, все обсуждается с ним: все проекты, концертные турне или видеосъемки… А здесь мы распоряжаемся всем сами… Результат всей этой истории такой — хотя мы и распались, но все на самом деле отлично. Ведь теперь у нас есть эта студия. Она там минимум какой-то стоит, но минимум, достаточный для записи людей. У нас была такая культурная цель, чтобы одаренные музыканты без средств могли не идти к жлобам этим, которые дерут по сто рублей в час, а записываться нормально. Есть идея создать даже свою маленькую фирму грамзаписи, чтобы давать людям радость, а музыкантам — какую-то материальную поддержку.
А. Д.: В Америке ЗВУКИ МУ выступали вместе с РЕЗИДЕНТАМИ. У нас это малоизвестная группа. Пожалуйста, несколько слов о ней.
П. М.: Это такой очень странный ансамбль, для нас необычный. Группа анонимная, то есть ни на одном диске, ни на одном концерте не объявляются имена ее участников. Кто там под этими масками, никто не знает. Все время они выступают в масках, на улице даже появляются в масках…
А. Д.: Страх популярности?
П. М.: Ну, это, говоря на жаргоне, их «фенька». Интервью они практически не дают. И тем не менее это компания достаточно веселых людей, умных и ироничных, которые издеваются таким же образом, как и мы, над некоторыми явлениями. Ну, предположим, над американской ковбойской темой… Но делают это умно, тонко, без лозунгов. Поэтому этот выбор был очень удачен, для нас во всяком случае. Пожалуй, их идея — это что-то похожее на то, что мы делаем сейчас.
А в Нью-Йорке мы, кстати, выступали в очень сложном зале — Линкольн-центре. Это зал, где собираются интеллектуалы: послушать, обсудить…
А. Д.: У нас такой публики нет?
П. М.: Нет, у нас есть такая публика. Почему вы отказываете нашей публике в интеллектуальном уровне? Люди, которые ходят в тот же БОЛЬШОЙ театр, думаю, с интересом посмотрели бы и нас… А в Америке это просто посчитается стыдным, что можно пойти знаменитому писателю на рок-группу. Там это вполне нормально… От этого зал был очень сложный, но вот был такой сдержанный успех, что меня очень устраивает… Понимаете, я не люблю этого ажиотажа — там, «отец родной» и выкрики… Дело в том, что время «мы все — братья» и «ребята, все вместе давайте» — оно ушло. Хорошо это или плохо, но это факт. На нашей улице это ушло…
А. Д.: Есть ли в Союзе человек, который по своим способностям и возможностям мог бы для вас стать вторым Брайном Ино, и есть ли в этом необходимость?
П. М.: (длинная пауза) Вопрос очень интересный… Конечно, необходимость есть, потому что продюсер — это институт очень сложный и совсем другой, чем у нас это принято думать. Продюсер обычно делает концепцию всего альбома, концепцию звука, вплоть до какого-то «звукового имиджа». Это очень важная работа, и люди здесь должны быть с большим вкусом, умеющие ладить с непростыми людьми — рок-музыкантами.
Я считаю, что появление таких продюсеров — это дело будущего в нашей стране, это неотъемлемая часть какого-то культурного подъема, если он вообще у нас будет. Должен быть, но, знаете, столько уже было быть… Что касается меня… Такого человека я встретил на первых этапах своей деятельности. Это Василий Шумов (лидер московской группы ЦЕНТР — А. Д.). Он спродюсировал наш первый студийный альбом. И я там очень доволен звуком, было очень здорово работать… И это не случайная вещь, что мы и сейчас работаем вместе.
А. Д.: Кому принадлежит термин «русские народные галлюцинации» (именно так некоторые критики называют стиль, в котором работали «Звуки» — А. Д.)?
П. М.: Ну, это была просто шутка, которую критики взяли вдруг на вооружение. И это пошло, и многие уже с умным видом стали толковать… В общем, это из той же области вопрос, что и — «А что значит, ЗВУКИ МУ»? Такой коронный вопрос… Ничего не значит. Это шутка, которая мне не очень нравится.
Мы русские люди… У нас русские имя и фамилия, но это абсолютно не означает, что мы будем с балалайками и водку пить — вот это все ужасно! А здесь есть эти оттенки — «русские народные галлюцинации», какое-то самолюбование, что ли… Вот это, в конечном итоге, приводит к таким вещам, как, скажем, организация «Память». Когда у способнейших и одареннейших людей, как Валентин Распутин или Василий Белов, произошло абсолютное смещение ориентиров. Это происходит из-за отсутствия культуры в широком смысле этого слова… Талант, дар — это еще не культура… Понимаете, любой фанатизм — порочен. Какой бы он ли был.
А. Д.: Петр, вы снялись в нескольких фильмах. По вашему мнению, где вам удалось лучше реализовать свои способности?
П. М.: В фильме «Такси- блюз». Мне эта работа очень понравилась. И то, что я сделал там — тоже. У меня была большая роль. И мне кажется, что там что- то вышло. Все предыдущее, что я делал, «Игла» в частности, документальные съемки — все это было пробами. Я к ним серьезно не отношусь. Режиссер картины — Павел Лунгин, он моих лет. Раньше он был сценаристом. Но на этот свой очередной сценарий он решил сделать фильм сам. Благо, сейчас для этого есть условия. Ему предложили сотрудничество французы. Съемки велись в Москве, а французы помогали аппаратурой.
А. Д.: Несколько личных вопросов можно? Вы женаты?
П. М.: Да, я женат.
А. Д.: У вас есть дети?
П. М.: Да, трое детей. Старшему шестнадцать.
А. Д.: Как семья смотрит на ваше творчество?
П. М.: Моя жена — мой менеджер. Эти концерты — ее первый опыт. Так что работаем вместе.
А. Д.: Вы счастливы?
П. М.: Моментами… Как все люди…
