Только давай не будем о “Колокольчике”, — просил меня Дмитрий Соколов, — Мы стали его заложниками. Лицо группы эта вещь совершенно не отражает”. Что ж, так и напишем: романс Б. Юрьева лицом рыбинской группы СЕДЬМАЯ ВОДА не является (однако лучшего исполнения слышать не приходилось). Ответить на вопрос, кто/что этим лицом является, весьма сложно. СЕДЬМАЯ ВОДА — явление многогранное, разноплановое. Несомненный композиторский талант Дмитрия, красивый и выразительный голос его жены Марины, одаренность во многих отношениях других бессменных участников группы Мити Кузнецова и Николая Ленина — увы, этого маловато для понимания того, как в репертуаре уживаются народные песни и композиции на стихи поэтов отнюдь не почвенного толка. Почему все эти солилки, гусли, кобзы звучат не архаично, и не как в академическом оркестре, а… нет, “современно” не то слова Сами музыканты называют свой стиль пост-фолком — пожалуй, это ближе всего.
Корр.: «Цель поэзии — поэзия» как сказал Дельвиг, если не украл это у кого-то. И тем не менее, какова цель СЕДЬМОЙ ВОДЫ ?
Дмитрий Соколов: Если конкретно знаешь свою цель, то рано или поздно станет скучно. Ты добьешься своего и станет не для чего жить… Но если в двух словах, наша цель нести светлое, созидательное начало. Довольно банально, но это так; ведь глупо тыкать пальцем: «Вот это плохо, разрушительно…». Просто надо делать то, что хорошо.
Корр.: У группы есть лицо, ее никак не спутать с кем-то еще. Каков подход к мелодике, инструментовкам? Это нечто просчитанное или нет?
Д.С.: Лет восемь-десятъ назад это было намеренным шагом — мы пытались реабилитировать народную культуру. Ты ведь сам знаешь, какая в те годы была ситуация: академические «русские» хоры, монструозные оркестры народных инструментов, фольклорные праздники для галочки… А нам хотелось создать специальный такой фолк-рок, соединить народную гармонию с городским, роковым подходом. Чтобы внутренний драйв был. Но оказалось, что ничего смешивать уже не надо! Оно в таком виде не одну сотню лет уже существует. Мы полюбили народные инструменты, сжились с ними и уже не представляем своей музыки без них.
Корр.: Но ведь городская культура на роке не замыкается. Я слышал почти все, что записано группой, но никакого рока там не обнаружил.
Д.С.: Возможно, мы неверно трактуем рок, но для нас это в первую очередь внутренняя свобода. Подобного нет ни в поп-музыке, ни на эстраде, где имидж идет впереди человека. Рок же несет некий момент искренности, честности; может, поэтому он так размахнулся в 60-е.
Корр.: То есть ваш рок в основной — «образ жизни». Формулировка удобная, но, прости, навязшая в зубах. Так можно определить практически любой вид искусства. Д.С.: Но тогда можно сказать, что русского рока вообще нет. Возможно, русский рок и не может существовать как таковой. У жителя средней полосы темперамент и менталитет несколько иные. Недаром в Питере долгое время превалировала кельтско-ирландская музыка, к рок-н-роллу по большому счету отношения не имеющая. Но в этом свой кайф! От того, что процесс идет, есть внутреннее движение! Я рос на BEATLES и STONES. В 70-е, когда я учился, петь на русском языке считалось просто подлостью, предательством идей — но потом все постепенно изменилось, запели на родном языке. А когда мне было 25, взять в руки балалайку было нельзя, табу! Сейчас нас, да и других, использующих народные инструменты, слушают даже те, кто считает себя «крутыми рокерами». И им нравится. Люди изменились, шире стали смотреть. Постепенно появляется настоящая современная русская музыка, которая и любима, и имеет шанс стать конкурентноспособной.
Корр.: Мне очень не хочется подходить к музыке СЕДЬМОЙ ВОДЫ с некоей шовинистской точки зрения (хотя, я знаю, есть такие попытки)… Но представь себе, появляется некто дотошный и выражает свое глубокое сомнение по поводу «русскости» вашей музыки. Да, гусли вроде бы русский инструмент; скрипка — ну ладно, был такой инструмент — гудок; гитару русским инструментом назвать трудно, хотя семиструнка — это вроде бы кобза перестроенная; даже с балалайкой может выйти накладка — и слово татарское, и от домбры происходит. А уж контрабас-балалайка — и вовсе порождение советского времени… Где же восстановление утерянных инструментов и фольклорные экспедиции?! И творчество группы вдруг окажется очередным лубком.
Д.С.: Но мы никогда не ставили задачи восстанавливать аутентичность. И не объявляли себя русской национальной группой. И вообще, русская культура очень синтетическая, многое в себя вобравшая. Вполне естественно, что многие инструменты пришли «со стороны», пусть преобразованными. В конце концов, можно вспомнить культуру XVIII-XIX веков — там ведь тоже не так много стремления к лаптям, но есть некая внутренняя русскость, и это нам ближе. Мы не рядимся в русские костюмы, не кичимся гуслями-балалайками — просто нам нравятся вибрации, вызываемые их звучанием.
Корр.: Если бы звуки ситара вызывали у тебя подобное состояние, ты ввел бы его в состав группы?
Д.С.: Вполне возможно. Но и фал бы я не как индус — я не могу и не хочу переделывать себя… Кстати, когда есть необходимость, мы и электричество используем. Альбом детских песен «Дочки В Бочке’ был записан только с использованием синтезатора. Каждому инструменту свое место.
Корр.: Поговорим о стихах. В репертуаре группы очень разные авторы.
Д.С.: Я люблю стихи. Читая, одновременно подбираю что-то для себя и группы. А поэты попадаются разные. В репертуаре есть песни на стихи Блока, Есенина, Тютчева, та кой неординарной личности, как иеромонах отец Роман. Но есть песни на стихи Иртеньева и Степанцова. Мы стараемся быть предельно честными. Используется только то, что действительно нравится, когда мы чувствуем, что с этими стихами можно выйти и — пусть не своими словами — передать наши эмоции. Иногда может получиться какой-то жуткий панк…
Корр.: Это когда вы в тельняшках пели «Лизоблюды» и «Быдло»?
Д.С.: Ну-у, это давно было. Лет шесть назад нам надо было разрушить в себе наиболее устойчивые совковые комплексы, выкричаться. Но теперь время строить. Создавать не плакаты на один день, а нечто более долговечное. Мир ведь не бунт спасет, а любовь и прощение. Доброты и любви хотят все — поэтому и нас чаще тянет к лирике. Для нас очень важен религиозный момент — но не ортодоксальный. В этом смысле Есенин с его крестьянским взглядом нам очень близок. Недавно вот открыли для себя заново известного поэта-текстовика Сергея Патрушева — у него есть потрясающие лирические, духовные вещи!
Корр.: А какая область религиозных знаний тебе ближе?
Д.С.: Наверное, эзотерическое христианство.
Корр.: Ты идешь на грани язычества…
Д.С.: Но надеюсь, что не сорвусь с нее.
Корр.: В основе дебютного CD альбом «Глиняная Родина» — первый концептуальный альбом группы.
Д.С.: До «Глиняной Родины» группа находилась в поиске; мы метались порой в противоположных направлениях. К примеру, романс «Колокольчик*, который чаще всего звучит по радио, вовсе не является нашей программной вещью. “Глиняная Родина* — своего рода подведение итогов, что потребовало от нас очень сильной концентрации. Я с удовольствием издал бы на компакте только «Родину*, но формат CD диктует свои условия — пришлось расширять альбом за счет старых и новых песен.
Корр.: Среди прочего вы записали собственные версии «Бала Господня» Вертинского и «Грибоедовского Вальса» Башлачева. Почти наверняка у многих это вызовет недоумение, а у кого-то и агрессию.
Д.С.: Я прекрасно понимаю это, но записать эти песни очень хотелось. Когда я прочитал «Грибоедовский Вальс», стихи потрясли меня. Долгое время не решался браться за них. Но если те, кто считает себя поклонниками Башлачева, будут уж очень агрессивны, им стоит подумать, а действительно ли они любят Башлачева и его творчество… Правда, каюсь, есть один грех. В песне мы изменили оду строчку; вместо «так и щупал бы баб до сих пор» сделали «так и жил бы, как жил до сих пор». В исполнении Марины, с ее подачей, эта строка прозвучала бы очень неорганично. Думаю, сам Башлачев простил бы нам такую вольность. Быть может, в этом высшее назначение песни, когда она начинает жить в разных трактовках, у разных исполнителей, в разное время, это касается и Вертинского, песни которого могут звучать в его лонно-эстетском исполнении и просто как городской романс. Это великолепно, когда песня начинает жить отдельной от автора жизнью — в этом есть некая современная народность. Когда песню на кухне поют или в студенческом общежитии. Так что это абсолютно нормально, когда исполнитель что-то немного меняет не в ущерб общему содержанию.
Корр.: Итак, есть несколько магнитоальбомов, теперь есть компакт-диск. Но концертируете вы довольно редко. Ты вообще представляешь, кто ваш слушатель, чувствуешь обратную связь?
Д.С.: Чувствую, и это очень греет. Но слушателя своего мы не просчитываем. Когда-то фольклорная тусовка нас однозначно не принимала, бардовская тоже; рокеры были единственной отдушиной. Сегодня нас слушают очень разные люди, я бы не рискнул определить средний возраст, род занятий. Да это и не нужно. Это вообще не дело музыкантов. Музыкант должен просто честно делать свое дало и продавать свое умение, не продавая душу.
Дмитрий УРЮПИН