Это началось давно, а может быть, и раньше. На полях России еще лежали кости и ржавые патроны, а с большой, вселяющей почтение трибуны начал шутить толстенький человек с круглой головой. Еще утирая слезы, Россия засмеялась. Самыми популярными словами стали «антипартийная группа», «стиляга» и «рок энд ролл». Пройдет совсем немного времени, и между этими словами появится какая-то немыслимая связь. Появился сквозняк. Где-то явно была дыра. Дуло из Америки. Предвещало.
…Я учился в 6 классе, когда в моем доме появились пластинки «на костях», этакие символы времени, записанного на рентгеновских пленках… На каждой такой пластиночке на 78 оборотов, сделанной подпольно, чуть ли не в домашних условиях, обязательно были надписи в дадаистском стиле: РОК ВОКРУГ ЧАСОВ, ТЮРЕМНЫЙ РОК или Arizona, Texas. Это были первые вещи Билла Хэйли, Элвиса Пресли и Литтл Ричарда. Когда я их услышал, я был в восторге: неужели так можно петь? Неужели это человеческие голоса? Вот это да! Вскоре я услышал и первый рок энд ролл на русском:
Зиганшин буги,
Зиганшин рок,
Поплавский скушал свой сапог!
— пел кто-то из мальчишек на переменке на мотив Rock Around The Clock Билла Хэйли.
Это было весело. Праздник начался! Именно тогда хит Билла Хэйли Rock Around The Clock стал международным гимном рока, одним из первых лозунгов рока, подхваченных не одним поколением молодых по обе стороны и Атлантики, и Железного Занавеса.
Это был незабвенный 1958 год. На Россию упала американская — совершенно атомная! — бомба под названием Rock and Roll. Россия не смогла без Америки, как и рок не смог без ролла прокатиться по всей Земле. С этого времени началась новая история России, как и всего мира. В недрах коммунизма послышались афро-американские ритмы. Неправительственный мост Америка — Россия был наведен.
Отбегали по улицам нашего, основанного Петром, города шустрые чувачки с картонными коробками из-под скороходовской обуви, полными пленок «на костях» — недолог был их век.
Начиналась эра «магов» — уже появились первые чудеса техники 60-х — «Айдасы» и «Гинтарасы». Прокатилась волна захватывающих танцев: твист, хали-гали, шейк заставляли учителей останавливать музыку на школьных вечеринках, на что участники, ученики с комсомольскими значками в карманах, отвечали разбойничьим свистом… Но и это время ушло. Только что популярные Поль Анка, Чабби Чеккер, Клифф Ричард, которых мы слушали на «Айдасе», стали старыми. Еще несколько месяцев назад я, как псих, твистовал перед большим зеркалом в родительской комнате, если, конечно, там никого не было, а сегодня хотелось чего- нибудь другого, новенького. Я чувствовал, что это природа рок-н-ролла, моя природа — склонность к переменчивости. Это было естественно, а потому стало колоссальным жизненным развлечением, погоней за этим развлечением. Мы, компанией, уже следили за новинками на «черном рынке» и в эфире. Уже тогда мы оторвались от тоскливой общественной жизни и душою подключились к инспирированной рок-н-роллом волне новой музыки, которая через несколько лет будет обозвана субкультурой или «контркультурой молодежи XX века». Это обзывание верно только отчасти, ибо всякое новое — это «контр», смотря как подойти, а мы просто любили рок-н- ролл, и всё. И никого не хотели обидеть.
Весной 1964 года я где-то работал, и вот прямо в это «куда-то» входит приятель с журналом «Крокодил» и говорит: «Аля-улю! Видел «Жуков-Ударни- ков»? Смотри — законная группа». Я взглянул: на маленькой фотке клёвые улыбающиеся ребята с чёлками. Они мне сразу понравились, а статью «Жуки-Ударники» и «Жук-претендент» я даже не стал читать — ну что хорошего они могли написать? Уже тогда, в 64-м, было ясно: если в советской прессе ругают, значит, это вещь хорошая!
Статья, так статья. Бог с ней. Я бы, может, и забыл про нее, если бы статьи о «Жуках» не посыпались со всех сторон: «Огонек», «Семья и школа»,
тот же «Крокодил», «Комсомольская правда» — все в них плевали. Это было удивительно! Про Элвиса или Чабби Чеккера я статеек не видел. Этих просто игнорировали. А «Жуков» — нет!
Наконец, я услышал их. Достал магнитофон, катушку с их записью… и зашевелил ушами! Это был совершенно новый звук! Я не был готов к нему. Но я почему-то снова и снова ставил катушку на маг. Меня тянуло к «Жукам». Они меня начали поворачивать. Я почувствовал очарование, но еще не понимал того чувства, которое они во мне будили. Это был фонтан, на который я сел и начал подниматься…
It Won’t Be Long, Please Mr. Postman, All My Loving, A Hard Day’s Night, She’s A Woman, No Reply, Day Tripper, Help!, Norwegian Wood, Girl — эти песни, как и любая другая песня «Битлз», имели свои периоды влияния и стали дорожными знаками на пути к кайфу. Со временем «Битлз» стали универсальной группой, выдающей, и притом постоянно, что-то новенькое, непредсказуемое. Они стали самой популярной «антипартийной группой», которую любят только стиляги. У некоторых из этих стиляг — в карманах партбилеты…
Так это начиналось. С заметки в журнале «Крокодил». Чем я могу похвастаться сейчас, в 1988-м? У меня есть все диски «Битлз» и «сорокапятки» — совместные и сольные. 37 книг о них (изданных где угодно, только не у нас). 22 больших «семейных» альбома с вырезками и фотографиями — это я уже сам сделал — все о них, примерно 12000, так сказать, единиц информации. Плюс очень большой плюс: пластинка, присланная мне по почте лично Джоном Ленно- ном в 70-м году с его и Йоки- ным автографами. Плюс открытка, присланная мне Полом Маккартни в 87-м году и в том же году — открытка, присланная Йоко Оно. Обе открытки присланы через моих знакомых, и обе — с автографами и пожеланиями. Да-с! И еще плюс: личная футболка Джона, которая попала ко мне через четвертые руки.
Моя коллекция — это мой дом. Не музей, не церковь и не кабак, а просто мой дом. Моя коллекция — это жадная погоня за информацией. Это борьба с информационным голодом. Это погоня за жизнью, за духом насущным. Каждый день в моей жизни, восемь дней в неделю, любая мелкая вещица или заметка со словами: «Битлз», Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон, Ринго Старр, Ливерпуль или рок-н-ролл — становятся предметами моего вожделения. Гордость моей коллекции — это книги и статьи, а самое главное — пластинки англо-американского происхождения. Это хорошего качества вещи, сделанные с любовью и с профессиональной добросовестностью. Когда-то, в 60-х, я сам смастерил штатив, стойку, кольца и «Зенитом» переснимал фотографии «Битлз». Это был многолетний марафон: пересъемка — печать — оформление «семейных» альбомов. Сейчас я пои- обретаю, или, вернее, достаю, фотоальбом о «Битлз» западного производства. Слово «достал» вообще применимо ко всей моей коллекции. Практически у меня нет ни одной вещи, которую я бы купил в магазине. Без «черного рынка» жизнь была бы беспросветной! Тем коллекция и дорога!
Таковы акценты. Но не основные.
«Битлз» стали частью русского рока, который они же вызвали к жизни, ибо они сами и их музыка — христианские, полные любви, мелодичные и душевные. Они красивые, а разве не за красотой победа? Они сердечные, а разве это не черта русского характера и старинных русских народных песен? «Битлз» стали феноменом нашего времени. Их любят здесь, там, повсюду. Они стали предтечей мира будущего, мира по любви и не по насилию; мира, где не платят злом за зло; мира, полного музыки, где ближний наш говорит дальнему нашему: «Брат, я люблю тебя: давай споем «АП My Loving»!» «Битлз» очень, важны для России, ибо они несут любовь, честность и творческую свободу — а это всё жутко нам необходимо! Это основной акцент.
«Наша жизнь — это наше искусство» (Джон Леннон)
«Битлз». Четыре буквы в слове «Битлз» — Beat — его! Это звучит примерно так: Ринго лучший в мире ударник лучшей в мире группы! Что такое ритм вообще? А в рок-группе? Почти всё! К тому же Ринго — лучший друг Джона.
«Житейская мудрость в том, чтобы жить, как все, истинная мудрость в том, чтобы жить для души, хотя бы такая жизнь и была ожидаема всеми». (Лев Толстой)
Да, успех «Битлз» и первая волна британского рока вызвали к жизни и наш рок. Как цветы из-под асфальта, в нашем граде Питере стали появляться поп-группы с русскими названиями: «Лесные Братья», «Аргонавты», «Автоград», «Фавориты«, «Невская волна» и десятки, десятки других. Все они с нездешним энтузиазмом бросились своими руками мастерить гитары, усилители и колонки. Как свою собственную, они играли музыку «Битлз», «Стоунз», «Кинкс», «Прокол Харум», Артура Брауна — кого угодно, только не «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» или «Подмосковные вечера». Так в 1966 году началась эра наших собственных групп, никем и нигде не санкционированная и не упоминаемая около 20 лет! Около 20 лет поколения наших рок- групп творили в подполье, устраивали молодежи праздники души посреди бездуховного общества.
Это было великое время. Ребята из наших первых групп были первыми в стране. Они были первыми, кто услышал, произнес и спел. Кто смог петь и воспеть это время, время великой музыки. Они так чувствовали. Они чувствовали: если сами не сделаем гитары и усилки и не достанем Rubber Soul или Aftermath, НИКТО нам не поможет сделать. Они были и остались поэтами рок- н-ролла, они принесли в Россию это семя, они бросили его прямо на асфальт, окучили и полили, и оно взошло!
Да, это была эпопея. Это была награда поколению. Это была главная радость жизни. Все было новым. Новые слова запросто ложились на язык и главным стало слово КАЙФ. Мы начали кайфовать, ловить кайфушку, ненавидеть кайфоломку. Музыка, первопричина новых слов, сама обрастала новыми словами: ритм энд блюз, психоделик, хард-рок, арт-рок, рагарок. Всё, буквально всё в 60-е было клевым: звуки гитар, голоса, одежды, прически вообще и все инструменты и образ рок-группы на сцене как таковой были лучшей картинкой — все это оборудование с проводами и освещением…
А главное — новыми стали люди. Это было время меняющихся людей. Мы смотрели на «Битлз», «Стоунз», «Лед Зеппелин» и Джими Хендрикса, как на упавших с Луны. Мы всматривались в .их фотографии.
Общество все делало, чтобы нас отрезвить, и выходом стали наши самопальные питерские команды. А это уже было кое-что! Это была жизнь, видимая только сверху. Со своими ориентирами: «Лесные Братья» в «Эврике», «Лира» в Молотке, конкурсы «ансамблей электроинструментов» в кафе «Ровесник», «Красное и Черное» в Юкках, танцы с меняющимися группами в Кузьмолово, Пушкине, Парголово… Все это дышало, везде хотелось успеть. И пролезть. А как пролезть, если за- лик на 200 мест, а у входа — толпа? Я прорывался через туалеты или окна, иногда кто-нибудь из музыкантов давал мне гитару, и я ее нес перед собой, как пропуск, через барьеры дружинников…
Моей любимой группой была «Лесные Братья» — настоящий, с отличным вокалом коллектив. Они умели петь! Они пели так, как будто перед ними не 100 человек в кафе «Эврика» на Охте, а 100 000 на стадионе Кирова. Это была самая романтическая питерская группа. Идеал детства. Партизаны с гитарами в серокаменных джунглях. «Лесные Братья» — одна из первых групп, проникшаяся образом «Битлз»: статичные, цельные, невыпендривающиеся, магичные. И мощные. И красивые. Потом этот битловский образ успешно подхватывался по всему миру. Мы видели английских Bootleg Beatles, тбилисских «Блиц», наш питерский «Зарок». Но «Лесные Братья» были у нас первыми. Даже по отдельности они походили на «Битлз»
Андрей Геннадиев — бас-гитара, похож на Пола. Коля Рязанов — отличный гитарист, напоминал Джона. Саша Федоров — гитарист,тип лица и повадок — Джорджа. Володя Кувалдин — отличный ударник, как и Ринго, имел свое прозвище — «Дергач», а похож на Ринго один в один.
«Лесные Братья» и по настроению души были похожи на «Битлз». Они были блаженными и веселыми, не злыми. Какая музыка, такой и дух.
Когда я подходил к кафе «Эврика», где они часто играли в то время, то уже за квартал слышал мощные звуки: проникающие удары баса, молотящие ударные дела, взывающие гитарные проходы и вопящие стройные голоса. По спине пробегали мурашки, и я, ускоряя шаги, бежал в кафе…
Почему это было возможно?
Да потому что любовь, так же как и талант, всегда пробьет себе дорогу! Начальству нечего было беспокоиться — поп-рок-группы играли свои рок-н-роллы в заликах на 300 человек, это были самые занюханные «вечера отдыха молодежи», как это именовалось в жалких рукописных афишах. Казалось бы, всего лишь… Но каков был резонанс! Атмосфера была фантастической. Это была настоящая жизнь, это было начало, это было открытие, это был заводной 66-й год! Я вылез из дома и слушал любимую музыку в компании себе подобных. Флюиды были такими, как будто «Битлз» перед нами!
Концерты «Лесных Братьев» и К° были для нас отличным «живым» опытом и, в некотором роде, компенсацией. Впервые у нас молодежь собиралась на неофициальные, спонтанные поп-концерты, свободно выражая свои чувства. Это были атавистические танцы, тарзаньи крики, топанье и хлопанье, заглушавшие музыку. Это было нечто освобождающее и опрощающее. Я участвовал в таких мистических действиях и чувствовал музыку фибрами души. Это была космизация сознания. Мне кажется, этот дух рок-концертов 60-х не исчез и в 70-е, и в 80-е. Он только менял и меняет высоты и траектории парения. Но суть у него одна: Свобода!
Я повторяю сам себе, я бросаю слова на ветер: 60-е годы были великими годами рок-революции, бескровной и прекрасной. С 63-го по 70-й шла беспрерывная цепь открытий: Битлз-Стоунз-Энималз-Дилан-Крим- Хендрикс-Сантана-Лед Зеппелин-Дорз-Джетро Талл-Криденс-Дип Пёрпл — сколько их было, новых стилей и звуков, музыки и поэзии, голосов и гитаристов! Каждый диск «Битлз» был предметом тщательного анализа, каждая новая группа была вспышкой. Мы жадно ловили все это, обсуждали и слушали. Интересовало все: что за гитары «Фендер»? Что значит название первого диска «Крим»? И так далее. Это была школа рока.
«Лесные Братья» и К° знали все ответы, ибо не прогуляли этого урока истории. Они следили за событиями на мировой рок-сцене и не чувствовали себя оторванными от этой сцены, хотя в нашей прессе или по радио об этом не было ни слова. Музыканты на слух снимали каждый такт вещи, которую хотели сделать. С трудом разбирая слова записанного с эфира хита и иногда даже не зная верного перевода фразы, они пели, все равно пели любимые вещи! Это была жизнь, заводная жизнь, но… В том-то и дело, что мы все, и музыканты, и фаны, уже выпали из общества, и оно нас со своей демагогией мало интересовало! Мы смеялись над ним.
Вообще, в 60-е и 70-е шла революция сознания. Смеялись над всем советским. В анекдотах доставалось бедному Чапаеву, потом — богатому Брежневу, потом… во всех анекдотах русский неизменно оказывался «лаптем». Это считалось само собой разумеющимся. С этим мирились. А что делать? Альтернативы не было. Не могли же мы верить в то, что «следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме»? И в поговорку вошло: да, капитализм загнивает, но зато КАК пахнет!
И молодежь, не слушая массовиков-затейников с баянами и не надеясь на родителей, бросилась зарабатывать денежку на магнитофоны и, несмотря ни на что, праздновать жизнь. Магнитофоны появились у всех, кому было около 20. Бум был обалденный. Он и сейчас продолжается, только все переключились на японские кассетники, а в 67-е престижно было иметь «Днепр- 11» и джинсы. Джинсы фирмы «Lee» стали символом рока — так же, как и длинные волосы. А в волосах обязательно цветы.
Оглядываясь вперед или забегая назад, я могу назвать цепочку музыкантов, которые являются нашей гордостью и некоторым образом нашими запретными плодами: Володя Рекшан — Коля Корзинин — Юра Ильченко — Андрей Макаревич — Жора Ордановский — Борис Гребенщиков — Миша Науменко — Виктор Цой — Гриша Сологуб — Миша Борзыкин — Костя Кинчев. Соответственно, и их группы могут быть ветвями в корне всемирного дерева рок-н-ролла. В нашей стране они все были, каждый в свое время, в «топе» и оставили о себе что-то незабываемое, а главное, неплохую музыку. Все они в душе рокеры, талантливые люди и нонконформисты. Они здорово продвинули нашу музыку, а значит, и общество, и совместили это с приятным — повеселили молодежь. «Будьте, как дети», — сказал Христос. И они были.
Спасибо, спасибо, спасибо!