Стинг — суперзвезда, делающая сто дел одновременно. В последние годы его привыкли видеть среди зачинателей благотворительных рок-ме- роприятий. Несмотря на всемирную известность, Стинг считает для себя важным возможность жить нормальной семейной жизнью с женой и детьми.
Стинг — шикарный, элегантный, задумучивый, сногсшибательный Стинг — мокрый с ног до толовы ввалился в гостиничный номер мотеля в Мали- 6у и рухнул на кровать.
— Мы попали в аварию по дороге. По пути в мотель взятый напрокат BMW врезался под проливным дожем в другую машину.
— Не поранился?
— Нет… слегка ударился головой о ветровое стекло.
— Что? В самом деле? Тебе, наверное, надо отдохнуть после этого. Ты уверен, что хочешь дать это интервью?
— Ну да… поболтаем немного (потирает голову). Может, тебе удастся вызвать меня на откровенность.
— Тебе не нужно сообщить кому-нибудь об аварии? Позвонить жене? Вы, кстати, все еще вместе?
— Ну, по крайней мере, с утра еще были вместе (смеется).
Обычная жизнь
— У вас с ней двое детей? И двое от прежнего брака?
— Да, два мальчика и две девочки. И все похожи на меня.
— Было ли отцовство большим событем для тебя?
— М-мм, я отцом стал, можно сказать, нечаянно. Дети в мои планы не входили. Я не собирался становиться папой.
— Ты никогда этого не планировал?
— Нет, я не имел такой цели — стать отцом, и все мои дети, собственно, родились в неподходящее время. И все же, очень рад, что они у меня есть.
— Ну, раз уж мы добрались до твоей частной жизни, я бы уточнил пару вопросов.
— Эй, а это что такое? (указывает на мои записи, где сказано, что ему 38 лет, и валится обратно на кровать). Я еще молодой! Ты приписал мне 2 года лишних!
— Извини, извини. Это сведения из книжки о тебе. Я тут выписал некоторые эпитеты, которые журналисты употребляют применительно к тебе: спокойный, осторожный, красноречивый, простой, злой, послушный, расчетливый, вялый, властный, честолюбивый… Многие из них противоречат друг другу. Так вот, я хотел спросить: в чем люди больше всего заблуждаются относительно тебя?
— Честно говоря, меня устраивает то, что люди думают обо мне противоречиво. Я вполне могу быть как послушным, так и злым. Я обычный человек и живу обычной жизнью. Как только мне говорят, что я такой-то, я все время должен оставаться именно таким. Никакой свободы. А во- обще-то я настолько свободен, насколько можно быть свободным при такой работе. Я спокойно хожу по улицам, не прячусь за заборами из колючей проволоки, у меня нет телохранителей и солнечных очков красного цвета. Я живу обычной жизнью.
— У меня дома в Лондоне, Нью-Йорке и Малибу. Я совершенно спокойно могу зайти в кабачок, магазин или прачечную, ко мне никто не пристает. Если меня узнают, то со мной здороваются. Это неплохая цена успеха. Мне бы не понравилось, если бы пришлось где-то прятаться и меня оберегали бы от всего мира. Как беднягу Майкла Джексона.
— Точно. Говорят, что он страдает от этого.
— Конечно, он страдает. Он не живет нормальной жизнью. Ему нужно общение с людьми.
— А тебе всегда удавалось жить нормальной жизнью? Я имею в виду, что не страдал ли ты когда-нибудь звездной болезнью?
— Ну, если опять вернуться к Майклу Джексону, то он никогда не жил нормальной жизнью, он ведь стал звездой еще ребенком. Когда я стал звездой, мне было 25. Я уже проработал учителем 2 года, был женат, у меня был ребенок, банковский кредит на квартиру, планы на пенсию и к тому же я учился в университете. Я был готов к жизни. Когда пришла популярность, я не захотел отказываться от обычной жизни.
Я был взрослым человеком. И хотя на этом поприще стремление быть молодым и поверхностным поощряется, я не хотел отказываться от своей «взрослости». Поэтому я и пережил 10 лет популярности в трезвом уме и здравой памяти, как мне кажется. Ты как считаешь?
— Ну, раз ты так говоришь. Что самое трудное в твоей жизни? От чего ты хотел бы избавиться?
— Я бы ничего не стал менять. Мне очень везет. Но что самое трудное… гмм… Ну, мои песни весьма откровенны. Я вкладываю в них часть себя. Хотя кое-что и изменяю, чтобы себя же защитить. Например, интервью весьма откровенны. Я хочу рассказать достаточно много, чтобы твоя статья получилась интересной, но все же не рассказывать о себе всю правду. Не хочу раскрывать свою душу, чтобы избежать вторжений в личную жизнь.
— То есть — труднее всего найти равновесие?
— Вот именно, это-то и трудно. Я, как человек, имею свою личную жизнь, но моя работа предполагает высказывание мыслей вслух — я пытаюсь балансировать где-то посередине.
— Но тебя же уважают?
— Уважают??? (смеется, закрывает лицо руками, падает на кровать).
— Вот именно, уважают! Настолько уважают, что, когда я обмолвился, что собираюсь взять у тебя интервью, то зауважали… меня! (Стинг смеется). Тебя уважают как певца, выигравшего Grammy, как автора песен, музыканта, актера… Никто из тех, кому я говорил об этом интервью, не мог сказать о тебе ничего плохого.
— Да-а… считается, что артисту необязательно быть уважаемым человеком, понимаешь? Мне 36 лет, я богат и преуспеваю… Ну хорошо, меня уважают. Но это потому, что в том, что я делаю, есть уважение к себе самому. Я не ношу париков или корсетов. Не стремлюсь играть под дурачка или наряжаться как павлин. Я могу быть самим собой. Я зрелый человек, а в моей профессии не это считается главным. Но если люди уважают это в тебе, то это хорошо. Мне так кажется.
Феминизм?
— Поговорим о твоем альбоме «Nothing Like The Sun». Мне понравились все песни, но особенно — «They Dance Alone». Ты встречался с женщинами, которые послужили прообразом для этой песни?
— Я и раньше бывал в Чили и во время первых гастролей, организованных Amnesty International, встречался с людьми, которых освободили благодаря Amnesty. Когда с поговоришь с ними, послушаешь, что они рассказывают о своей жизни, то собственная жизнь начинает казаться… Ну, меня никогда не наказывали и не преследовали за мои политические убеждения. Я могу говорить свободно. И встреча с человеком, который из-за этого попал в тюрьму, — этого своего рода шок. Я хотел написать об этом песню, но мне нужна была для этого ка- кая-то словесная характеристика, что-нибудь особенное, что сделало бы текст обобщающим.
Подробное отражение определенного события в песне художественно только наполовину. Нужна была словесная характеристика, и танец Gue- са подошел для этого блестяще, каждый может представить себя на месте матери, жены, сестры или подруги, которая танцует с невидимым партнером, со своим потерянным любимым. Это трогает. По-моему, вся эта пластинка… гмм… очень феминистическая.
— Я только хотел об этом сказать. Это действительно так!
— Я считаю себя феминистом, потому что, по-моему, освобождение женщины приведет к освобождению мужчины. Танец женщины в Чили — это чисто женское отношение к репрессиям. Мужская реакция — это бросать бутылки с зажигательной смесью, поджигать машины, устраивать беспорядки, что привело бы только к слезоточивому газу, арестам и росту насилия. Танец — это чисто женский подход к приблеме. В нем столько уверенности в победе. Мужчине трудно понять это. У меня в песне солдаты только наблюдают за танцем, они ничего не могут сделать. Танец — позитивный и жизнестойкий способ отношения к угнетению. В нем есть достоинство и сила, нет только насилия.
— Ты недавно сказал в одном интервью, что большое влияние на эту пластинку оказала смерть твоей матери 2 года назад. Повлияла ли утрата матери на твое феминистическое отношение к женщинам?
— В каком-то плане… Я не собирался делать из этого диска гимн женщине, но в процессе отбора композиций для него и написания песен постепенно возникла идея… Идея, которая состоит в том, что женщина — это, скорее, мать, сестра и друг, а не любовница или объект сексуальных притязаний.
— Более реальное отношение к женщинам?
— Да. Трудно сказать, повлияла ли на меня смерть матери, но мое отношение к окружающим меня женщинам
— дочерям, матери, подруге, коллегам — изменилось. Я отношусь к ним совсем иначе, чем 5 лет назад.
Я думаю, что зрелый человек относится к женщинам как к людям вообще, а не как к орудию ублажения своего «я» или сексуальному объекту. У меня сейчас больше друзей среди женщин… Мне придется больше иметь с ними дело… Я надеюсь.
— Пожертвования на СПИД?
— Ты участвовал когда-нибудь в борьбе со СПИД — собирал пожертвования или вел пропаганду? Здесь, в США, было трудно собрать средства на исследования СПИД, поскольку гомосексуализм — тема очень болезненная. Если бы вирус начал распространяться среди гетеросексуальных людей, как в Африке и некоторых других странах, то положение было бы иным.
— Да, наверняка. Я с недоверием отношусь к организациям, которые собирают пожертвования на эти исследования. Конечно, хорошо, что они этим занимаются, но я считаю, что у правящих кругов достаточно денег и возможностей для того, чтобы самостоятельно финансировать эти разработки. Они тратят миллиарды долларов на вооружение, а на исследования СПИД у них денег не хватает. По-моему, если знаменитости станут собирать деньги на СПИД, в то правительстве скажут: «Ну вот, вы уже и за это взялись. И занимайтесь этим делом сами».
Правительство каждой страны должно защищать своих граждан от этой болезни! Раньше или позже окажется, что каждый из нас был знаком с человеком, умершим от СПИД. Благотворительность знаменитостей не сможет противостоять этому.
На это нужны огромные деньги, только у государства есть такие средства! Мы богаты. Денег у правительства достаточно. Я больше не хочу дополнительных вооружений для защиты от Советского Союза.
— То есть, твоя борьба против СПИД состоит в оказании давления на правительство в целях получения денег на исследования?
— Вот именно. Нам больше не надо оружия. Нам не нужен Рэмбо!
Текст: Уэнди Дэвис/S.I.N.