Пуля, как известно, дура. И, как ей и положено, она не выбирает — кого оставить в этом, прямо скажем, не самом счастливом мире, а кого и перевести в другую орбиту бытия. В случае с Сашей Бардодымом — в бессмертие и легенду.
Обидно, когда убивают двадцатипятилетних людей. Еще гаже, когда убивают красавца, умницу и, что называется, душу общества. Саша Бардодым был именно таким: красиво грассирующий и красиво /в его случае именно так и было/ заикающийся мужчина в извечных сапогах и башлыке, очень напоминающий своими повадками традиционного гусарского офицера или горского князя из прошлого века — именно таким Саша поднимал на дыбы Москву. Все вокруг него оживало и на ушах перекатывалось волнами с одной московской квартиры на другую — и везде вокруг него закручивался буйный водоворот жизни. Девушки, вино, стихи, громкий смех и благородные поступки — все это лилось нескончаемой шумной рекой, ис- точником которой был московский ’поэт Александр Бардодым, в 25 лет получивший в Абхазии пулю от грузинского головореза.
Абхазия для Саши была настоящей страной его души, его второй Родиной. Ее гордый и благородный народ, чей красивый язык Саша выбрал для своей специализации переводчика в Литературном институте, стал ему братом. Бардодым просто не мог не оказаться там, где бесчестно убивают его друзей, он уехал в Абхазию добровольцем и погиб там почти в самом начале этой неравной войны с грузинскими оккупантами…
Казалось, он сам чувствовал, что свою жизнь ему до спокойного конца дожить не удастся — но он шутил над судьбой, играя словами своих стихов и с судьбой, и с самою смертью.
Последний год своей жизни Бардодым провел бок о бок с товарищами по Ордену куртуазных маньеристов, где он с гордостью носил звание коннетабля. Эпитет «черный» он получил позднее, когда удивление при виде его полувоенной черной одежды преобразовалось в убеждение, что только так и не иначе следует одеваться такому человеку, как Саша Бардодым…
Кроме своих переводов прекрасных абхазских стихов, Саша любил писать в стиле японских танки; очень многое в его творчестве по духу напоминало знаменитые «разгульные» стихи гусарского генерала Дениса Давыдова — и весь он, и все его творчество так плотно вписалось в гармонический строй куртуазного маньеризма, что буквально с первых же дней Саши в Ордене его невозможно было отделить от маньеризма.
В Ордене он был настоящим мотором, который заводится с полоборота и делает жизнь окружающих его людей радостным калейдоскопом, состоящим из бесконечного потока встреч, кутежей, галантных приключений и погонь — то за судьбой, то от нее /как в знаменитом случае из прошлой зимы, когда Саша на трехколесном «Жигуле” с полузнакомыми ребятами гонял в гололед от постреливавшей по ним милиции…/. Сколько раз ему можно было сломать шею и не уезжая из Москвы — но судьба распорядилась иначе, и это символично: еще один русский поэт сложил свою гордую голову на Кавказе, но в этот раз не на глупой дуэли или в войне с аборигенами: добровольно пойти под пули за чужую Родину — удел только личностей уровня Байрона или комманданте Че.
Саша умер. Но только физически. Духовной смерти его не будет: нет ни одного человека, который, хоть однажды пообщавшийся с Бардодымом, не запомнил его. Сашины веселые и звонкие стихи, часть из которых опубликована во втором сборнике Ордена куртуазных маньеристов «Любимый шут принцессы Грезы», остаются жить. Верится, что его стихи будут публиковать еще и еще — они того заслуживают. Нынешняя публикация — наша дань его памяти, его красивой жизни и не менее знаменательной смерти
Константин ЕЛГЕШИН