Жуткая толчея, но у него получается быть заметным в любой толчее, вроде бы не выделяясь из нее ни одеждой, ни ростом. «Привет, Володя!» Мой собеседник — Владимир Рацкевич, — лидер легендарных «Рубинов», «Рубиновой атаки», «Цитадели», «Тенниса», «Вектора» и т. п. Названия менялись часто, но не только по своей вине, не только из-за смены имиджа стиля, состава, до чего он был большой охотник, но и по причинам административно-бюрократическим. Стоило Рацкелле (так его называли тогда, в прошлом десятилетии) дать несколько концертов под очередным новым названием, как группа попадала в замечательный памятник эпохи: «Список ВИА, проведение концертов которых не рекомендовано на территории г. Москвы.» Кажется, так назывался этот манускрипт.
С Рацкеллой мы общались довольно часто, но касательно его музыкальной деятельности все сводилось к вопросу «Когда сейшен?» А вот теперь начнем все с начала:
— Помнится, ты учился в МИСИ, все вроде было ясно, мог стать прорабом, а занялся рок-н-роллом. Почему?
— Все началось еще до МИСИ, в школе. Были пластинки такие, «на ребрах». И уже тогда было ясно, что это какая-то новая культура, на которую есть смысл обратить внимание. Это было ни с чем не сравнимо, поскольку такого эмоционального подъема ни от одного другого вида искусства ожидать не приходилось.
Потом появились музыканты. Сразу довольно много, но по-началу играли просто в подъездах. Там звучали интерпретации «Битлз», «Кинкс», «Энималз», «Трогглз”, «Свингинг Блю Джинс» и вся эта подъездная жизнь постепенно начала перерастать в образование разных коллективов.
Я свою музыкальную жизнь начал с того, что пришел в одну группу у себя в школе и предложил свои услуги как барабанщик. После первых двух ударов эта кампания пожала плечами и сказала: «Н-да. Ну, ладно…» В общем, ничего не сказали, но я все понял. Однако через три дня пришел к ним с другой идеей. В каком-то польском журнальчике я вычитал, что существует генератор звука с регулятором, который меняет не громкость, а тон звука. «Вот! — подумал я. — Это то новое, что ни у кого нет». Вот тот инструмент, которым я буду владеть в совершенстве и который, разумеется, принесет любой группе успех. Действительно, такого еще не было. Я не говорю, что изобрел синтезатор, просто самостоятельно догадался, что это можно применять в музыке, но тут мне дали понять, что музыканты в этой группе весьма консервативные и играть они будут как «Шедоуз» (Или «Вентурез»? не помню уже их кумиров..) Потом они с ухмылкой спросили: «Да ты, может, еще и петь захочешь?’,— петь по тем временам было жуткой вольностью. Была в моде такая концепция, что весь экстаз должен происходить от того, что на сцене смирно стоят молодые люди и играют на электрогитарах, не выдавая своих эмоций, а петь ни в коем случае: «Музыкант должен быть холоден!» Вот так вот.
— А, кстати, какая была первая команда в Москве, которую ты «живьем» услышал?
— «Безбожники»… Нет, это были все-таки «Славяне»… и было это, пожалуй, в 1967 году.
— Градский там уже был?
— Не помню. Был там некто Копылов — внук или племянник какого-то «большого» человека.
Атмосфера на концерте была элитарная. Происходило все в кафе, столики были накрыты. Когда мы вошли, уже играла музыка. Они играли «Роллинг Стоунз». Мы спросили: «А почему не «Битлз?» Ведь «Битлз» занимали все ведущие места?» А нам ответили: «Битлз» — это пошлость.» Строго так. Вот такие уже тогда были дела.
Часть народу сидела на полу, все были «заджинсованные», но спортивного, такого «плейбойского» вида. Ну, и всеобщий экстаз и суматоха.
— А когда же появилась «Рубиновая атака»?
— В 1967 году мы вместе с Лешей Тегиным попали в группу, которая называлась «Святые», т. е. «Saints» (название было английского). Тогда были популярны «Холлиз», а мы увлекались «Роллинг Стоунз», и я предложил называться «Рубинами». После различных тусовок сформировался такой состав. Самойлов — барабаны (в последствии организатор и руководитель «Последнего шанса» — прим. автора), Лешенко — бас, Тегин и я — гитары.
Сначала мы взялись за музыку «Шедоуз», а потом, когда Тегин ушел, за «Стоунз» и «Дорз», т. е. делали вещи с голосовыми раскладками, и вот, как-то после очередного концерта, решили усилить название и стали «Рубиновой Атакой».
— Сам я первый раз пошел на концерт «Рубиновой Атаки» в 1973 году, а когда был твой первый концерт? Что и где вы играли?
— Это случилось зимой 1967 года в актовом зале Института физики земли им. Шмидта. Мы тогда там репетировали, аппаратура была… Гитары включали в магнитофон вместо усилителя, динамики из комплекта кинопроектора. Гитары, разумеется, самодельные. И был один замечательный усилитель конструкции нашего оператора. Он состоял из целой гирлянды последовательно соединенных коробок, в каждой из которых было собрано по одному каскаду. И тогда уже мы впервые услышали интересное предложение, которое периодически потом повторялось от различных представителей всяческой администрации: «Выключить гитары, из электрической сети и играть так». Выступали мы после торжественного заседания. Публика — различная научная братия, даже какие-то академики (хоз. часть, местком, профком и т. п.) К нашему удивлению очень организованно после каждой вещи хлопали, но потом выяснилось, что женам многих ответственных работников, особенно по хозяйственной части, не понравился наш внешний вид, прически и вообще: «Громко, очень громко». На следующий день вызвали нашего оператора (он там работал). Заведующий этим залом сказал: «Такой джаз нас не устраивает. Нам нужен настоящий танцевальный оркестр». Таким образом после первого концерта мы лишились первой базы. А играли инструментальные обработки «Битлз» и «Шедоуз»…
— А какой концерт запомнился тебе больше всего?
— В ДК «Энергетик» (тот, что на набережной Москва-реки, там еще забор с железными воротами). Кроме нас должны были еще выступать какие-то артисты из театра им. В. Маяковского. А перед началом концерта в фойе играла еще малоизвестная тогда группа «Машина времени». Народу собралось столько, что оказались забитыми все проходы. Администрация ДК поспешно закрыла ворота, и актеры из театра к началу концерта не попали. Они просто не смогли подойти к зданию. Публика собралась почти целиком «наша». Вела себя крайне раскованно, орала, свистела, танцевала, трясла хаером и вообще всячески оттягивалась. Да и мы сами вырядились в какие-то шкуры — на Баски (Лешенко) были штаны из искусственного меха — и вытворяли черте-что. Где-то после первых двух вещей публика, оставшаяся на улице, выломала эти железные ворота и ворвалась, сметя контроль, в ДК; народ полез и на сцену, а по пожарной лестнице пробрались эти артисты. Конферансье тут же прервал концерт и объявил, что «Рубиновая атака» продолжит играть после того, как выступят артисты театра им. В. Маяковского. В него полетели различные предметы, слава богу, что не тяжелые, пришлось бедняге смываться со сцены. Мы же продолжили, а артисты эти так и не выступили.
Мы всегда за собой таскали большую команду «наших», иногда даже отменяли концерты, если организаторы устраивали напряги с проходом.
— Да, у меня до сих пор в памяти Баски, оравший в микрофон дружинникам на входе: «Пока этих волосатых не пропустите, играть не будем!!!» Но, Рацкел, ты же автор еще одного довольно известного названия — «Високосное лето».
— Дело было так. Летом 1972 года Лешенко и Самойлов подались отдыхать на юг. Вместе с нами базировалась тогда наччинающая группа «Садко», клавишник и гитарист которой тоже смылись из Москвы. В то время еще силен был дух — как бы сказать? — Вудстока, и мне захотелось попробовать поиграть жестокое буги, как оно прозвучало на том фестивале уж не помню у кого. Тогда этого в Москве никто не делал. Я соблазнил этой идеей басиста и барабанщика из «Садко», т. е. Зайцева и Шевелева. Оставалось придумать название. Происходило это, как я уже говорил, летом 1972 года, когда из-за жары под Москвой горели торфянники и над городом иногда висел натуральный дым. Год был високосный. Так и появилось «Високосное лето». (Вот они где — корни актуальности, боевитости, гражданского пафоса и т. д. и т. п. современного сов. рока, дорогие товарищи! — прим. автора.) Мы дали концерт в «Синей птице», ну и пошла дальнейшая раскрутка. Осенью вернулись гитарист и клавишник «Садко» (Ситковецкий и Кельми — прим. автора), а «Високосное лето» стало уже популярным, да и новое название им понравилось. И стали они работать под новой вывеской… А я вновь присоединился к Лешенко и Самойлову.
(От автора: Рацкевич любит вмешиваться. Он не словом, а делом помогал «Мистерии Буфф» и «Центру», а отбывая трудовую повинность в качестве художественного руководителя ДК института им. Губкина, занимался с составом, из которого вышли «Тяжелый день» и «Нюанс». Даже первый концерт «Секрета» в Москве проходил на «Рубиновом» аппарате. А о количестве музыкантов, которые переиграли в свое время с ним и говорить не стоит. Во тип! Но вернемся к «Рубинам».)
— Пожалуй, ни одна команда не перепробовала столько музыкальных направлений, как твоя. Играли и рок-н-ролл, и хард, и панки, и различные модификации «волны» — как ты выбирал материал?
— Вся моя деятельность заключалась в эксперименте: пробовать все подряд, и все лучшее из того, что получалось — включалось в репертуар. Может быть, от этого программы получались несколько разношерстными, но как шоу, все было расставлено по местам. (Рацкевич первым начал «делать сцену», перетащил световые и пиротехнические чудеса, придумал имидж музыкантам костюмы, манеру поведения. Он был и «буйным хиппи», и бисексуальным раскрашенным идолом, и кожаным рокером и т. п. в зависимости от музыки — прим. автора).
— Раньше ты работал с англоязычными текстами, а теперь ходят странные слухи, что ты запел на русском. Как это понять?
— Я думаю что дело все-таки не в текстах. Если бы делал какие-нибудь рок-н-роллы, блюзы, что угодно из того, что было раньше, это было бы несовместимо с русским языком, а сейчас можно попробовать.
— Слушай, а тебе не кажется, что публика сейчас приходит на концерты слушать какого-нибудь пророка или смотреть хэппенинг, а отнюдь на слушать музыку?
— К сожалению, да. Если сейчас на сцену выйдут какие-нибудь ребята и будут делать просто инструментальную музыку, либо петь по-английски, то в свой адрес они услышат: «Эй, вы что, русского не знаете?»Но с другой стороны и сами музыканты, выходящие на сцену, воспитаны по-другому, иначе чем мы, и слышат свой звук именно с русским текстом.
— А на кого бы ты сейчас пошел просто на концерт?
— Да я сейчас хожу на все концерты, но с чисто музыкальной точки зрения, нет такой команды, которую я бы пошел просто слушать, как эти ребята сделали свою музыку. А с точки зрения шоу, театра, я, пожалуй, пойду на любую.
P. S. от автора: Спустя приблизительно недели три после этого разговора мне в руки попала кассета под названием «Задача в общем виде». Очень интересная, на мой взгляд, работа. Ощущается, конечно, влияние Залпы и молодцов из «рок-оппрозиции», но это бесспорно Рацкевич, совершенно, правда, не похожий на прежнего Рацкевича, но опять-таки раньше этого в Москве не делал никто.
