Сидя на красивом холме, я часто вижу сны.
И вот что кажется мне:
Что дело не в деньгах и не в количестве женщин,
И не в старом фольклоре, и не в новой волне.
Но мы идем вслепую в странных местах.
И все, что есть у нас, — это радость и страх.
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что все в надежных руках.
Борис Гребенщиков.
Еще недавно шуструю американскую музыкантшу Джоан Стингрей называли в советской печати «пираткой» и «контрабандисткой» за то, что она выпустила в Штатах альбом с музыкой ленинградских рокеров, а теперь подобные альбомы выходят на Западе один за другим.
Тот, первый альбом назывался «Red Wave»; Джоан Стингрей записала музыку четырех рок-групп: «Аквариум», «Кино», «Алиса», «Странные игры».1
Еще недавно Борис Гребенщиков, руководитель «Аквариума», писал какие-то объяснительные письма в ВДАИ по поводу выхода «Red Wave»,
теперь на конверте своей новой пластинки он благодарит сотрудников богоугодной организации за «широту взгляда», а Джоан Стингрей он благодарит за то, что она стала для него, Гребенщикова, «первым мостом» (на мой вкус, несколько двусмысленный комплимент).
Все советское сейчас тут действительно в моде, и надежда вытянуть
Счастливый билетик с множеством нулей —- подталкивает издателей и продюсеров. Манерная проза. Толстой — пожалуйста! Шедевр Андрея Битова – пусть читают «яйцеголовые!» Дети Арбата» — это для публики!2
Разумеется, не остались в стороне и деятели самого прибыльного бизнеса развлечений — владельцы компаний звукозаписи. Понятно, они не надеялись на многомиллионные барыши, подписывая контракты с советскими рокерами, но сделать деньги при минимальных затратах на волне моды — почему нет?
Вот передо мной лежат два диска, появившиеся в этом году: диск рок-группы «Звуки му» (выпущен корпорацией «Warner Bros»), и сольная пластинка Бориса Гребенщикова, незатейливо названная «Radio Silence» (фирма «Columbia»).
Со «3вуками Му», правда, все ясно сразу: это простые, как мычание, сочинения на тему подростковой сексуальной озабоченности. Элементарная, в сакраментальных трех аккордах, музыка и тексты, демонстрирующие интеллектуальный уровень семиклассника-второгодника.
Например:
«Муха — источник заразы», —
Сказал мне один чувак.
Муха источник заразы —
Не верь, что не так.
Источник заразы —
Это ты!
Или:
Вчера ты дала мне
И думаешь, я в долгу.
Вчера ты дала мне
И думаешь, я смогу простить тебе эту ночь.
Знаешь, что это значит,
Вея твоя самоотдача?
Поль — минус один.
Поль — минус один.
В «Warner Bros» работают опытные люди, и вряд ли они на что-нибудь серьезное расчитывали. Запись была сделана в Москве, ее оставалось только смикшировать, так что затраты минимальные. Какое-то количество пластинок и компакт-дисков все же продается. В крайнем случае, даже если прибыли не будет, это некоторая статья списания с налога. В любом, однако, случае, начало сотрудничества, контакт, нащупывание выхода на гигантский советский рынок. Фирма «Warner Bros» даже ре шала не тратить денег на рекламу, так что альбом представлен лишь в самых крупных магазинах, которые имеют специальные секции для не коммерческой продукции. В таких секциях размещают обычно иностранные, никому не ведомые альбомы или пластинки, выпущенные маленькими независимыми фирмами. Любопытствующие иногда забредают в эти отделы.
Совсем иное дело — сольный альбом Гребенщикова. Пет, конечно, «Коламбия» не рекламирует его как Боба Дилана или Брюса Спрингстина, но все же появилось несколько материалов в крупных газетах, там и сям мелькнуло имя советского рокера, фотография: Борис Гребенщиков, увешанный какими-то брелками и с перстнями чуть не па каждом пальце. В магазинах пластинка Гребенщикова выставлена со всеми новинками, а не как «Звуки му», а до нее «Red Wave» — где-то на отшибе.
Нормальное дело — пластинки и должны продаваться, для того они и в магазине.
Правда, потребители рок-музыки в Штатах не очень-то жалуют иностранных артистов — пластинки па французском, немецком, итальянском языках продаются в минимальных количествах. По и здесь все в порядке: Гребенщиков записал свой альбом на английском языке. Лишь две из двенадцати композиций — по-русски. Для колорита Гребенщиков выбрал од ну собственную вещь «Молодые львы», а вторую, закрывающую альбом, композицию — Александра Вертинского па слова Николая Гумилова «Китай».
Вообще в этом альбоме все сбалансировано идеально. Немного экзо тики, ровно столько, сколько необходимо для коммерческой привлекательности. Немного легкого псевдополнтического флера, на бытовом, я бы сказал, уровне: конверт альбома черный, спинку его украшает единственный символ — звезда, с обложки же, сквозь узкую щель, прорезанную в этом черном, — смотрят оттуда глаза со зрачками-ромбами, глаза Гребенщикова, надо думать. Это он, значит, сквозь возникшую щелку глядит из того мира. Над этими самыми глазами — желтым по черному, проверенное, железно работающее сочетание цветов — «Boris Grebenshikov», ниже «Radio Silence».
При этом и сама обложка тоже что-то слегка напоминает — не на столько, чтобы с каким-то другим альбомом спутать, но настолько, что бы закрепить картинку в памяти, опершись на уже имеющийся образ. Что-то другое — это конверт знаменитой пластинки Фила Коллинза «Face Value» (1981) тоже с глазами в центре композиции3.
Другими словами, оформление американского альбома Гребенщикова сориентировано на некий усредненный внешний вид.
К сожалению, внешним видом дело не ограничивается.
У Бориса Гребенщикова есть разные композиции. Есть остроумные, ироничные, сатирические и не просто острые — это не самое сложное — а словно бы юродствующе-циничные, и одновременно болезненно задевающие слушатели, например, «Старик Козлодоев», есть и замечательные лирические вещи как правило, простые, лишенные позерского китча, — «Сидя на красивом холме», например. Но есть и другие: напыщенно-многозначительные, претенциозные, и их, к сожалению, тоже немало. В основном, надо сказать, это касается текстов и в меньшей степени музыки — мелодическая сторона композиций Гребенщикова вообще на порядок выше большинства его стихов.
Я не берусь анализировать творчество Гребенщикова, но среди причин возникновения этой странной ситуации, наверное, и отсутствие традиций русскоязычного рока, да и вообще гигантская девальвация песенного слова. По существу, кроме бардов4, песни которых почти не звучали с эстрады и практически не записывались па пластинки, авторы, работающие в «песенном жанре», пользовались «рыбой» (как назвал это Жванецкий: «текст слов»). Это могла быть откровенная бессмыслица вроде «Вода, года, кругом вода» или какая-нибудь слащавая безвкусица, скажем, «Под крышей дома твоего». Уж я не говорю про сочинения типа «Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути». За примерами же осмысленных текстов, кроме бардовских песен, можно было обращаться лишь к роман сам девятнадцатого и отчасти начала двадцатого века и к фольклору. По ритмически это все было так далеко от сегодняшних темпов, что не сразу давало возможность ощутить сходство настроений и проблем. Тем не менее, что-то оттуда Гребенщиков, конечно, взял.
Однако больше все же взял у англоязычного рока.
При этом, понятно, наиболее яркие фигуры, такие как Джон Ленной, Поль Саймон, Ренди Ньюман, Боб Дилан — настолько индивидуальны интонационно, стилистически, настолько мощно окружающее каждого из
них поле, что элементы их поэтики, позаимствованные сознательно или неосознанно, немедленно выдают источник заимствования. Но если обратиться к творчеству множества первоклассных англо-американских рокеров вроде Давида Бови или Ноля Маккартни, или Брюса Спрингстина, скажем, — то обнаружится, что существует несколько, вероятно, текстов-шаблонов, вполне универсальных, в рамки которых и укладывается вся словесная часть их работ, вполне, однако, позволяя им говорить
о своих чувствах и переживаниях.
И этому не стоит удивляться. Львиная доля культурной продукции всегда приходится на беллетристику, которая при любом сколь угодно обширном наборе приемов достаточно усреднена.
Этот усредненный «роковый язык», переведенный с английского, а в сущности, интернациональный, и явился, по-моему, основой для множества текстов Бориса Гребенщикова. Теперь же, еще раз выбрав нечто тематически усредненное, он перевел свои тексты обратно на английский (не имеет значения при этом — переводил ли он их на самом деле с русского или писал прямо на английском), оставив за бортом все лучшее, где можно было услышать голос Бориса Гребенщикова, интонацию Бориса Гребенщикова, боль и даже кривую ухмылку Бориса Гребенщикова.
Что, собственно, и предусматривалось правилами игры.
Может ли рассчитывать Б. Гребенщиков на успех в Америке? Для это го, наверное, нужно рассказать о своем так, чтобы слушатели поверили тебе, почувствовали твою жизнь и тревоги, за твоими болями ощутили бы то, что роднит нас.
Вряд ли это легко.
Другой путь — превратиться в Boris’a Grebenshikov’a, в рокера вообще, Конечно, Boris Grebenshikov практически не имеет индивидуальности, он ее утратил, но зато он стал товаром для потребителя, каковой потребитель, возможно, п употребит некую порцию этого эрзаца. Эрзаца, начиная с оформления, с отличного английского языка, отличного, но безличностного, ибо никакими выразительными средствами английский язык Boris’a Grebenshikov’a не обладает, а выразительные средства, которыми пользуется Борис Гребенщиков по-русски, по-английски не работают. Для этой игры, в которую вступил Гребенщиков, индивидуальность не нужна, индивидуальность нарушит тон, привычный потребителю. По этому голос Гребенщикова абсолютно отсутствует на этой пластинке да же там, где он, казалось бы, в каких-то количествах необходим для колорита. Я говорю о двух композициях, призванных создать эффект глубины — о балладе «Death of King Arthur», написанной Гребенщиковым на стихи Томаса Мэлори, и о песне Александра Вертинского па стихи Гумилева «Китай». И в том, и в другом случае мы слышим чужие голоса — музыка, которую написал Гребенщиков к стихам Мэлори, не может вырваться из плена классических работы Рика Вейкмана «Мифы и легенды короля Артура и рыцарей Круглого Стола» (1975); что же касается «Китая», то это выглядит домашней копией полюбившейся песенки, когда в компании, взяв в руки гитару, кто-нибудь пытается повторить максимально близко всем знакомую вещь. Гребенщикова здесь просто нет.
К чему стремился Борис Гребенщиков — я не знаю. Поездить по миру? Подзаработать денег? Добиться международной известности?
Вероятно, и первое и второе в какой-то мере осуществилось. Но вот — известность. Стать известным в качестве кого? Еще одного, тысяча первого рокера-плейбоя, «Russian whiskey-drinker’a», как он кокетливо называет себя на конверте пластинки? В этом качестве — да, какую-то известность он приобретет. Но причем тут музыка? Мри чем тут Борис Гребенщиков? Или это неважно? Все на продажу? Так, что ли?
Михаил Лемхин.
САН-ФРАНЦИСКО
P. S. Забавно, что с какого-то момента, со второго, кажется, альбома, вся информация на альбомах «Аквариума» дается и на русском, и на английском языках. Названия песен, имена музыкантов и проч. Не очень понятно, чего в этом больше — наивности или самонадеянности. На сколько я знаю, продукция фирмы «Мелодия» не выставляется на стеллажах американских магазинов. А вот продукция американских фирм, которая, надо сказать, имеет широкое, хотя и не официальное хождение в Советском Союзе, никогда не оснащается какими-либо текстами на русском языке. (И вообще ни на каком иностранном).
С таким же ровно успехом можно снабжать каждый советский фильм, демонстрирующий в СССР, английскими субтитрами, а функции дикторов, ведущих телевизионную программу вечерних новостей, разделить так. один говорит по-русски, другой тут же переводит на английский.
М. Л.
1. я писал об этой истории пару лет назад для журнала «Время и мы» (№ 95, 1987 г.).
2. В превосходной статье о романах «Пушкинский дом» Андрея Битова и «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, Джон Апдайк назвал книжку Рыбакова «мыльной оперой». Любопытно, что эта статья, опубликованная в сентябре прошлого года в «Нью-йоркере», недавно была перепечатана «Литературной газетой» (5 июля 1989 г.).
3. Название альбома Гребенщикова тоже цепляется в памяти за другое, похоже звучащее — «Radio Ethiopia» (1976), так называется второй альбом Пати Смит, несомненно, известный каждому ценителю рока. От сюда же, думаю происходит и название одной из пластинок «Аквариума» — «Радио Африка».
4. Многие не любят этого слова, но я говорю сейчас о явлении, совершенно не настаивая именно на «термине». При этом я имею в виду, конечно, бардов первого, так сказать, призыва: Окуджаву, Галича, Кима, Высоцкого и двух-трех других. Совсем не Розенбаума.