РОДЕНОВСКИЙ «МАЛЬЧИК»

Начала читать. Показалось скучно. Отложила. Потом взяла снова и не отрываясь прочитала всю. Если бы я ничего о Константине Кинчеве не знала, наверно, мне было бы интересно. Но я уже давно восприняла его по-своему, так что как о нем ни пиши, в моем восприятии ничего не изменится. К тому же книга Нины Александровны Барановской — уж очень личный взгляд, очень пристрастный. А от того, по-моему, рисуемый ею образ Кинчева от реального Кинчева несколько далек. Посему книга для меня не стала каким-то откровением. Ничего объемного, глубокого я в ней не нашла. Но поговорить есть о чем.

В принципе, эту книгу стоило бы назвать не «КОСТЯ КИНЧЕВ», а скажем так —«СКОЛЬКО РАЗ МНЕ НА ПУТИ ВСТРЕЧАЛСЯ К. К. И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫХОДИЛО», или «МЕСТО КОСТИ КИНЧЕВА В МОЕЙ ЖИЗНИ». Тем паче, что автор, описывая эпизоды встреч, больше внимания уделяет своим впечатлениям, своему отношению. А отношение к любым вывертам К. К. либо шок. неприятие, либо просто непонимание. Типа, ну, вот всем Кинчев хорош, но вот, зараза, почему-то на концертах ведет себя до сих пор не правильно. Хотя уже стал большой мальчик. Нину с высоты ее полета, условий жизни (она постарше, другой жизненный опыт) напрягает необработанность Кинчева, его невоплрщен-ность. Надо бы вот тут кусочек дотесать, чтоб было настоящее произведение искусства. А обтесать его не получается. И автор пытается и Костю пожурить, в мягкой форме, и объяснить ему, что не хорошо это — идти на поводу у толпы. Да и толпа нехороша — не воспринимает она Костю в полной мере. Нет, нехороша, необразованна толпа, которая в основном слушает Костины песни. Правда радостно, что и интеллигентные люди его слушают, но вот надо побольше таких людей. Или эти были б поинтеллигентнее, чтоб на концертах не орали, не ломились в двери. А что они не могут не ломиться, господи, по-моему, это очевидно. Костя не маленький мальчик. Если он до сих пор делает на концертах так, чтоб эта толпа ревела и бесновалась, значит ему это нужно. Значит, до сих пор жизненно необходимо с такой отдачей работать и ощущать себя временами точно таким же ублюдком, как и все. На концерте того же Малинина никто ж не беснуется. И никто не удивляется, что он в балет ходит. Значит, ему нужно так. Ну и принимай его таким, какой есть. Иначе получается, как в истории со скульптурами Родена. Все искренне возмущались: «Да что это за безобразие! Все не обтесано! Дообтесать нужно!» И потребовалась практически вся его жизнь, чтоб быть понятым. Чтоб дошла сложная в своей простоте мысль: нужно принимать все целиком, выйдя за привычные рамки восприятия. Просто принимать или не принимать. Так и здесь. Или принимай, или не принимай. Или рассказывай, не ретушируя, или… К чему все это — «он был чуть-чуть пьян»? Всем понятно, что если выпить слегка, то обычно ничего такого не случается. А если нажраться, то можно чего-то сделать неправильно. Я прекрасно понимаю, что у людей существуют разного рода отвязки. У простых смертных — нажраться и побуянить. У людей, которым дано что-то свыше — по-другому. Им не надо просто нажраться и побуянить. Они выплескивают это в другом. Но буянит каждый. По-своему. Буянство, если оно в конечном итоге выливается вот в такие песни — Бога ради. Пусть оно будет. Человек знает, на что он идет, за что он платит. И я не думаю, что Константин не отдает себе по сию пору в этом отчет. Но это ему необходимо. И будет, видимо, продолжаться, жури его не жури, воспитывай не воспитывай, объясняй, как должно себя вести приличной звезде, не объясняй,— до тех пор, пока ему самому это не перестанет быть нужным.
К тому же Кинчева, насколько я знаю, воспринимают все очень по-разному. Тем, кто сейчас его слушает и за тридцать, и по 14—15 лет. И каждый может выдернуть то, что ему нужно. И все находят свои кайфы. Й находить будут, пока Константин будет петь.

А книга… Объективных книг вообще не бывает. В этой хоть не размазываются сопли умиления. Меня, правда, смутило, что автор постоянно подчеркивает, что раньше К. К. был шоуменом, а теперь он поэт. Мол, рос, рос. слава тебе господи, вырос. Невозможно Кинчева воспринимать или-или. Мне кажется, не будет он петь — и стихи писать не будет. Не будет писать стихи — не будет выходить на сцену и петь. Относительно этой личности, на мой взгляд, все взаимосвязанно. Все идет вместе. Рассуждения ж про ямб и хорей, честно говоря, читать не стала. Не важно все это. Какая, собственно, разница — ямб или хорей используется в его стихах? Трогает или не трогает — по-моему, важнее. А чем меня трогает, хореем или ямбом, мне как-то абсолютно все равно. Да и Константин садится писать не с мыслю, «а вот я их сейчас ямбом пройму». Пишет, как пишется. Поет, как поется. Живет, как живется.

Что касается публикаций из прессы разных лет… На мой взгляд, они практически ничего не дают нынешнему поколению. Для нас, проживших то время, это воспоминания, возвращение к пережитым тогда чувствам, ощущениям. Чтобы адекватно воспринять эти материалы, нужно дышать тем воздухом, нужно было жить в те годы. Юные все равно не поймут, почему все так остро воспринималось. Ну, подумаешь, в газете написали? Да плевать на эту газету.- А что тогда было не плевать и почему — уже трудно понять. К тому же, когда речь идет о судебных разборках со «Сменой» — так и остается не ясен механизм этого дела. Только догадки автора, ее подозрения. Понятно, чтобы в этом во всем честно разобраться, необходимо, по меньшей мере, провести глубокое расследование. Возможно, тогда добрались бы и до истины. При таком раскладе, было бы уместно, как иллюстрацию, вновь опубликовать кокосовскую «Алису с косой челкой». Без этого, материал опять-таки ничего не дает. Ну. был напечатан. А про кого тогда пасквили не писали? А уж сегодня…
А со стихами К. К. в книге тоже получается забавная штука. Их очень трудно читать. Тут же возникает музыка, голос Кинчева. Стихи начинают звучать. Их трудно воспринимать отстраненно, как стихи. Правда, я практично к этому подошла. На альбомах далеко не все слова прослушиваются, начинаешь их додумывать, вносить свои коррективы. А тут… Бери книгу — и пой.
Надо отметить, что книга очень доброжелательная. И слава Богу. Я понимаю автора — писать трудно. Бог его знает, как писать. Всю-всю подноготную просто невозможно — человек жив (и пусть живет как можно дольше). Писать хвалебную оду — то же самое, человек жив. Поэтому, возможно, и получилось с серединки на половинку. По крайней мере, героическую личность из К. К. автор не сделал. Хотя бы это уже радует.
Наталья КОШЕЛЕВА.


Обсуждение