ПРЕДИСЛОВИЕ. Отслужив несколько месяцев, встречаю я на улице старого приятеля. Поздоровались, конечно же, а после второй бутылки стал он у меня допытываться — кто такие солдаты, на что они похожи внешне и мыслящие ли вообще это существа. Человек, блин, с университетским образованием, а представления о тех, кто в сапогах, были у него на уровне бабы Тосиных рассуждений о гуманоидах. «Издевается», — подумал Штирлиц. Но пастор Шлаг не издевался. Он просто был бесконечно далек от такой формы существования как армия. Да что там пастор! Французы, мать их итит, культурнейшая нация, а какие картины рисовались в мозгах их в 1812 году при слове «казак»! Я думаю, что приятель мой не одинок в своем видении рядовых и сержантов, а значит, подобное интервью отнюдь не бесполезно.
Беседовали: старший лейтенант Митяй Ъ., ефрейтор Виталий Е. и рядовые Алексей К. и Роман Ш. — все ДМБ веена-99.
М: — Что ты думаешь об уклонистах — по идее (пацифисты, хиппи, на религиозной почве, альтернативщики всякие) и уклонистах по жизни (дети начальства, новых русских), которые просто “отмазываются’?
А: — Я, в общем-то, их из осуждаю. У кого была возможность уклониться от армии
Р: — Сейчас же другое время. Это раньше осуждалось, а сейчас — наоборот
А: — У многих вот. у религиозных этих, убеждения эти просто как отмазка — «мне оружие нельзя держать, служить я не буду» А многие просто религию принимали уже здесь.
М: — В армии?
А: — Да, смотря на кого-то.
М: — Нет, это другое. Главное, что они уже здесь, а то, что приняли — депо второе. Кстати, почему вы их “исусами» кличете?
Р: — Исусы — они исусы и есть.
М: — А ты, В. что молчишь? Ты как относишься?
В: (медленно, взвешивая каждое слово) — Отрицательно. Особенно к тем, кто откупается.
М: — Почему?
В: — Воспитание у них такое. Они не только от армии «мажутся», они потом будут «мазаться» от работы. У них другой стиль поведения… общие интересы какие-то — здесь все «мажутся», значит, и мы будем «мазаться»..
А: (перебивает) — Ну, от работы они будут мазаться, это будет уже, как говорится, их…
В: (все так же методично) — А какой от них тогда в общество будет вклад..
А: — А люди, работающие на ЧП — какой от них вклад в общество?
В; (все так же) — …если они будут постоянно сидеть где-то в парке, пить пиво, обсуждать артистов и тряпки?
Р: — А другие копейки зарабатывать.
В: — А что дальше? — через 10 лет, через там, не
знаю…
М: — Но, если ты пошел в армию, то это совсем не гарантирует того, что ты будешь полезным гражданином общества.
Р: — Га! Да!
В: — Ну, какой-то вклад он внесет, а мне кажется, что в армии он может измениться… на какой-то процент, может быть на 100%. Может, армия действительно сделает из него человека.
М: — Все-таки: если парень в самом деле не «косит», а нельзя ему — религия жесткая или пацифист не липовый, то как?
В: — Есть такие части, где можно им служить. Но, действительно, таких частей некоторым и не найти, а некоторых не поймут вышестоящие люди в погонах. Надо к каждому относиться индивидуально, а не как у нас — скопом. Ну, а некоторые есть… (усмехается), это уже — черт его знает…
М: — Что ты думаешь о дезертирах.
В: — О дезертирах… Дезертиры бывают разные.
М: — Конечно. Бывают такие, которых…
В: (продолжает мысль) — Вынуждают. Которых не понимает военное начальство, которым не дают жить. А бывают дезертиры, которые действительно не хотят служить… Но, мне кажется, что больше таких, которым не дают служить. Потому что, когда с обстановкой армейской парень смиряется — учебку прошел, еще что-ю прошел, а если ем^ уже не дают жить, то ему ничего не остается, как… Так что к дезертирам можно относиться только… (с нажимом) положительно. Надо просто узнать причину.
А: — Надо его понять — как он пошел на это.
В: — Может даже побывать на его месте.
М: — Ну знаете, если всем бывать в шкуре дезертира… Кстати, А, ты же, если коснуться начала твоей службы…
А: (настороженно) — Но.
М: — Ты же бегал, полгода дома жил.
А: — Но.
М: — И к тебе с пониманием отнеслись.
А: — Не все. Кто-то, конечно…
М: — Как у тебя проходил процесс возврацения?
А: — Худо, наверное… Тем более в ту же часть.
М: — Коллектив тебя как воспринял?
А: — Ну, я говорю, что какая-то часть восприняла… более спокойно.
М: — Те, что сами по характеру более спокойные солдаты.
А: — Да. А другая часть… (резко выпаливает) как будто бы они от этого пострадали
М: — Психологически было тяжело.
А: — Да, это конечно…
М: — И сколько ты заново вживался в коллектив?
А: — Даже не знаю… даже. . Ну, может, с месяц.
М: — А если б можно было прокрутить все назад — ты так же бы поступил?
А: (молчит).
М: — Проехали. Встречал ли ты в армии людей, которые пришли сознательно и добровольно, для того, чтобы служить из идейных соображений (патриоты, казаки)? Как ты думаешь, почему служат офицеры, прапорщики — на гражданке ведь зачастую заведомо лучше.
А: — Насчет офицеров и прапорщиков я многих офицеров встречал, которые пожалели, что они пошли в военное училище. А насчет солдат- патриотов — по-моему, в армии нет таких людей. На гражданке-то я слышал, встречал людей таких, что в армию сами двинули — мол, как так — не послужить? — дед служил, отец служил, братья тоже. А в армии я уже такого не слышал. Тем более, когда он еще в ВШМС’е, то первые месяцы службы об этом и речи быть не может, по-моему — ясный день Потому что одна мысль: как бы это… «зашарить» Там, тем более, много такого народу, что начинает «шарить» в первый же день. То есть, поняв, куда они попали, они начинают: «Вот то болит, это болит».
М: — То есть, на гражданке все видится в розовом свете.
А:-Да.
М: — А ты, В., не встречал идейных солдат?
В: — Ну, я встречал такое, что идут служить потому, что, если уж служить, так лучше сразу, чем потом Ну, и такие, которым просто некуда было деваться.
А: — Просто не было права выбора.
Р: (мрачно) — А некоторые идут из-за того, что… или в тюрьму, или в армию.
А: (спохватывается) — Да! Таких, кстати, их много. Даже дома — вот те, что уходили раньше меня — они шли в армию, или родители пихали их в армию только для того, чтобы под статью не попасть
М: — А из вас кто-нибудь в армию бы вернулся? Прапорщиком или контрактником, если бы на гражданке, допустим, не срослось?
А: — Не знаю
В: — В такую я бы не пошел
М: — Так а другой-то нет
В: — Значит, пока лучше не станет
А: — Да, я бы тоже.
М: — Пошел бы ты на войну? Если да, то на какую: гражданскую, отечественную, Чечня, Югославия? Мог бы ты представить себя оккупантом? Как относишься к людям, которые посыпают воевать других (депутаты, генералы, президент)?
А: — Ну, насчет того, пошел бы я, если бы мне об атом мне сказали, к примеру, в Чечню или куда еще, когда я отслужил еще 2-3 месяца — может поехал бы, а сейчас уже нет. Сейчас упирался бы руками и ногами как говорится, чтоб никуда не попасть.
М: — А случись гражданская война?
А: — Ну, там бы была уже необходимость какая-то.
В: — Я бы пошел в Чечню. Я хотел пойти в Чечню, перед армией.
А: (спохватывается) — Нет, у меня поначалу были такие мысли ..
М: — Тебе хотелось испытать себя?
В: — Да, я хотел почувствовать всю тяжесть армейскую. А в Югославию я бы не пошел, потому что не знаю, за что там воюют и кто с кем Тем более, что там воюют по-грубому. В Чечне воевали автоматами, а здесь воюют ракетами.
М: — А за что воевали в Чечне? Ты говоришь, что не знаешь, за что воюют в Югославии, а в Чечне — за что?
В: — Туда они ехали с какой целью… Ну, как говорили, — выбить боевиков, криминальный мир Чечни. Потом, как оказалось, что воевали они просто с людьми, которые защищали свою землю.
М: — Но ведь тебя лично это никак не касалось. И ты бы себя, наверняка, в какой-то степени чувствовал бы оккупантом?
В: — Нет. Я бы там служил и, может быть, даже как…
М: — То есть, позиция такая: ты бы знал, что ты оккупант и у тебя бы осознание этого с какими- то внутренними моральными убеждениями в разрез не входило бы. Получается так?
(Долгое молчание, затем удивленные смешки).
М: — А наемником, за деньги, кто-нибудь бы пошел? (Все трое ответили отрицательно).
М: — Отношение к людям, которые бумагу подмахнули и десять тысяч солдат ушло.
В: — Плохо. Может быть, это тоже какой-то необдуманный шаг… с их стороны.
Р: — Денег побольше заработать!
М: — Хорошо. Вопрос: мог бы ты применить силу к другому человеку, и при каких обстоятельствах — самозащита, защита близких, с целью
обогащения? Приходилось ли делать это раньше и изменилась ли ваша позиция в армии?
А: — Ну, в армии она, наверное, не изменилась. Мог бы применить только в случае защиты.
В: — Да, я раньше применял и учился применять силу, разумно И армия, может быть, даже учит, когда ее применять.
М: — Интересно. По-моему, кого учит, а кого и нет. Большинство, на мой взгляд, изменяется в обратную сторону: если была крупица желания применять силу почем зря, то в армии это усугубляется.
А: — Может быть. Но если на гражданке некоторые вопросы можно было решить эффектным словом, то здесь большинство вопросов решается силой. Только силой.
В: — Такие условия… выживания.
М: — Я знаю, что в нашей части в солдатской среде верховодят “даги» — дагестанцы — мафия такая солдатская. Почему такой беспредел?
А: — В большинстве случаев получается как… Например, завязалась ссора какая-то и наехали на дагестанца, то дагестанцы, в большинстве случаев, вступятся за своего, а русские как-то… Если на них, то получается так, что дагестанцы потом толпой на кого-то там, одного, а остальные все видят и сквозь пальцы на это…
В: — Получается так, что на нас начинают давить (понижает голос) вышестоящие начальники: что же вы, русские, вы такие-сякие, а на самом деле они негласно поддерживают такой порядок, потому что видят, что те команд от, им нравится, они видят, что русский не может. Они видят, что те заставляют себя уважать, им нравится эта дисциплина и они их поддерживают. То есть, со стороны наших… офицеров это… одобряется.
А: — Да, это действительно так. И, в общем-то, даже на какие-то должности солдатские ставят дагестанцев — якобы они как бы… могут командовать.
В: (очень тихо) — Даже случай был, когда Аскера Ш. упрашивал подполковник К.
М: -То есть?
В: — Ну… подполковник просил его, чтобы он должность принял, хотя командир полка запрещал.
А: — То есть, были такие случаи, что… почему им такая поблажка есть, именно им, в том плане, что, например, что-нибудь русский сотворит, и его за это наказывают, а им как-то все сходит с рук. И еще есть момент такой, что много русских, которые подстраиваются под дагестанцев.
В: — У них, другое воспитание, другая вера. И они очень себя уважают. По-другому воспитаны. Если у них женщины полы моют, а мужчина в это время что-то другое делает, а у нас мужик дома должен делать все и ему как бы не в падлу помыть посуду, полы там, или еще что-то сделать… постирать, а у них этого нет, у них это врожденное очень сильно. Там другие порядки в семье. И на них это в армии сказывается.
А: — Хотя, кстати, когда их много очень уж в одном коллективе и внутри этого коллетива мало русских, то получается так, что они друг друга начинают подчинять. Я сам этого не видел, но Леха вот рассказывал, что где нот их много…
В: — Они гоняют друг друга.
А: — Да, гонять начинают.
В: — А когда их мало, они объединяются Хотя, подчас на своих родных языках друг друга не понимают.
М: — А вы чувствуете себя ущемленными?
А: — Конечно.
В: — Дома я так, конечно, к ним не относился отрицательно. Ну да — там были Чечня, «все эти чурки”, все такое — но вот так к ним не относился Я в армию шел, думал как Союз давно развалился и их ну никак не может быть. Ну где-то у себя там Говорят, что их больше было и, может, когда развал
Союза произошел, какое-то количество их исчезло…
А: — Не, сейчас их опять стало больше. Когда я начинал служить в нашем полку их было немного. А в ВШМС я их вообще не видел, их не было, и я тоже думал, что их нету здесь. Ну… я просто даже как-то не задумывался над этими вопросами, а сейчас вот поневоле…
(Р. и А. просят разрешения выйти покурить).
М: — В., может от себя что-нибудь скажешь?
В: — Да — то, что об армии ходит много слухов на гражданке, а они в большинстве случаев не соответствуют действительности. Армии не надо бояться. То, что неуставные взаимоотношения и дедовщина… — это все наговорено. На самом деле это просто отношения между военнослужащими Большей частью запугивают еще дома — мамы, бабушки, ну и кто-то еще. А здесь… не так уж тяжело. И не так уже плохо.
М: — То есть, армия все-таки дает положительный жизненный импульс.
В: — Да, дает импульс. Он, может быть, до армии не знал, чем будет заниматься, а сходил в армию, пожил в таких условиях, тяжелых, чего-то был лишен и в этой обстановке… берет ключик к жизни, к стремлению к лучшему
М: — Отношение к офицерам.
В: — Офицеры… делятся на два типа: некоторым офицерам до солдат абсолютно до фени, у них сейчас свои заботы. Во-первых, жизнь тяжелая, семья — как-то надо прокормить… Есть в армии офицеры, которых я уважаю, но их очень мало — офицеры, прапорщики… даже подполковники. Но, в основном, таких единицы. Такие офицеры, действительно, нашу армию могут поднять. Но в большем случае… некоторым уже просто надоело работать на энтузиазме, за шиш. Не за спасибо, а за… благодарность.
М: — А тех, кому до фени — ты их осуждаешь? Или офицер не имеет права устать?
В: — Нет, но он все равно должен относиться к солдату по-человечески, а они привыкли относиться к солдатам, как к… рабам. . Нет, не как к рабам а как к новым рабочим. Таких офицеров я осуждаю. Офицер должен быть офицером.
М: — И ты считаешь, что сейчас в армии с офицерами стало хуже.
В: — Да, и во многом влияет экономическое положение. И политическое тоже.
М — А к офицерам-двухгодичникам как относишься?
В: — Положительно. Потому что, как-то выход все равно надо было найти и вы свой долг отдаете вот таким способом А если бы вы не пошли таким путем, то каким? — откупались бы? Или «мазались»? Так что, это положительная роль, потому что вы… все равно в нашей шкуре, в какой-то степени.
М: — А по отношению к солдатам есть разница — двухгодичник офицер или кадровый?
А: — Кадровые жестче относятся, они более уставные. Вы относитесь как-то… ну, как гражданский человек В какой-то мере.
М: — Сейчас я смотрю, такая тенденция идет, что большинство солдат в полку — местные, из Иркутской области. Опять же, насколько я понял, многие солдаты недовольны тем, что служат рядом с домом. Почему?
В: — Насчет далеко от дома.. Мне это, например, в какой-то степени, помогает. Во-первых, время идет быстрее, во-вторых, я не жду никого, я знаю, что они ну никак не появятся за воротами Я не переживаю, что там может случиться. Я не буду чувствовать ожидания, что кто-то должен приехать, а меня на месте не окажется, да и чувство это — ожидание… Молодому тяжело. Может, ему в какой- то мере и легко, что мама рядом, но он потом почувствует это, когда часто начнет наведываться Или даже семья захочет этого.
А: — То есть, с какой-то стороны, он станет для них обузой.
В: — Обузой, да. Финансовой, психологической. Это на гражданке кажется: если служишь рядом с домом, то будет хорошо. А за кого-то еще и деньги платят — за то, чтобы он служил рядом с домом. Зря
это все.
Май 1999.
ПОСЛЕСЛОВИЕ. Как-то, в самом конце апреля месяца, забирал я из госпиталя солдата. Не своего — чужого, из другой части — всучили в нагрузку. Детина эдакий под два метра ростом, сажень в плечах косая — из иркутской глубинки. В армии несколько месяцев. По-дороге разговорились, он спрашивает меня про Югославию — какая там обстановка. Я что мог рассказал, а потом, в свою очередь, задаю ему вопрос на засыпку — а ты пошел бы добровольцем? Тот не задумываясь ответил — да, пошел бы. “Что, — говорю, — приключений не хватает, или испытать себя захотелось?» “Нет, — отвечает, — просто какая же это армия, если солдат, кроме умения метлой махать и лопатой работать, ничему не учится. Всем этим я мог спокойно дома заниматься». Это он сказал при том, что стрельбы у них — каждую неделю, да не по одному разу. Романтик. Винтовка как продолжение руки…
Сейчас сижу и думаю: как-то он сейчас служит, после распределения по полкам, и сохранился ли у него тот же образ мысли?
Впрочем, вопросы без ответа.
Примечания:
BШMC Высшая Шкала Младшего Состава (учебка).