пролез сквозь бетонную грубу и вышел на некое подобие улицы. В ноги ему кинулся кусок оберточной бумаги, словно перекати-поле гонимый ветром, и с шелестом понесся дальше. С обеих сторон улицы возвышались сооружения случайной конструкции, а в конце — Пирамида из тел старых автомобилей. Свинья счел ее подходящим местом, чтобы поискать рассвет.
Забираясь наверх Пирамиды по горбатой крыше бурундуковозки. Свинья вдруг заметил, что поднимается тут не первым: впадины образовывали ступеньки, покрытые осыпавшейся ржей места вытягивались в тропинку. «И здесь есть жизнь», подумал Свинья, и тут же: «А ведь еще несколько часов назад слово «жизнь» имело совсем другой смысл для меня». Он побоялся подняться на самый верх, и остановился на крыше быкобуса. карнизом выступающего из Пирамиды. Свинья сел лицом к розовеющему горизонту и приготовился увидеть рассвет. На всем лежали мягкие тени и роса предрассветных минут. Нескольких минут покоя в колесе суток.
Никуда не спеша, величественно всходило солнце.
СВИНЬЯ ЗНАКОМИТСЯ С ЖИЗНЬЮ
От созерцания своего первого в жизни рассвета Свинью отвлекла гулкая дробь чьих-то шагов. На быкобус забралось существо, похожее на одичалую собаку серой масти, по впалым бокам оного свисали лоскуты, кое-где скрепленные булавками, лапы украшали кожаные браслеты. Под испытывающим взглядом Свинья очнулся от рассматривания и наугад, чувствуя, что говорит не так, и не зная, как принято говорить среди таких существ, поздоровался:
— Доброе утро. Меня зовут Свинья. Свинья Копилка, вообще-то. А вас?
— Привет. Свин. А меня зовут Тряпочный Волк, можно просто Волк. Как успехи в накоплении? — произнося последние слова. Волк иронично ухмыльнулся. Свинья пожал плечами и ответил:
— Да никак.
— Ты тут ворон, что ли, ждешь?
Свинья не знал, что такое «ждать ворон».
— Скорее — считаю ворон, — сказал он.
Волк не знал, как считают ворон, но в тот момент это его и не интересовало. Перекидываясь фразами с новым знакомым, он вглядывался в дальний лесок над старым кладбищем. Он указал Свинье на него:
— Летят. Пойдем отсюда.
Из леса поднимались черные птицы и, покружив над деревьями, направлялись в сторону свалки. Блестящая молния перерезала солнце, наполняя воздух гортанными криками. Свинью охватила жуть. Он кинулся вслед за Волком, вниз, под защиту нагромождений.
— Идем ко мне, днем лучше не вылезать, сожрать они нас не могут, а порвать запросто — это им приятно, мощь, власть, хотя бы на свалке. Все очень просто, кто не спрятался — мир не виноват. А ты откуда взялся? — Волк стремительно пробирался в джунглях индустриальных отходов.
— Я пришел посмотреть на рассвет…
— А-а.
В этот момент Волк нырнул в бетонную трубу. Свинья последовал за ним и полетел, упал на что-то твердое, брызнули фарфоровые осколки и боль. Свинья сел. судорожно ощупал свое тело, в голове была дыра, а на полу — кусочки розового уха, обведенного позолотой, с синей незабудкой. Ему захотелось плакать, но от слов Волка он тут же забыл это желание.
— Да ты хрупкий! Хорошо еще. что бескровный, тем, кто из мяса и крови, хуже. Вот Гадкий Утенок долго болел и умирал. А он так хотел стать Прекрасным Лебедем, наивный. Еще здесь раньше Дохлая Кошка жила, ей тоже здорово было, ничего с ней не делалось. Ей даже есть не надо было. Правда, она потом усохла в мумию. Но, кажется, этого она и хотела. А сейчас никого не осталось, одни крысы, во всем Квартале только моя нора. Ухо — не беда. Просто нужно будет настелить чего-нибудь мягкого на спусках. Ты не бойся ничего. Зачем постоянно умирать. Смерти и единожды достаточно.
По пути до норы Свинья узнал еще много чего, благодаря манере Волка все считать простым, по крайней мере — называть таковым, и разговаривать, словно с самим собой.
Они шли бетонным коридором, кое-где сужающимся до лаза…
Продолжение следует